Я не ошибся.
Жалел ли я о своем решении? Все десять лет, проведенные на Колыме, — да, жалел. Сейчас, доживая дни в Берлине, я даже не знаю, что об этом думать. Россия переделала меня. Отобрала старую жизнь, втоптав ее в грязь, разорвав в клочья, и вручила новую, небрежно закутанную в рваную телогрейку. Мол, держи — чем богаты, тем и рады, как говорят русские.
То, что происходило на станции Калинова Яма, вывернуло меня наизнанку.
ВЫПИСКА
из протокола допроса подозреваемой
в сотрудничестве с германской разведкой Фёдоровой Анны Алексеевны от 4 августа 1941 года
Вопрос. Когда вы познакомились с Олегом Сафоновым?
Ответ. В ноябре прошлого года, когда он пришел к нам в отдел культуры.
Вопрос. Вы не заметили ничего странного или подозрительного в его поведении, в его речи?
Ответ. Обычный мужчина. Немного затворник, мало рассказывал о своей жизни, но это нормально.
Вопрос. Вы общались с ним вне работы?
Ответ. Разумеется. Иногда мы вместе ходили обедать, иногда ужинали, иногда он провожал меня до остановки.
Вопрос. Он когда‐нибудь бывал у вас в гостях?
Ответ. Да, я приглашала его попить кофе и посмотреть на кошку.
Вопрос. Ваши внерабочие отношения не перерастали во что‐то большее?
Ответ. Нет, у меня был жених.
Вопрос. Был?
Ответ. Именно что был! Представляете себе, он сказал мне, что я похожа на кустодиевскую барышню! Я что, толстая?
Вопрос. Нет, но это не имеет отношения к нашему делу. Итак, вы общались с Сафоновым. Он рассказывал вам что‐нибудь об инциденте в Тегеране? О том, как потерял документы и обратился в советское посольство?
Ответ. Рассказывал. Что его избили в переулке, забрали бумажник. Говорит, что сам момент нападения помнил очень плохо.
Вопрос. Он рассказывал что‐нибудь о своей жизни до инцидента в Тегеране?
Ответ. Да, говорил, что родился и вырос в Оренбурге, потом жил в Ленинграде.
Вопрос. И у вас не возникало никаких подозрений? Коллеги не считали его странным?
Ответ. Вы спрашиваете, не считали ли журналиста странным? Слушайте, мы все иногда бываем очень странными. Помню, товарищ Костевич как‐то смеялся над ним и шутил, что Сафонову нужен отдельный кабинет с кактусом…
Вопрос. Почему с кактусом?
Ответ. Потому что с кактусом. У Тараса Васильевича иногда странное чувство юмора.
Вопрос. Хорошо. Может быть, с кем‐нибудь из коллег у Сафонова были споры или разногласия?
Ответ. У нас всегда бывают споры и разногласия. Мы журналисты. Мы вечно спорим.
Вопрос. И все‐таки. Может быть, он был кому‐то неприятен?
Ответ. Точно нет. Сафонов в общении всегда был очень обаятелен. С любым умел найти общий язык…
Вопрос. Это профессиональное.
Ответ. Теперь‐то знаю. Поверить не могу.
Ж/д станция Калинова Яма, 17 июня 1941 года
Гельмут открыл глаза. Над ним стоял все так же улыбающийся проводник.
— Мы подъезжаем к станции Калинова Яма, — повторил он. — Вы просили разбудить.
На столе, как и прежде, подстаканник, блюдце с бутербродом, бутылка воды и небрежно разбросанная сдача.
— Да, конечно, — проговорил Гельмут, чувствуя неприятную тяжесть в голове и морщась от дневного света.
Когда проводник ушел, он сел на край дивана и схватился за голову. За окном было все так же солнечно, деревья, поля и луга проплывали все медленнее — поезд замедлял ход.
«Что за чертовщина, а?» — подумал Гельмут.
Он взял подстаканник, сделал пару глотков и вдруг с яростью швырнул его в стену напротив. Стекло разбилось на мелкие осколки, чай залил соседний диван, забрызгал стол и ковер на полу.
Станция Калинова Яма снова выглядела по-другому. На этот раз она предстала в виде монументального двухэтажного здания из серого камня и чем-то напоминала средневековые готические соборы — с поправкой на размеры. Над входом, обозначенным декорированной аркой, висел барельеф со сценами из жизни рабочих и крестьян, а чуть ниже строгим шрифтом было написано: «КАЛИНОВА ЯМА. 1934 г.».
Возле входа неспешно прогуливались два милиционера в белых гимнастерках, оба высокие и стройные. Площадь перед вокзалом уложена брусчаткой, чистой и сияющей, будто по ней только что проехала поливальная машина. Возле роскошной клумбы с тюльпанами на скамейке сидел мужчина в синей рубашке и серой кепке. Он читал газету. Рядом с ним стоял чемодан.
Снова связной Юрьев. Взглянув на приближающийся поезд, он сложил газету и встал со скамейки.
Гельмут не сомневался, что это очередной сон. Отвернувшись от окна, он вновь посмотрел на стол: стакан с чаем стоял целый и невредимый. В этот момент что-то дернулось в его голове, изображение слегка поплыло, а поезд остановился и замер на месте.
Когда Гельмут сошел на платформу, Юрьев уже стоял возле выхода из вагона. Он улыбался.
