г раскрылся, дело постарались поскорее замять, отправив даму сначала в Бастилию, а потом в глухой монастырь, где она и скончалась. Обманом вытягивала из королевы деньги и чета Гупиль: каждый раз, когда супруг-полицейский обнаруживал тираж листовок, направленных против ее величества, супруга, исполнявшая обязанности чтицы, сообщала об этом королеве и получала особое вознаграждение. А через некоторое время обнаружилось, что листовки сочинял и печатал сам инспектор Гупиль… Темная личность, авантюристка Франсуаза Вальдбург-Фроберг также изрядно скомпрометировала королеву, хвастаясь ее особым доверием…1
Каждый раз мошеннические проделки старались скрыть, но слухи о них, а особенно о растратах упорно просачивались за пределы дворца, так что в глазах общества афера с ожерельем явилась очередным подтверждением расточительности двора. Виновницей во всех случаях считали королеву: если бы она не тратила так много и с такой легкостью, кто бы стал верить каждому клочку бумаги, на котором нацарапано ее имя?
Кто на этот раз подделал почерк ее величества? Ювелиры поведали Бретейлю, что посредницей между ними и королевой выступала графиня де Ла Мотт-Валуа из близкого окружения Марии-Антуанетты; она пообещала уговорить королеву приобрести ожерелье, а потом пришла и сказала, что королева согласна, однако хочет провести сделку в тайне и в качестве посредника выбирает Рогана. Но — о ужас! — накануне дня платежа мадам Ла Мотт заявила, что ее величество отказывается оплатить покупку, и тогда они решили сами припасть к стопам королевы…
Жанна де Ла Мотт (1756–1791), происходившая (через графов Сен-Реми) по прямой линии от короля Генриха II, точнее, от одного из его бастардов, и имевшая право претендовать на фамилию Валуа, выросла в нищете, в которую вверг семейство ее отец, спившийся барон де Сен-Реми. Встретившаяся на пути юного создания сердобольная мадам де Буленвилье прониклась жалостью к девочке, в жилах которой текла капля королевской крови, и поместила ее на воспитание в монастырь, откуда та сбежала, когда настоятельница принялась активно уговаривать ее принять постриг. В то время Жанне исполнилось двадцать три года. Не будучи красавицей, она отличалась известным очарованием: черные волосы, голубые глаза под черными изогнутыми бровями, аристократически удлиненное лицо, несколько крупноватый рот, великолепные жемчужные зубы, маленькие изящные руки и ноги, рост средний, фигура гибкая. Несмотря на хрупкую внешность, Жанна обладала железной волей, изобретательностью и беспринципностью. Судя по всему, в детстве она не верила, что действительно происходит из королевского рода, но бумагу, оставленную отцом, скончавшимся на больничной койке для бедных, бережно хранила. Мадам де Буленвилье показала бумагу д’Озье, главному генеалогисту королевства, и тот подтвердил происхождение Жанны. С этой минуты у девушки появилась цель: вернуть некогда принадлежавшие семье владения в городке Бар-сюр-Об и занять достойное место при дворе. Для этого она была готова на все.
Прежде чем выйти замуж за королевского жандарма Никола де Ла Мотта, Жанна сменила нескольких знатных любовников, каждый из которых был ей чем-то полезен. Не слишком образованный Ла Мотт устраивал Жанну: он не ревновал супругу, а когда речь заходила о деньгах, с готовностью внимал ее советам. В Саверне, где Жанна упала в объятия кардинала, она выхлопотала для мужа синекуру, позволившую ему приписать к своему имени титул графа, и стала именовать себя графиней. Получив от кардинала всё возможное на тот час, супруги Ла Мотт отбыли из Саверна в Париж, где сняли крошечный угол. Вместе с ними в столицу прибыл Ретоде Виллет, новый любовник Жанны, сумевший прекрасно найти общий язык с ее супругом. Рето был образован, обладал недурным голосом и умел виртуозно подделывать почерк. Еще Жанна сняла комнатушку в Версале, на площади Дофина, поближе к дворцу, куда и начала ходить едва ли не каждый день. Двери дворца были открыты для всех прилично одетых людей, и вскоре Жанна подробно изучила царившие там нравы и порядки и знала каждый уголок сада.
Джузеппе Бальзамо, граф Калиостро. 1785 г.
«Письмо с печатью» (lettre de cachet), подписанное бароном де Бретейлем, на основании которого был арестован Калиостро
Барон де Бретейль (1730—1807), министр Королевского дома
«Когда требовалось подписать протокол допроса, магистр делал росчерк “граф де Калиостро”, а протоколист зачеркивал графский титул…»
Печать великого Кофты
Шарль Тевено де Моранд (1741—1805)
Дом в Бьенне, в котором чета Бальзамо-Калиостро поселилась вместе с четой Лутербург
Английская карикатура на Калиостро-масона
Художник Филипп Лутербург (1740—1812)
Рим, церковь Санта-Мария-сопра-Минерва, на паперти которой по приказу суда инквизиции Калиостро отрекся от ереси
Рим, замок Сант-Анджело
Папа Пий VI (1775—1779)
Вход в камеру Калиостро в замке Сант-Анджело
Обложка рукописной книги «Святейшая Тринософия», авторство которой иногда приписывают Калиостро
Кардинал Франческо Саверио де Дзелада (1717—1801)
Крепость Сан-Лео
Внутренний двор крепости Сан-Лео
Калиостро поднимают в корзине в крепость Сан-Лео.
