Не дождавшись от него ни «здрасьте», ни «пожалуйста», Заврасья кокетливо спросила:
— Ну, чего пришёл? Или сказать что хотел?
Тюхтя закивал. Он изо всех сил старался вспомнить, чему его учил Колоброд, но тщетно. Он глянул на пучеглазого лягушонка, и тут его осенило. Надо сказать Заврасье про глаза! И он одним духом выпалил:
— Ты чего вылупилась?
— Ничего я не вылупилась, — опешила Заврасья.
— А глазищи такие, будто кто звезданул.
— Вот я сама тебя сейчас звездану! — рассердилась девчушка.
— Ну, ну! Ты полегче, — отстранился Тюхтя и тотчас вспомнил, что надо ещё сказать про походку. — Полегче, а то у тебя походка такая, что всех как ветром сдувает.
— Вот пускай тебя отсюда и сдует! — строго сказала Заврасья и указала Тюхте на порог. Лесовичок понял, что Колоброд посоветовал ему что-то не то, и решил сделать Заврасье приятное по-своему.
— Не сердись. Давай лучше есть ватрушки! — предложил он.
— Ах ты, обжора! Тебе бы только брюхо набивать. А ну иди отсюда! Глаза ему мои не нравятся.
Вооружившись скалкой, Заврасья стала грозно наступать на Тюхтю. Бедняга попятился к двери.
— Честное слово, глаза твои мне очень нравятся. Они у тебя, как ватрушки! — воскликнул Тюхтя, но и это не помогло.
В следующий миг он оказался на крыльце. Дверь безжалостно захлопнулась за его спиной.
Тюхтя несолоно хлебавши побрёл к домику Мастери, где его поджидали друзья. Всю дорогу он горевал о сдобных ватрушках, которые так и не попробовал. Откровенно говоря, он не ожидал от Заврасьи такого бессердечия.
— Ну как? — Лесовички обступили понурого Тюхтю.
— Ватрушек напекла, — скорбным голосом сказал тот.
— И что? — нетерпеливо спросил Мастеря.
— Ничего. Ни крошки не дала, — развёл руками Тюхтя.
— Я тебя не про ватрушки спрашиваю. Ты ей комплименты говорил? — допытывался Колоброд.
— Ещё бы! Но она какая-то дикая. Вежливого обхождения не понимает.
— Этого обжору к Заврасье посылать — только дело портить, — язвительно прокаркал Злобырка.
— Тебя ещё не хватало. — Тюхтя показал ворону кулак.
— Не ссорьтесь, — Мастеря прервал наметившуюся ссору. — Ясное дело, слова на полку не положишь. Подарок всё же надёжнее.
Он оглядел мастерскую, прикидывая, что у него самое ценное. Перебрав все инструменты, он остановился на рубанке. Рубанок был хороший, почти новый. Без него Мастеря был как без рук, но для Заврасьи ему было не жалко дорогой вещи. Завернув подарок в лист лопуха, Мастеря пошёл знакомой тропой.
Настроение у него было приподнятое. Он не сомневался, что Заврасья оценит его щедрость. Лесовичок поднялся на крыльцо, аккуратно вытер ноги о коврик и только после этого постучался.
Дверь тотчас распахнулась. На пороге стояла Заврасья со скалкой в руке.
— Это ты? А я думала, Тюхтя вернулся. Что, тоже захотелось ватрушками полакомиться? — напустилась она на Мастерю.
— Зря ты так. Мне твоих ватрушек на дух не надо, — покачал головой лесовичок.
— Вот как? Выходит, я так плохо пеку, что ты их и пробовать не желаешь, — насупилась Заврасья.
— Нет, повариха ты отменная. Только я не за тем к тебе пришёл. Я тебе подарок принёс.
Мастеря широко улыбнулся и протянул Заврасье свёрток.
— Мне? — просияла Заврасья.
Она схватила подарок, с замиранием сердца развернула лист лопуха и сникла.
— Зачем мне рубанок? — с разочарованием в голосе спросила девчушка.
— Как зачем? Без него в хозяйстве не обойтись. Строгать будешь.
— Не пойму, ты меня к себе в подмастерья сватаешь? Так знай: у меня и без того хлопот полон рот.
— Ну не хочешь, не строгай, — растерялся Мастеря. — Но имей в виду: инструмент это дорогой.
— Вот и забирай его себе, — Заврасья сунула рубанок в руки лесовичка.
— Не нужен рубанок? Я тебе молоток принесу. Совсем новёхонький. Рукоятку только намедни поменял.
— И молоток не нужен, — отказалась Заврасья.
— А может, тебе лом подарить? — предложил Мастеря.
— Ты что, издеваешься? Ты бы мне ещё кувалду принёс, — усмехнулась Заврасья.
— Кувалду? Хорошо. Я мигом, — пообещал Мастеря и собрался бежать за новым презентом.
— Не нужны мне твои подарки! — рассердилась девчушка. — Иди-ка ты лучше подобру-поздорову. Недосуг мне с тобой лясы точить. Мы с принцем нынче вечером на концерт идём.
— На какой концерт? Куда?! — опешил Мастеря.
— На болото. Там лягушки концерт дают, — сказала Заврасья и захлопнула дверь перед носом у Мастери.
Тот потоптался на пороге и неуверенно спросил:
— Слышь, я что-то не понял. Кувалду тебе нести или как?
Ответом ему была тишина.
Мастеря вернулся домой расстроенный. С одного взгляда было понятно, что и ему не удалось растопить сердце Заврасьи. Ни слова не говоря, Мастеря подошёл к полке и положил рубанок на место.
— Неужто и подарки не берёт? — спросил Колоброд.
