АТИЛЛИ
После яркого света и расплавленного зноем воздуха улицы прохлада и мягкий полусвет комнаты успокаивающе действовали на возбужденные нервы.
Широкие окна-арки, лишенные рам и стекол, были прикрыты чем-то темно-желтым, создававшим внутри дома освещение, похожее на солнечное. Глаза, утомленные блеском Рельоса, отдыхали в этом приятном свете.
Комната была очень своеобразна.
Высота стен достигала шести-семи метров. Они были бледно-зеленого цвета и казались пористыми. У самого потолка на полметра выступал широкий карниз. Потолок был точно из темного стекла, и в нем отчетливо отражалась обстановка.
Ничем не покрытый пол, гладкий и блестящий, как идеально натертый паркет, в противоположность потолку не отражал ничего. Он был блестящ и одновременно казался матовым. Ровная вишневого цвета поверхность, на которой не видно было ни одного шва.
Углы комнаты были не прямоугольны, как на Земле, а закруглены.
Посередине, ничем не огражденный, бил небольшой фонтан. Его вода была золотисто-зеленой. От фонтана веяло прохладой, как от настоящей воды, но его струи падали совершенно беззвучно.
Мебель была удобна и своеобразно красива, не земной, а своей, непривычной людям Земли, каллистянской красотой. Каждая вещь выглядела произведением искусства по тщательности отделки и подбору красок. Причудливо изогнутые ножки кресел, панели, дверцы — все было из странного материала, ни на что земное не похожего, прозрачно-глубокого, блестящего и матового в одно и то же время.
Цвета мебели гармонировали с цветом стен. Преобладали зеленые тона.
Ни один предмет из этой обстановки не стоял вплотную к стенам, что также было непривычным. Свободное пространство позади мебели, равное полутора метрам, занимали длинные низкие ящики из зеленого «стекла» с растениями.
Больше, чем обстановка комнаты, эта флора Каллисто напоминала людям, что они находятся не на Земле. Ни одного листка, ни одного, хотя бы отдаленно похожего на земные, цветка они не видели.
Цветы переливались голубыми и странно золотистыми оттенками. Листья, свернутые в трубку, были зелеными, что особенно удивляло на Каллисто, где растительный мир имел, как правило, красные и оранжевые тона.
— Это специально выращенные комнатные растения, — сказал Синьг. — И они поставлены здесь для вас.
В доме стояла глубокая тишина. Ни звука не доносилось и снаружи, хотя дом стоял в центре огромного города.
Темно-желтый «занавес» чуть заметно плавно колебался, и это ритмичное движение действовало усыпляюще.
Широков пристально вглядывался в это нечто, закрывавшее окна, в надежде заснуть, наконец, но сон упорно не приходил.
Синяев, лежавший на другом «диване», также не мог уснуть.
Перед мысленным взором друзей стояли картины, прошедшие перед их глазами за эти сравнительно короткие часы первого дня пребывания на Каллисто. Впечатлений было так много, что воспоминаний о них хватило бы на всю жизнь, а это был только первый день в длинном ряду предстоящих им дней.
Они чувствовали себя уставшими до такой степени, что одно только неподвижное лежание на мягкой постели, тишина, царящая в доме, и прохладный полусумрак доставляли им физическое наслаждение.
Заснуть бы скорей!
Широков мечтал о приходе Синьга, который дал бы ему и Синяеву снотворное средство, действие которого они дважды испытали на звездолете, но ожидать каллистянского врача было бесполезно. Гости выразили желание отдохнуть, и они уже настолько хорошо знали каллистян, что не могли сомневаться в том, что их желание будет свято исполнено. Пока они сами не позовут, никто не войдет к ним, а где и как найти Синьга или другого врача, Широков совершенно себе не представлял. Кроме того, встать и выйти из комнаты казалось ему невозможным, так сильно он устал.
Они не разговаривали, каждый про себя переживал еще раз события дня.
Финиш звездолета, встреча на острове, странный «автомобиль», не подчиняющийся законам тяготения, планетный митинг, морской переезд на подводно-надводном корабле, и в особенности сказочное видение «Рельос Витини» на дне океана занимали их мысли, разгоняя сон.
И наконец, Атилли!