Рисунок того времени
Граф Семпронио Семпрони, комендант крепости Сан-Лео
В музее крепости Сан-Лео под этим портретом стоит подпись: «Калиостро», но кто и когда увидел графа таким?..
Железные маски для запугивания и пыток узников инквизиции.
Музей крепости Сан-Лео
Железная клетка для непокорных узников инквизиции.
Музей крепости Сан-Лео
Камера Сокровищница (Tesoro) в крепости Сан-Лео
Камера Колодец (Rozzetto)
Люк в потолке камеры Колодец
Свидетельство о смерти Бальзамо-Калиостро
Скамья в камере Колодец, где скончался Бальзамо-Калиостро и куда нынешние поклонники Великого Кофты приносят цветы
Подготовившись, Жанна симулировала обморок в покоях принцессы Елизаветы; хитрость удалась, принцесса обратила на нее внимание, а услышав, сколько лишений пришлось претерпеть несчастной женщине из рода Валуа, распорядилась о ежемесячной пенсии в 1500 ливров для графини де Ла Мотт. Такая подачка Жанну не устраивала; ничтожные, по ее меркам, деньги не позволят ей даже рассчитаться с долгами. Она еще дважды прибегала к той же уловке, но понимания более не встретила, скорее наоборот, и четвертый раз падать в обморок остереглась. Пришлось заводить знакомства среди мелкой сошки из обслуги, дабы получить возможность присутствовать при королевских трапезах, а потом подробно их расписывать, намекая собеседнику, что она часто обедает при дворе.
И тут в Париж приехал кардинал Роган. Жанна нанесла ему визит, и вскоре супруги Ла Мотт перебрались в дом на улицу Сен-Жиль — поближе к кардинальскому дворцу. В своих мемуарах мадам де Ла Мотт писала, что именно кардинал уговорил ее обратиться к королеве, уверяя, что только та сможет помочь ей восстановить справедливость. По совету Рогана Жанна бросилась к ногам королевы. Ее величество выслушала просительницу и, проникнувшись состраданием, обещала добиться у короля признания ее принцессой Королевского дома. «А пока, — заявила королева, — мы станем встречаться тайно, вдали от любопытных глаз». На прощание Мария-Антуанетта вручила графине туго набитый кошелек…
Жанне не составило труда узнать, что с той минуты, когда Роган увидел юную дофину, мечтой всей его жизни стало добиться ее расположения. И мадам Ла Мотт принялась настойчиво намекать на свою крепнущую дружбу с королевой и готовность помирить свою державную подругу с кардиналом. Однажды из очередной поездки в Версаль она приехала в придворном экипаже и немедленно похвасталась его преосвященству, что ее величество, желая облегчить подруге дорогу домой, предложила ей воспользоваться королевской каретой. Каким образом Жанна сумела раздобыть сей экипаж, осталось загадкой. Наверное, помогло знакомство с мелкой сошкой.
В небольшом разношерстном обществе, постепенно сложившемся на улице Сен-Жиль, мадам де Ла Мотт сыпала громкими именами и пересказывала свежие придворные сплетни, утверждая, что узнала их из первых уст. Ей верили: Мария-Антуанетта создала в Версале свой собственный мирок со столицей в Малом Трианоне, куда допускались исключительно близкие королеве люди; даже королю приходилось испрашивать разрешения, чтобы посетить сей уголок. Потайные покои, известные только приближенным королевы, имелись и в Версальском дворце. Жанне нельзя было отказать ни в остроумии, ни в искусстве рассказчицы, а ее собственная история, такой, какой она ее преподносила, и вовсе походила на роман, так что никто не сомневался, что королева, пребывавшая в постоянной погоне за развлечениями, могла приблизить к себе особу, подобную графине де Ла Мотт. Алчных и беспардонных личностей, наделенных талантом развлекать и сорить деньгами, вокруг Марии-Антуанетты вращалось немало; например, ближайшая подруга графиня де Полиньяк со своим многочисленным семейством обходилась казне более чем в полмиллиона ливров в год. Поэтому кардинал не усомнился, что его любовница Ла Мотт стала наперсницей королевы. Все еще стройный, хотя и с первыми признаками полноты, видный, с приятным лицом, чистой кожей и юношеским румянцем, с прозрачными голубыми глазами, кроткий взор которых никак не вязался с всепоглощающим честолюбием, в свои пятьдесят лет кардинал продолжал пользоваться успехом у женщин и, видимо, искренне считал, что если он сумеет перебороть неприязнь королевы, то добиться ее расположения труда не составит.