Мастеря помотал головой.
— Напрочь отказывается. Чего я только не предлагал — всё напрасно.
— Хоть ватрушкой угостила? — поинтересовался Тюхтя о наболевшем.
— Смеёшься? Она меня даже на порог не пустила, — с обидой в голосе сказал Мастеря.
Помолчали. Да и что тут скажешь? Уж если дорогие подарки не подействовали, значит, дело плохо.
Глава 5. Солист
Лесовики приуныли. Их не радовало ни весеннее тепло, ни яркое солнце. Они даже позабыли про свои дела, а весной работы у каждого было выше головы.
После зимы Тюхтя ещё не доставал грибные шляпы. Они по-прежнему пылились на полке в чулане, хотя нужно было срочно примерить шляпу сморчка, ведь всякой шляпе, как и грибу, своё время. Пропустишь весну, летом сморчком уже не нарядишься.
Мастеря по весне обычно помогал птицам гнёзда строить. Кому ветку обтешет, кому прутик согнёт.
Злобырка собирался с наступлением тепла познакомиться с красивой вороной и создать семью. Правда, Тюхтя считал, что с его характером за него никакая ворона замуж не пойдёт.
Только Колоброд был при деле. Он думал. Но никак не мог найти способ, как образумить Заврасью.
Злобырка подал идею:
— Может, принца этого пучеглазого выкрасть? Бросим его в болото, и концы в воду.
— Точно! В болоте поди разберись, где заморский принц, а где местная квакша, — поддержал его Тюхтя.
— Глупая затея, — охладил их пыл Колоброд. — А если Заврасья другую лягушку в дом притащит? Они ж все на одно лицо, то есть на одну морду. В общем, похожи друг на друга как две капли воды.
— Мы и другую умыкнём, — воодушевился Злобырка. — Я ещё с цаплей знакомой переговорю. Она живо в лягушачьем царстве порядок наведёт. А то расплодилось принцев болотных, как комаров в тайге.
— Всех не переловишь, — мрачно заметил Мастеря и с осуждением посмотрел на Колоброда. — А всё из-за тебя. Это после твоей книжки Заврасья на лягушках свихнулась. Вечером на концерт собирается.
— На какой ещё концерт? — заинтересовался Колоброд.
— На лягушачий, что по вечерам квакушки на болоте дают.
— Это же кар-караул, а не концерт! — презрительно каркнул Злобырка. — Курам на смех! Я и то лучше пою.
— Тоже мне, певец, — фыркнул Тюхтя.
— А что? Когда я в голосе, весь лягушачий хор перекричу, — распалился ворон.
Тут Колоброд посмотрел на Злобырку и одобрительно воскликнул:
— Ай да молодчина! Это ты хорошо придумал. Будешь солистом!
— Я плохого не придумаю, — выпятил грудь Злобырка. — Солистом так солистом. А чего солить?
— Не солить, а петь. Солист — это такой певец, который сам по себе поёт.
— А почему его солистом называют? — спросил Тюхтя.
— Потому что в хоре все вместе поют, а солист — в одиночку, чтоб всем остальным насолить. Выйдет перед хором и один против всех горланит, — высказал своё предположение Злобырка. — Эта работёнка по мне.
— А ты про любовь песни знаешь? — спросил Колоброд.
— Не вопррос, — каркнул ворон.
— Ну, не ударь в грязь лицом, — напутствовал его Колоброд.
— Не сомневайся. Я кому хочешь насолю. Тут я пррофессионал, — заверил его Злобырка и полетел на задание.
Злобырка застал Заврасью дома. Она сидела на крылечке с рукоделием. На коленях у неё, как на троне, восседал лягушонок. Прикрыв зелёные веки, принц нежился в лучах весеннего солнца.
— Кар! — крикнул Злобырка, усаживаясь на ветке берёзы.
Голос у него был громкий, как у настоящего солиста. Лягушонок от испуга вздрогнул и прыгнул в траву.
— Ой, бедненький. Не ушибся? — засюсюкала над ним Заврасья, взяла на руки и ласково погладила по спинке.
— Чего раскаркался? — напустилась она на Злобырку.
— Распеваюсь. Сейчас петь буду.
— У тебя же слуха нет, — усмехнулась Заврасья.
— А зачем мне слух? Я же не слушать, а петь собираюсь, — возразил Злобырка и объявил: — Про любовь. Тебе посвящается.
Услышав такое вступление, Заврасья зарделась. Она смущённо потупила глаза и призналась:
— Правда? Мне ещё никто про любовь не пел.
Злобырка понял, что пришёл его звёздный час. Он набрал в лёгкие побольше воздуха и загорланил во всё воронье горло, чтобы ни у кого не оставалось сомнения, что он солист:
«Люблю я картины, кино и балет,
И малых детишек», — сказал людоед.
«Люблю я поэзию, тишь, полумрак
И чашечку крови», — сказал вурдолак.
«Люблю я…»
— Всё! Хватит! — оборвала его Заврасья.
От обиды подбородок у неё задрожал. Глаза наполнились слезами. Злобырка по-своему истолковал её настроение и самодовольно произнёс:
— Эко тебя моё мастерство проняло. Вот что значит талант.
— Это ты называешь талантом? — вскинулась Заврасья. — Отвратительно! Тебе бы только гадости говорить. Слушать тебя не хочу!
— Ты мне песню не обрывай! — взъерепенился Злобырка. — Думаешь, твой женишок лучше поёт? Ты на него посмотри. Это ж просто кар-караул!
— Не твоё дело. Сердцу не прикажешь. Убирайся отсюда и каркай в другом месте! — прикрикнула на ворона Заврасья.