— Вообще-то, вовлекать в подобные дела гражданских не самая лучшая идея, — укоризненно высказал мне своё «фи» безопасник.
— А его никто и не собирался дёргать, — возразил я Волченкову. — А то, что призрак в эту квартиру приперся, не больше, чем стечение обстоятельств.
— Ну-ну, — недоверчиво покрутил головой Леонид, но не стал продолжать пикировку, а предложил предельно деловым голосом. — Расскажите мне подробно, кто и когда к вам приходил. Нужно четко понимать, с чем именно мы столкнулись.
Рассказ много времени не занял, а если бы не регулярные матерные восклицания Костяна, то мог бы оказаться ещё короче.
— Да это же просто треш какой-то, — наконец обрёл Кузнечик возможность разговаривать цензурными словами. — Ну и что мне теперь делать? Ещё немного и я окажусь в психушке. Жил себе спокойно и совершенно не собирался становиться охотником на оборотней с вампирами.
— Уважаемый, вы что? Искренне надеетесь, что в психушке нет представителей нечисти? — устало спросил Леонид. Судя по его тону, подобная реакция обывателей на столкновение с потусторонним была ему не в новинку. — Вам уже некуда деваться, просто примите происходящее, как факт, и не переживайте! А ещё лучше, просто попытайтесь об этом забыть… Представьте, что это был плохой сон и ничего больше. Если вы больше не собираетесь звать в гости вот этих двух авантюристов, то скорей всего и встреч с потусторонним вам больше ожидать не стоит. Но, на всякий пожарный, я всё-таки оставлю вам свой телефон, так что сильно не переживайте!
Костян посмотрел на него начинающим мутнеть от выпитого взглядом, а затем целенаправленно направился на кухню за добавкой. Судя по всему, услышанное и увиденное нравилось ему всё меньше.
Леонид грустно посмотрел ему вслед, а затем перевёл взгляд на нас с Мироном.
— Вот именно поэтому я считаю, что привлекать гражданских нецелесообразно и даже вредно, — скривил он грустную гримасу на лице. — Душа другого человека всегда потёмки, а как поведёт себя его психика при встрече с потусторонним, вообще предсказать невозможно. Зачем было показывать ему призрака?
— Ты так говоришь, как будто он нас спрашивал! — возмутился Мирон. — Этот призрак фашиста явился и без предупреждения начал душить Костяна. Скажи спасибо, что Андрюха вообще вовремя услышал, что происходит.
— Какого фашиста? — округлились глаза Волченкова. — Вы ж про хозяина усадьбы рассказывали…
— А вот представь себе, капитан, — пьяно ухмыльнулся вернувшийся с кухни Кузнечик. — У меня не хата, а проходной двор! То одна нечисть появится, то другую х… принесёт!
Дальше Костян опять начал грязно материться, параллельно пытаясь попасть в рот незажжённой сигаретой, но постоянно промахивался. Плюнув на все, я закурил сам, а потом вставил фильтр в губы приятелю.
Кузнечик пару раз глубоко затянулся, затем как-то всхлипнул и закашлялся. Затушив бычок в недопитой кружке, он обвёл нашу троицу мутным взглядом.
— Если честно, так страшно, что хочется повеситься, — вдруг вымолвил пьяный Костян. — И никакой жизни в вечном страхе… Хлоп и всё закончилось.
— Не советую, — авторитетно заявил Мирон. — Видок у повешенных тот ещё, плюс ко всему ты гарантированно обмочишься и обосрёшься… Вот и надо оно тебе в таком виде уходить в лучший мир?
— Я этого не увижу, — запальчиво возразил Кузнечик. — И будем надеяться, что там наверху войдут в положение и не обратят внимания на мои мокрые портки.
Он кашлянул и попытался пропеть «Лучшее, конечно, впереди!». Получилось, правды ради, так себе.
Не знаю, тренирует ли голосовые связки Кузнечик в караоке, но стучать по груше у него получается явно лучше, чем петь! Будем честны, у кого угодно получится лучше, чем вот это насквозь фальшивое блеяние.
— Во-первых, ещё не факт, что тот мир лучший, — вкрадчиво поправил Костяна Леонид. — А, во-вторых, у самоубийц судьба после смерти более, чем незавидная. Это тот самый случай, когда мертвые завидуют живым. Скорей всего, душа попадёт в услужение какой-нибудь ведьме или ведьмаку, и будет на положении бесправного слуги метаться, исполняя чужую волю.
Волченков глубоко вздохнул, а потом произнёс медленно и торжественно:
— Человек только тем и отличается от слизи, что имеет мужество жить! В любых обстоятельствах! Чтобы с ним не происходило!
— Ну, знаешь ли, — возмутился я. — Жить тоже можно по-разному. Одно дело, когда есть возможность что-то изменить в своей судьбе и совсем другое, когда ты скован по рукам и ногам. Бывают обстоятельства, когда ты, например, в плену и физически не способен один победить всех своих конвоиров! И что ты предлагаешь, цепляться за рабское существование?
— Жестокий пример, но я отвечу! — лицо Леонида закаменело, а от взгляда стало горячо. — Можно умереть в борьбе, а можно покорно идти на заклание, продлевая существование ещё ненадолго. Мы же сейчас говорим совсем о другой ситуации! Твоего друга никто не брал в плен, он сам, добровольно, говорит о суициде! Вот именно такие мысли вредны и недопустимы!