— Что все это значит? — спросил Гельмут, даже не поздоровавшись.
— Давайте хотя бы присядем, — предложил Юрьев.
Они сели на скамейку. В жарком воздухе пахло рельсами, в голове опять гудело. Гельмут заметил вдруг, что он сидит в пиджаке, хотя из поезда он вышел только в рубашке и брюках.
— Попали вы в передрягу, — протянул Юрьев.
— Есть такое, — буркнул Гельмут. — И что все это значит?
— Понятия не имею. Сами что об этом думаете?
— Я не знаю, что думать. Я в некотором замешательстве. — Гельмут зажмурился, а затем вновь открыл глаза в надежде, будто что-то изменится. Все выглядело так же, как раньше.
Все выглядело реальным — станция, жара, голос Юрьева, капли пота на лбу. Гельмут поймал себя на том, что когда он размышляет о природе своего сна, у него начинает кружиться голова, а все окружающие предметы расплываются, и по телу проходит едва заметная судорога. Может быть, лучше вообще не думать, что это сон?
— Может быть, я умер? — предположил вдруг Гельмут.
— Глупости, — ответил Юрьев, небрежно закусив папиросу и копаясь в карманах в поисках спичек. — С другой стороны, если смерть называют вечным сном, то, наверное, сон — это маленькая смерть. Что делать-то собираетесь?
— Я не знаю.
— Мой вам совет: расслабьтесь и попробуйте получать удовольствие. Вы здесь надолго. Верить здесь нельзя никому. Только мне — потому что я ваш друг.
Юрьев немного подумал и затем добавил:
— Впрочем, мне верить тоже не стоит. В конце концов, это сейчас вы думаете, что все это сон.
— А это не сон? — Гельмуту захотелось прямо сейчас задушить Юрьева голыми руками, чтобы проверить.
— Все зависит от вас. — Юрьев наконец-то нашел спички и закурил. — Вы здесь одновременно хозяин и раб. Просто уже через минуту вы забудете, что это сон.
— Бред какой-то.
— Да, бред, — согласился Юрьев. — Что ж поделать.
— Как я могу забыть, что это сон, если здесь все время происходит всякая чертовщина?
— Очень просто. Хотите папиросу?
— Да, спасибо.
Гельмут вытащил папиросу из протянутой пачки, чиркнул спичкой, закурил, откинулся на спинку скамейки.
Два стройных милиционера все так же лениво расхаживали возле входа и синхронно зевали. Из соседнего вагона вышел перекурить мужчина в бежевом плаще. И как ему не жарко?
— И все-таки давайте о деле, — сказал Гельмут, докурив. — Передатчик и шифр у вас с собой?
— Разумеется. Пойдемте, я покажу вам все. Это недалеко, успеем до отправления.
— Я не вернусь в поезд. О причинах расскажу позже. Мне надо будет, чтобы вы отправили сообщение в Центр.
Юрьев удивленно посмотрел на него.
— Что ж, как скажете. Тогда пойдемте.
Они прошли через здание вокзала, которое внутри казалось выше, чем снаружи. Под сводчатым потолком в потоке света, выбивающегося из круглого фасадного окна, летал воробей. За кассой дремала сонная старуха, и муха билась о стекло, и Гельмуту опять показалось, будто он где-то это видел. В зале ожидания было почти пусто, только на скамейке возле стены прикорнул седобородый старик в грязной рубахе. У его ног лежала собака.
Городок оказался не таким захолустным, как представлялось. По крайней мере, здесь были не только деревянные дома. На площади напротив вокзала высилось трехэтажное здание из желтого камня — видимо, администрация. Справа стояла обшарпанная двухэтажка из красного кирпича, с грубыми квадратными колоннами и разбитым окном возле входа.
— Это гостиница, нам туда, — сказал Юрьев. — Выглядит не ахти, да и городок сам, как видите, не лучшим образом сохранился.
Действительно, камни на брусчатой площади поросли мхом, выгоревшая желтая трава пробивалась через расщелины, легкий ветерок волочил по земле обрывки газет. Было слышно, как где-то скрипит несмазанная калитка. На крыльцо здания администрации села ворона, деловито повертела головой по сторонам, взмахнула крыльями, трижды каркнула и взлетела.
Они прошли в вестибюль гостиницы, если его можно было так назвать. Здесь было прохладно и темно, противно жужжали мухи. Заведующий за стойкой хмуро кивнул Юрьеву и недоверчиво поглядел на Гельмута.
— Это свой, — сказал Юрьев.
Заведующий вновь кивнул и принялся рассматривать свои бумаги, не обращая больше на гостей никакого внимания. Юрьев кивнул Гельмуту на лестницу, ведущую наверх.
— Мой номер на втором этаже. Там все, что нужно.
Что именно нужно, Гельмут так и не понял, да и не собирался задаваться этим вопросом. В ушах опять зашумело, перед глазами поплыли разноцветные пятна, он вдруг пошатнулся и оперся рукой о стену, чтобы не упасть.
— С вами все в порядке? Вы выглядите нездоровым, — поднял брови заведующий.
— Все в порядке, да, — ответил Гельмут через пару секунд, придя в себя.
Они поднялись по лестнице. Номер Юрьева располагался в самом конце коридора, возле узкого окна, больше похожего на крепостную бойницу. Связной провернул ключ в замочной скважине и потянул дверь на себя.
Из номера потянуло холодом и запахом плесени.
— Здесь до