Они плохо рассмотрели город, но то, что успели увидеть, оставило сильное впечатление.
Атилли был город дворцов. Ни одного здания, к которому нельзя было бы применить это название, они не видели: каждый дворец был достоин особого описания. А вместе с тем было известно, что Атилли далеко не самый большой город на Каллисто и не самый населенный. Это была «окраина», самый северный из городов континента, а следовательно, по земным представлениям, провинция. Подавляющее большинство каллистян предпочитало жить ближе к экватору.
Город был вытянут длинной лентой вдоль побережья, и в нем было, вероятно, не меньше домов, чем в Москве, Лондоне или Нью-Йорке, но каждый дом отделялся от соседнего обширным пространством оранжево-красной растительности. Площадь, занимаемая Атилли, была чудовищно огромной.
Корабль, привезший их с острова Неба — правда, на малой скорости, но целых три часа, — шел вдоль берега, застроенного домами, прежде чем добрался до середины Атилли. Почти все дома имели широкие лестницы, украшенные статуями, спускавшимися к самой воде. Сходство каллистянской архитектуры с древнеегипетской, замеченное при первом же знакомстве людей с постройками Каллисто, подчеркивалось этими лестницами и плоскими крышами.
В центре города увидели красную каменную набережную, к которой и пристал корабль.
Встреча, устроенная им жителями Атилли, была поистине грандиозна. Задолго до того как показался город, корабль сопровождали уже сотни судов самых различных размеров и внешнего вида. Широкова и Синяева удивило такое обилие кораблей, так как они знали, что морской транспорт вышел из употребления. Но им объяснили, что это прогулочные суда типа земных яхт.
Небо было заполнено каллистянами, летевшими на крыльях. Их было много тысяч. Еще выше летело очень много олити.
На набережной стояла бесчисленная толпа. Вероятно, все население города, а может быть и много каллистян из других городов, вышло навстречу. В памяти Широкова и Синяева остались только разноцветные одежды и цветы, которыми был усыпан весь путь от пристани до этого дома.
Людей Земли и двенадцать каллистянских звездоплавателей на руках вынесли с корабля на берег.
Широков и Синяев знали, что Женьсиньг, Гесьянь и другие, оставшиеся на острове, вылетели в Атилли сразу вслед за ними, но никого из этих «старых» знакомых, которые, несомненно, находились в толпе, они не видели. На Земле знакомые, конечно, подошли бы к героям дня.
Их несли на руках, передавая друг другу, не менее двух часов. Это было медленное продвижение в несметной толпе. И хотя оно было радостным и волнующим, для Широкова и Синяева оно превратилось в жестокую пытку, чего не заметили обычно такие чуткие и внимательные каллистяне.
Когда на пороге дома их, наконец, опустили на землю, оба гостя Каллисто были близки к обмороку. Но у них хватило сил скрыть страдание, невольно причиненное им гостеприимными хозяевами. Они не хотели омрачать радость встречи, так как хорошо знали, что каллистяне будут в отчаянии от своей непредусмотрительности.
Причиной этой пытки были привычные для каллистян лучи Рельоса, невыносимый зной, который изливался на землю.
У Широкова и Синяева гудели головы, путались мысли, все тело было покрыто густым липким потом. Они были счастливы, когда в сопровождении Диегоня, Синьга и еще одного незнакомого им каллистянина прошли в прохладные комнаты.
Только здесь Широков, опасаясь теплового удара, сказал Синьгу об их состоянии.
Было ясно, что его слова поразили и огорчили троих каллистян, но они не стали тратить времени на извинения, а сразу приступили к делу.
Гостей отвели в помещение, середину которого занимал большой бассейн, быстро раздели и посадили в воду необычного голубого цвета. Синьг принес два сосуда, очень похожих на бокалы, наполненных бесцветной жидкостью, и попросил выпить ее. Их мысли сразу прояснились.
Потом их тщательно вытерли и одели в легкую каллистянскую одежду, так как их собственная была насквозь мокра от пота, а весь багаж остался на корабле.
Все это производилось быстро и молча.
Только тогда, когда они прошли в комнату с фонтаном и по требованию Синьга легли на «диваны», врач звездолета угрюмо сказал:
— Я никогда не прощу себе этого.