Я открыл рот, желая всё-таки доказать неправоту безопасника, но он остановил меня взмахом руки.
— Вешаться или нет — дело твоего товарища! У меня есть мнение, я его озвучил и не желаю продолжать эту тему! Тем более ругаться из-за неё! Договорились?
Я нехотя кивнул, рядом захлопнул рот Мирон, видимо, планировавший вставить и свои пять копеек. Нет, глобально Леонид прав, отрицать это сложно. Но только глобально, обстоятельства бывают разные и примеров этому масса.
Хотя все-равно лучше дальше не спорить, тема вправду и слишком мрачная, и слишком философская. Мы с Волченковым слишком разные и я не знаю будем ли когда-нибудь смотреть на эту жизнь одинаково.
Будем надеяться, что никому из нас такой моральный выбор, как мы только что обсуждали, никогда делать не придется. А вот за Костяном последить всё-таки надо, да повнимательнее. Сейчас то он под влиянием алкоголя словами бросается, а вот если завтра вдруг перемкнёт его?
Мирон сориентировался раньше меня. Кузнечика уже повело, поэтому уложить его в постель не составило большого труда. Костян поначалу пытался сопротивляться, но быстро сдался, бормоча что-то про прекрасную жизнь, которая была у него совсем недавно.
В этот момент я пересказывал Леониду события последних дней, которых, к моему удивлению, оказалось безумно много. Умолчал только о встрече с дедом Василием, не стоит капитану знать, с кем ещё я знаком в Калининграде. Особенно, учитывая его отношение к оборотням…
Волченков слушал меня молча, не перебивая и не отводя внимательный взгляд.
От его пронзительного, как рентген-аппарат, взора опять возникло чувство неловкости. Такое ощущение, что я в чём-то провинился и сейчас вынужден оправдываться, как школьник перед директором школы.
— Да уж, — вздохнул Волченков, когда я закончил свой рассказ. — Ну и наворотили вы, конечно.
— Ничего мы не воротили, — возразил ему я. — Наоборот, можно сказать просто плывем по течению, едва успевая отбиваться от новых вводных.
— Ага, подобное липнет к подобному, — съязвил Леонид, но, заметив мой сверкнувший взгляд, тут же сдал назад. — Извини, не подумал… Сгоряча ляпнул.
— Всё! — вернувшийся в комнату Мирон был деловит и собран. — Костян спит аки младенец. Давайте по быстренькому вопрос с этим призраком закроем и баиньки! Какая-то чересчур суетная поездка получается.
— По быстренькому… — хмыкнул Волченков. — Как бы нам самих там не похоронили! Дело предстоит не очень простое, поэтому мне и нужна ваша помощь.
Мирон изобразил на лице сложную пантомиму, что-то из серии «И не такие дела заваливали, подумаешь, от призрака по шее огрести», но капитан уже настроился на рабочую волну и не обратил на этот спектакль никакого внимания.
— Я сегодня нашел немного информации по этой самой усадьбе, — рассказывал тем временем Леонид. — Судя по всему, к вам в гости заглянул Фридрих, третий сын Гейнца, что тащил на себе лямку управления майоратом долгих двадцать семь лет и надо признать достаточно преуспел в этом. Именно при нем были построены новые конюшни и дома для работников, а имение начало приносить устойчивую прибыль.
— Не-не-не, подожди! — воскликнул Мирон. — Какой третий сын? Призрак сказал, что он правил майоратом, соответственно, он должен был быть наследником.
— А он и стал наследником, — согласно кивнул Леонид. — Просто чуть-чуть позже. Сейчас сложно утверждать что-либо однозначно, но, судя по всему, Фридрих был не очень доволен своим положением третьего сына.
— А почему? — не удержался от вопроса любознательный Мирон. — Ему планировали отписать слишком маленькое наследство?
— Вообще никакого, — пояснил Леонид. — Средние века — времена достаточно сложные. На что-то серьёзное мог претендовать только старший сын, как гордость и опора, надежда на продолжение рода. Все остальные при дележке наследства могли рассчитывать лишь на меч, коня да кошель с монетами, но и то, подобный расклад уже можно было считать большой удачей.
— Ну меч и конь по тем временам тоже не мелочь, — возразил я Волченкову, причем скорей всего не истины ради, а просто из вредности.
— Может быть и так, — снова кивнул Леонид, не замечая подначки, — но факт остается фактом. Дворяне в те времена не сильно думали о будущем своих детей, да и беременность могла наступить абсолютно в любое время. Иные отцы младенцев в силу старости не могли детей в руках удержать, где уж думать о том, какое наследство им оставить.
— Я слышал, что если сын мог ещё рассчитывать на самостоятельность, то у девочек судьба была гораздо менее завидной, — решил и я немного похвастаться своей образованностью. — Их в то время рассматривали исключительно как товар для продажи, вернее удачной женитьбы.
— А если девка страшная уродилась? — заинтересовался Мирон.
— Значит не повезло девке, утопят её, — сухо заметил Леонид. — Но мы отвлеклись от темы. Судя по той информации, которую мне удалось получить, Фридрих решил немного подправить несправедливость судьбы и избавился от более удачливых родственников. Проще говоря, сначала при непонятных обстоятельствах погибли его два старших брата, а потом пришёл и батюшкин черед покинуть грешную землю, и наш герой стал правителем майората.