– Ну Ванька, – погрозил сир Марк приятелю кулаком, – не вздумай шутки шутить! Здесь тебе не театр, а гекатонхейрам ты на один зуб.
Морава совету внял и перебрался через пропасть без приключений, но ступив на твердую землю, он все-таки не совладал с любопытством и бросил взгляд в пропасть. Однако мы с Марком были готовы к такому обороту дела и успели подхватить падающего драматурга и оттащили его от края чудовищной пропасти.
– Чтоб ты провалился, Ираклий! – не на шутку рассердился Ключевский. – Сколько раз тебя надо предупреждать?
– Какой ужас! – только и сумел вымолвить драматург.
– Зрелище не для слабонервных, – согласился с ним Марк.
Стоять у края пропасти было глупо, а потому нам ничего другого не оставалось, как продолжить путешествие по подземному лабиринту. Причем мне показалось, что я однажды был то ли в этой, то ли в подобной пещере. А навели меня на эту мысль черепа, пялившие на нас свои пустые глазницы.
– Кажется, это убежище дедушки Велеса, – сказал я своим спутникам. – Здесь находится его трон.
– Скромно жил твой предок, – криво усмехнулся Морава, испуганно оглядывая усыпанный костями пол. – Стоило становиться богом, чтобы проводить жизнь в таком жутком месте.
Я оказался прав, мы не прошли и ста метров, как очутились у подножья трона. Того самого, на котором сидел мой дед. В десяти шагах я увидел знакомый череп мастодонта, служивший в прошлый раз мне в качестве табурета. Трон был пуст, если, конечно, не считать лежащего на нем черепа.
– Это что намек? – спросил Морава, кося на меня хитрым глазом.
– Череп хрустальный, – определил Ключевский, подходя вплотную к трону. – По-моему, Чарнота, ты можешь им воспользоваться.
Хрустальные черепа не были для нас в диковинку, поэтому я взял в руки этот новый дар ушедшего в нирвану деда без душевного трепета. Заглянув в пустые глазницы, я обнаружил дверь, которая тут же распахнулась, стоило мне сделать шаг по направлению к ней.
– Вот это я понимаю хоромы! – аж прицокнул языком от восхищения Морава.
Хоромы действительно были на заглядение. Вся виденная нами до сих пор роскошь российских олигархов и атлантических царей блекла перед убранством божьего жилища. Стены огромного зала, в котором мы очутились, были усыпаны драгоценными камнями так густо, что под ними не видно было основы. Сделанные из какого-то прозрачного материала столы сплошь были заставлены золотой посудой. Причем золотые блюда не пустовали, на них дымились и источали аромат различные яства, а серебряные, украшенные крупными изумрудами, кубки были до краев наполнены янтарным вином. Зато расставленные там и сям кресла и стулья, обтянутые золотистой материей ничем не уступали лучшим образцам современного мебельного искусства.
– Живут же люди, – завистливо протянул Каменюкин.
– Это не люди так живут, а боги, – поправил его Ираклий Морава, без раздумий беря с ближайшего блюда кусок мяса. – Тебе эта участь не грозит, Леха.
– А не отравимся? – не рискнул сразу последовать примеру драматурга Василий.
– Еще чего, – возмутился Морава, запивая мясо вином. – Продукт первосортный. Фирма гарантирует качество.
– Твоя фирма и циклопу качество гарантировала, – обиделся Каменюкин. – И где сейчас тот циклоп.
– Вот темнота, – покачал головой Морава. – Ну не дорос твой циклоп до нашего российского деликатеса. Да и что взять с доисторического монстра, обиженного богами и судьбою. Ешь, примат, боги угощают.
– Какой еще примат?! – обиделся Каменюкин. – А ты сам-то кто?
– Я человек, тот самый, который звучит гордо, и не надо путать меня с циклопом.
Каменюкин не выдержал искушения. Махнув рукой, он принялся потреблять кушанья в больших количествах, что однако никак не сказалось на изобилии предложенного нам стола. Вместо взятого с золотого блюда куска мяса тут же появлялся новый, точно такой же, икра вообще не убывала, сколько не черпай ее ложками, а опустошенные кубки тут же наполнялись вином. Каменюкин ахал, охал, но остановиться никак не мог.
– Оттащите его от стола, – посоветовал Боря Мащенко, – пока он окончательно не упился.
Увы, совет запоздал. Потребивший по меньшей мере литра три отличного сухого вина Каменюкин пал жертвой своей жадности раньше, чем мы успели вмешаться в процесс. Пал в буквальном смысле, так что нам с Марком пришлось оттащить его на кушетку и оставить там наедине с потребленными продуктами. Ираклий Морава, расположившийся в кресле с кубком в руке, с укоризной взирал на своего нерадивого ученика. Сам он был почти трезв и настроен философски.
– Все-таки, мужики, в смысле господа, приходится с прискорбием признать, что наш мир нисколько не лучше загробного. А возможно и уступает ему по многим параметрам. И если бы мне сейчас предложили несколько десятков гурий, то я, пожалуй, не отказался бы.
– А разве вы мусульманин, Морава? – удивился Крафт.
– Пока нет, но, возможно, мне как атеисту сделают скидку.