Диегонь только посмотрел на Синьга, и в его взгляде был горький упрек.
— Мы теперь чувствуем себя совсем хорошо, — сказал Широков.
— Вы были обязаны сказать об этом гораздо раньше, — сказал каллистянин, имени которого они еще не знали. — Любому, кто находился рядом. Один из вас врач, и он должен знать, какой опасности подвергал себя и товарища.
— Кому принадлежит этот дом? — спросил Широков, избегая необходимости признаться, что врачом является именно он.
Каллистянин с удивлением посмотрел на Широкова. Вопрос, очевидно, был ему непонятен.
— Дома, — ответил Диегонь, — не могут никому принадлежать. Они принадлежат всем. Так же, как и все остальное. Этот дом подготовили специально для вас, по указаниям Гесьяня и Синьга. Те, кто жил здесь раньше, переселились в другой. В Атилли домов больше, чем нужно его населению.
— Если дом был занят, — сказал Синяев, — то проще было подготовить какой-нибудь другой. Не все ли равно. К чему было тревожить людей?
— Не беспокойтесь об этом. Каллистяне часто переезжают из дома в дом или из одного города в другой. Этот дом подходит для вас хотя бы потому, что здесь есть фонтаны, а они далеко не везде. Не все любят прохладу.
— А как же личные вещи… — начал Широков, но замолчал, не закончив фразы.
Здесь, на Каллисто, земные представления и понятия были неприменимы. Слова «частная собственность» давно исчезли из сознания каллистян. Вопрос, который он хотел задать, был бессмысленным для них.
— Мне кажется, — сказал Широков, — что нам лучше всего заснуть. Сегодня было слишком много впечатлений.
— Безусловно так, — согласился Синьг. — Спите сегодня здесь.
Принесли простыни и подушки. Эти вещи были точной копией земных. Материал был тонок и шелковист. Одеяла были, конечно, не нужны в этом сверхтропическом климате.
Была вторая половина дня, и на улице было совсем светло. Широков спросил, нельзя ли чем-нибудь закрыть огромные окна, которых в этой комнате было два.
Незнакомый каллистянин подошел к окну. Что он сделал, люди не заметили, но оба огромных окна вдруг затянулись словно дымкой тумана, которая быстро густела.
— Какой цвет вы предпочитаете? — спросил каллистянин.
— То есть? — спросил Синяев.
— Каким цветом закрыть окна? Зеленым, синим или желтым?
— Пусть будет желтым.
Закрывшая окна «завеса» окрасилась в желтый цвет.
— Так хорошо?
— Очень хорошо, спасибо!
В который уж раз за этот знаменательный день Широков и Синяев молча переглянулись. То, что произошло, было совершенно непонятно, но ни тот, ни другой не задали вопроса. Они слишком устали. Впереди еще много времени.
— Вы будете спать до утра, — улыбаясь, сказал Синьг на прощание.
Если бы он знал, что они не смогут заснуть так долго, то, конечно, вернулся бы и помог им справиться с бессонницей. Но его не было в доме. Как и все каллистяне, вернувшиеся из космического рейса, он торопился увидеться с родными, которые съехались в Атилли и давно ожидали здесь.
Широков и Синяев одни находились в обширном дворце, предоставленном в их полное распоряжение на все время, которое они проведут в Атилли.
Им показали, где находится «столовая», и познакомили с аппаратом, с помощью которого они могли получить, не выходя из дома, любое кушанье и любой напиток.
Рядом с той комнатой, где они сейчас лежали, находилась другая, гораздо меньших размеров, но не менее красиво обставленная. В ней стояло несколько «шкафов» с дверцами семиугольной формы, наполненных всевозможными вещами домашнего обихода. Они были уложены и поставлены в безупречном порядке, и тут было, кажется, все, что только могло быть нужно. Их предупредили, что все эти вещи принадлежат сейчас им и они могут пользоваться ими как им угодно.
— Все, что может вам понадобиться и чего вы здесь не найдете, — сказал каллистянин, — будет доставлено в любую минуту. Вам надо только сказать. Мы старались ничего не упустить, но, может быть, учли не все.
— Сколько хлопот мы вам доставили, — сказал Широков.
— Мы отвечаем вам за гостеприимство, оказанное на Земле Диегоню и его товарищам.