Увы, гурий мы так и не дождались. Да и какие могут быть гурии в аду? Все-таки даже в претензиях к потустороннему миру надо же соблюдать чувство меры. Наш с Ираклием Моравой спор по поводу несовершенства человеческой природы был прерван появлением встревоженного Василия, вздумавшего побродить по чужим хоромам и присмотреться к обстановке. На капитане не было лица, в переносном, конечно, смысле.
– Там гроб, – объяснил он нам свое состояние.
– Где там? – не понял коллегу Михаил.
– В соседней комнате.
Нам ничего другого не оставалось, как прервать отдохновение и направиться к гробу, который компетентный товарищ отыскал в месте вроде бы не предназначенном для захоронений. Тем не менее гроб был, тут Василий не ошибся. Он висел, покачиваясь на золотых цепях, прикрепленных к четырем столбам из серебристого металла. Гроб был хрустальный. Во всяком случае, мы очень хорошо видели лежащую там прекрасную девушку, облаченную в роскошное платье из златотканой парчи.
– Да это Марья Моревна! – воскликнул Ключевский и был, по-моему, совершенно прав. У меня практически не было сомнений в том, кто мог ее сюда поместить. Сделать это могла только богиня Макошь, она же Натали де Перрон, она же жрица Светлана. Скорее всего, у этой особы был свободный доступ в подземные хоромы дедушки Велеса.
– Она что же, умерла? – спросил потрясенный Боря Мащенко.
– С чего бы это ей умирать, – пожал плечами Морава. – Согласно древним преданиям в хрустальные гробы помещали исключительно особ королевской или царской крови, которые немедленно воскресали, когда какой-нибудь знатный жених возникал на пороге.
Драматург был прав. Девушка действительно выглядела скорее спящей, чем умершей. Во всяком случае, таких румяных щек у покойниц не бывает. А что касается жениха, то он действительно в любой момент мог здесь объявиться с весьма печальными для человечества последствиями.
Недоверчивый Михаил подошел к хрустальному гробу и постучал по нему рукоятью пистолета. Если он пытался таким образом разбудить спящую красавицу, то напрасно. Тут нужен был царевич или королевич, а Михаил, насколько я знаю, коронованными предками похвастаться не мог. Кроме того, он был давно женатым человеком. Словом, с какой стороны не посмотри – жених сомнительный. Немудрено, что Марья Моревна в ответ на все его усилия даже не шевельнулась.
– Я значит, плебей, а этот ваш Аполлон Гиперборейский аристократ, – обиделся майор. – А между прочим, генетическая экспертиза подтвердила, что он является отпрыском гражданина Чарноты Вадима Всеволодовича с точностью до девяносто семи процентов.
– Так Чарнота у нас бог и сын гиперборейского царя, – напомнил компетентному товарищу Боря Мащенко.
– А где вещественные доказательства? Где документы, подтверждающие высокое происхождение? Этак любой и каждый может назвать себя царем и богом.
– А хрустальный гроб чем тебе не доказательство? – удивился Ираклий. – Ты же его не открыл, а Аполлоша, уверяю тебя, сделает это одним мановением руки.
– И что за этим последует?
– Вероятно, конец света, – пожал плечами Морава.
– Вот, – поднял палец к потолку гробницы Михаил. – Поэтому я предлагаю, либо разбудить спящую красавицу, либо доставить ее прямо в гробу нашим экспертам, которые, надо полагать, сумеют и ящик вскрыть и спящую разбудить. Приступайте, товарищ капитан.
Я был абсолютно уверен, что дело компетентные товарищи затеяли зряшное, но препятствий им в служебном рвении не чинил. Сначала Михаил с Василием попытались вскрыть хрустальный гроб, потом разбить его, но их усилия не увенчались успехом. Гроб не удалось ни разбить, ни даже поцарапать. После чего раззадоренные чекисты принялись за золотые цепи и металлические столбы. Увы, их героические усилия ни к чему не привели, не помогла им даже помощь бизнесмена Мащенко и драматурга Моравы.
– Инструмент нужен, – сказал запыхавшийся Ираклий. – Голыми руками здесь ничего не сделаешь.
– А где ты возьмешь этот инструмент? – усмехнулся Марк.
– Надо искать, – отозвался драматург и направился в угол склепа. – Что я говорил! Смотрите какая классная железяка.
Классная железяка оказалась мечом, да к тому же волшебным. Собственно, это был мой Экскалибур, который я оставил в багажнике машины, стоящей на одной из московских улиц. Каким образом забытый меч оказался в хоромах дедушки Велеса можно было только догадываться, но, тем не менее, это был он. Однако прежде чем я успел заявить права на утерянную собственность, легкомысленный драматург не нашел ничего лучше, чем рубануть Экскалибуром по золотой цепи. Последствия были чудовищными. Невесть откуда взявшийся электрический разряд едва не испепелил святотатца. Во всяком случае, одежда на драматурге точно задымилась, а волосы встали дыбом. После чего он рухнул на пол и остался лежать в полной неподвижности.
– Допрыгались, – зловеще выдохнул Крафт. – Теперь и этого хоронить придется.
Ираклий Морава был однако жив, во всяком случае дышал. Мы осторожно подняли его с пола и перенесли на кушетку. Привести в чувство нам его не удалось, хотя мы и приложили к этому максимум стараний.