— О, мы их встретили совсем не так.
— Вы же не могли знать, — сказал Диегонь. — Вас никто не предупреждал о нашем прилете.
Кроме этих трех комнат и бассейна в доме было еще несколько помещений, но знакомство с ними пришлось отложить до следующего дня.
В конце концов оба заснули почти одновременно и проспали крепко, без сновидений, до самого утра.
УТРО
Проснувшись на следующий день, Широков сперва подумал, что совсем не спал. Сквозь желтые «занавеси» проникал тот же свет, что и прежде. Но, посмотрев на свои часы, он понял, что сейчас не вечер, а позднее утро.
Синяев еще спал.
Широков встал и подошел к окну. Его очень интересовала загадочная дымка, закрывшая окна.
Вблизи он увидел, что она полупрозрачна, и почувствовал, что наружный воздух свободно проходит сквозь нее. «Занавес» слегка шевелился, смутно проступали контуры деревьев, и даже можно было разглядеть море. Это походило на тонкую ткань или, наоборот, толстое стекло темно-желтого цвета.
Он протянул руку и почувствовал упругое сопротивление.
Как же «открыть» окно?
Широков помнил, к какому месту подошел вчера незнакомый каллистянин, чтобы «закрыть» окно. Он посмотрел туда и сразу увидел четыре маленькие кнопки, окрашенные в разные цвета — белый, синий, зеленый и желтый. Одна из них (желтая) была как бы вдавлена в стену.
Широков нажал на нее.
Кнопка ушла еще глубже, и тотчас же цвет «занавесей» стал еще темнее.
«Ясно! — подумал он. — Чем сильнее нажимаешь на кнопку, тем более плотными становятся шторы. Надо вернуть кнопку в исходное положение, и окна „откроются“».
Он сделал попытку уцепиться пальцами за крохотную головку, но этого не удалось сделать, — кнопка была слишком мала.
«Вероятно, здесь блокировка», — подумал Широков.
Он нажал на белую. И тотчас же желтая вышла из стены.
«Завесы» быстро посветлели и исчезли. В комнату ворвались лучи Рельоса.
— Просто и удобно, — вслух сказал Широков.
Механизм действительно был очень прост. Но то, чем он управлял, было совершенно непонятно. Что закрывало окна? Газ?
Широков нажал на белую кнопку, не спуская глаз с окна.
Он увидел, как огромное отверстие затянулось полупрозрачной дымчатой пленкой. Она появилась сразу во всем проеме окна, словно тонкий слой воздуха вдруг потерял чистоту и прозрачность.
Сердце Широкова забилось учащенно. Все, что непонятно, волнует.
Он осторожно стал нажимать на синюю кнопку.
И чем дальше уходила она в стену, тем все более густой синий цвет разливался по загадочной пленке.
Широков в третий раз нажал на белую. Окна «открылись».
Он отошел к своей постели.
Нет! Догадаться, в чем тут дело, было невозможно. Это было ни на что знакомое не похоже. Придется спросить.
Синяев все еще спал. Широкову не терпелось, и он решил разбудить друга.
— С добрым утром!
Георгий Николаевич открыл глаза и в первую минуту, казалось, не понимал, где находится. С выражением изумления на лице он обвел взглядом стены, потолок и всю обстановку комнаты, потом сел на постели и весело улыбнулся.
— С добрым каллистянским утром! Неужели это правда, что мы на Каллисто?
— Если обстановка тебя в этом не убеждает, встань и посмотри в окно. Кстати, его открыл я. Очень интересное явление.
Широков рассказал о проделанных только что экспериментах.
Но Синяев никак не реагировал на его слова.
— Оранжевый остров, — сказал он. — «Рельос Витини», Атилли не были сном?.. Перед тем как проснуться, я видел себя на борту звездолета. Долго мы спали?
— Неполных четырнадцать часов.
Синяев огляделся, словно ища что-то.
— Странно, что они не доставили наши вещи. Мне очень не хочется надевать каллистянский костюм, а наши, вероятно, еще не просохли.
— Каллистяне не хотят нас беспокоить, — сказал Широков. — Пока мы сами не позовем, никто не придет.
— А как мы это сделаем?
Широков пожал плечами.
— Не знаю, там увидим.
— Подожди одеваться, — сказал Синяев. — Идем сначала в бассейн. Тут все-таки слишком жарко.
Широков охотно согласился. Он чувствовал легкое недомогание, голова была тяжелой. Так должен чувствовать себя человек, проспавший ночь в слишком жарко натопленной комнате.
Они легко нашли помещение с бассейном. Он был наполнен чистой и совершенно бесцветной водой. Вчерашняя, они это хорошо помнили, имела голубой оттенок.
Бассейн был настолько велик, что они могли плавать в нем. Вода была явно другого «сорта». Она чуть покалывала тело, напоминая нарзанные ванны.
Выйдя из бассейна, они почувствовали себя вполне освеженными. От недомогания и тяжести в голове не осталось никакого следа.
Им не хотелось надевать каллистянские одежды, но они должны были признать, что эта одежда очень удобна. Она была легка, почти невесома и совершенно не стесняла движений.
— Первое, что надо сделать, — это вызвать Синьга, — сказал Широков.
— Почему именно Синьга? А может быть, Гесьяня или Дьеньи?
Широков вздрогнул и внимательно посмотрел на своего друга. Случайно или намеренно он назвал это имя?
Лицо Синяева было невозмутимо.
«Случайно», — решил Широков.
— Потому, — ответил он, — что температурные условия на Каллисто настолько для нас непривычны, что мы должны все время находиться под надзором врача, пока не привыкнем. Если мы позовем Гесьяня, Синьг может обидеться.
— Каллистяне никогда и ни на что не обижаются.
— Все-таки лучше Синьга.
— Пойдем искать «телефон». Они, вероятно, не забыли оставить указание, как им пользоваться.
Они вышли из купальной комнаты через другую дверь. На пороге Синяев случайно обернулся и успел заметить, как из бассейна с непостижимой быстротой исчезла вода. Потом так же быстро он снова наполнился.
Широков шел впереди и не видел этой картины.
Синяев рассказал.
— Скорее всего, — сказал Широков, — водой в бассейне управляет обыкновенный автомат. В определенное время вода меняется.
— Сомневаюсь. Выходит, что вода могла смениться в то время, когда мы были в бассейне. Нет, тут не автомат. Во всяком случае не слепой автомат. Вернемся. Я хочу проверить одну мысль.
Он быстро разделся и бросился в воду. Потом вышел из бассейна и встал на его краю, внимательно наблюдая за водой. Широков не меньше Синяева был заинтересован опытом.
Проходили минуты, но вода не менялась.
— Видишь! — сказал Широков.
— Этого не может быть. Я уверен, что догадался верно. Прошу тебя, выкупайся тоже.
Широков не заставил себя просить.
Когда, поплавав немного, он вышел из воды и они оба оделись, вода исчезла. Новая была темно-голубой, точно такой же, какую они видели вчера вечером.
— Теперь ясно? — торжествовал Синяев. — Автомат настроен так, что, когда двое людей выкупаются, вода меняется. И, кроме того, он ждет, пока оденутся. А вдруг мы захотим еще раз войти в воду?
— Да, автомат, очевидно «видит». Но где он находится?
Они внимательно осмотрели помещение. Кроме самого бассейна и небольшого семиугольного шкафа, в котором находились простыни и полотенца, в нем ничего не было. Стены и потолок темно-синего цвета казались пластмассовыми, пол и стенки бассейна — из белого материала, отполированного до блеска. Ничего, что походило бы на управляющий аппарат, они не видели. Купальная комната освещалась неизвестно откуда исходящим светом.
— Очевидно, — сказал Широков, — автомат спрятан в стене. Меня больше интересует другое: почему вода разная? Сначала она была бесцветной, как и подобает быть воде, а теперь голубая, почти синяя. Такая же была вчера. Не значит ли это, что каллистяне купаются три раза в день и каждый раз вода обладает различными свойствами?
— Скорей всего именно так.
— Но ведь они не чувствуют жары. Зачем же столь частое купание? Я думаю, что это сделано специально для нас.
— И мы использовали дневную воду. Бассейн наполнен для вечернего купания.
— Хорошо! А если мы захотим выкупаться в четвертый раз?
Синяев с сомнением покачал головой.
— Этого не следует делать. Надо спросить Синьга.
— Да, ты прав. Здесь что-то связано с медициной.
Они снова прошли в ту же дверь. Комната за ней была очень мала, не больше восьми квадратных метров. Ее стены были затянуты плотной, вроде бархата, рыхлой материей. Такой же материей был закрыт и потолок. Пол мягко поддавался под ногами. Он был порист и напоминал губку.
Сверху на длинной цепи свисал какой-то шар стального цвета. На стене они увидели небольшой щиток с тремя кнопками.
— Что это такое? — спросил Синяев.
— Вопрос не по адресу. Я знаю столько же, сколько ты сам. Вероятно, аппарат для какого-то облучения. Это доказывается расположением комнаты рядом с бассейном. Меня не удивляет наличие этого аппарата. Каллистяне живут примерно вдвое дольше, чем мы. Без специальных мер оздоровления организма этого трудно добиться. Я читал, что раньше продолжительность их жизни была равна нашей. Вода в бассейне, этот аппарат — явления одного и того же порядка.
За комнатой облучения находился просторный зал.
В нем стояло много шкафов еще более странной формы, чем те, которые они видели раньше. Эти «шкафы» были настолько прозрачны, что становились почти невидимыми. Они были заполнены книгами и какими-то аппаратами. Стояли низкие кресла и восьмиугольные столы.
Не задерживаясь, они прошли дальше. Миновали «столовую», которую видели вчера. Здесь были только стол и несколько кресел (стульев у каллистян не было вообще). В углу большой аппарат для доставки блюд. Несколько черных статуй и ящики с цветами украшали комнату.
— Ты не голоден? — спросил Широков.
— Голоден, но это потом. Осмотрим всю нашу квартиру, — ответил Синяев.
Он подошел к следующей двери. Как и все в доме, она была двустворчатой, без ручек и открывалась в обе стороны.
Перешагнув порог, он остановился и подозвал Широкова.
— Смотри!
Комната была очень велика, больше всех, которые они видели. Одна из ее стен представляла собой сплошное окно, за которым расстилалась равнина океана. Свет Рельоса свободно проникал в нее. Стены были бледно-голубые. Четыре фонтана, окруженные желто-оранжевыми растениями с длинными свернутыми в трубку листьями, занимали четыре закругленных угла. Между ними стояли белые статуи. Пол был пурпурного цвета. Такого же цвета была и мебель.
— Что за причудливое сочетание красок! — сказал Широков.
— Смотри же! — повторил Синяев.
И только тогда Широков заметил, что в комнате что-то двигалось.
В первую секунду ему показалось, что перед ними какое-то животное с тонкими длинными щупальцами.
Это был небольшой шар, передвигавшийся на шести металлических ножках. Он переходил от предмета к предмету и словно ощупывал их гибкими «руками». Вот одна из этих «рук» стала вытягиваться и своим концом, похожим на большую кисть, провела по статуе. Легкий слой пыли, покрывавший скульптуру, исчез.
Шар двигался бесшумно и быстро, приближаясь к двум людям, стоявшим на пороге двери, но, не дойдя до них метров трех, он остановился. «Рука» протянулась к стене и нажала кнопку. Они увидели, как стоявшая здесь статуя сдвинулась с места, открыв нишу. Шар сложил «руки» и вошел в эту нишу. Статуя встала на место, скрыв ее от глаз.
— Обыкновенный андроид, — сказал Широков. — Я так и думал, что увижу что-либо подобное. Автоматизировать уборку помещений — это напрашивается само собой при достаточно высокой технике[26].
— Вероятно, в каждой комнате есть такой аппарат, — заметил Синяев. — Я попрошу объяснить мне, как он устроен.
Андроид в совершенстве выполнил свою задачу. Ни пылинки не осталось на мебели и статуях, пол так чист, что было даже как-то неудобно ступать на него.
Эта комната оказалась последней. Рядом находилась спальня.
— В доме семь комнат, — сказал Широков. — Это меньше, чем казалось. Планировка рациональна, и мне нравится; три — бассейн, кладовая и библиотека — расположены в задней половине и не имеют окон. Остальные четыре — фасад здания.
— Благодарю, — сказал Синяев. — Теперь я имею представление о доме.
Широков засмеялся.
— За три года мы привыкнем к таким квартирам, — сказал он. — А когда вернемся на Землю, нам покажется тесно и неудобно.
И вдруг оба перестали смеяться. Далекая родина возникла перед ними, и все, что они оставили там, показалось желанным и милым. Пусть нет там всех этих утонченных удобств, пусть не устроена еще жизнь на Земле, она будет когда-нибудь иной, под светом родного Солнца, среди зеленой растительности, близкая, любимая. Что в том, что на Каллисто все так красиво сделано, — это чужое!
Им мучительно захотелось увидеть на одну секунду земной дом и земную обстановку, одним глазком, на мгновение.
— Эх, — сказал ни с того ни с сего Синяев, — хоть бы на лыжах покататься.
Лыжи, снег! Не скоро они смогут увидеть все это!
Они подошли к окну. За ним находилась терраса, выложенная голубыми плитками. Широкая лестница спускалась от нее к воде. У нижней ступени покачивалась небольшая лодка, закрытая «стеклянным» колпаком. Выход на террасу был в одном из углов комнаты, за фонтаном.
От дома до берега океана по склону раскинулся обширный сад, с множеством оранжевых, красных и темно-желтых растений. Среди этой густой «зелени» прятались неизбежные статуи — черные, белые и золотисто-серые. Друзья заметили несколько маленьких птиц.
Одна из них села на перила террасы, и они смогли хорошо рассмотреть ее. Птица была величиной с воробья, с синими перышками и голубым брюшком. Тонкий острый клюв был длиннее тельца. Хвост был раздвоен, как у ласточки.
Широков тихо свистнул. Птица повернула головку, посмотрела на них зелеными глазками и вспорхнула с перил. На мгновение она сверкнула в лучах Рельоса, как драгоценный аметист, и исчезла в оранжевой листве.
— Волшебное царство! — сказал Синяев, но сказал как-то вяло, без воодушевления. — Мы не во сне это видим?
Широков улыбнулся. По-видимому, мысли о лыжах все еще не покидали его друга.
— Если это сон, то он снится нам обоим одновременно, а этого никогда не бывает.
Позади них раздался негромкий звук, точно стеклянным молоточком ударили по серебряной пластинке.
Они обернулись, но комната была, как и прежде, пуста.
Звук повторился, и теперь они поняли, откуда он исходил.
На одной из стен находился большой, до двух метров в поперечнике, серебристо-голубой экран, малозаметный на фоне стен того же цвета. Под ним стоял низкий пятиугольный столик на двух кольцеобразных ножках, а на нем продолговатый ящик с двумя кнопками и чем-то вроде решетки, как будто металлической.
Мелодичный звук раздался в третий раз.
— Это звонок «телефона», — сказал Синяев.
Они подошли к экрану. Он был не прозрачен, но почему-то казался бездонно-глубоким. Своих отражений они в нем не увидели.
Широков заметил на столике записку и взял ее. На русском языке рукой Бьяининя было написано:
«С помощью этого экрана можно говорить с любым человеком, находящимся на Каллисто. Для вызова нажмите кнопку, расположенную с левой стороны, и громко назовите имя и фамилию того, с кем желаете говорить.
Если услышите чужой вызов и захотите ответить, то нажмите правую кнопку».
— Это значит, — сказал Синяев, — что на Каллисто нет двух людей, носящих одинаковые имя и фамилию.
— А разве ты этого не знал? — спросил Широков, внимательно рассматривая кнопки и решетку, которая, по-видимому, прикрывала микрофон или заменяющий его аппарат. — Я давно это знаю. Но вот что интересно. Бьяининя здесь не было вчера. Когда же положена записка?
— Вероятно, пока мы спали.
— Да, кто-то входил. Но не в этом дело. Интересно другое. Никаких запоров здесь нет. Вход всегда открыт. Неужели на Каллисто совсем нет любопытных?
— Ах, вот ты о чем! Да, выходит, что они не страдают этим пороком. На Земле перед домом, где поселились люди с другой планеты, была бы толпа с утра до вечера.
— Вот именно. А ведь любой каллистянин может войти к нам в любую минуту.
— В этом и состоит их превосходство перед нами. Они всегда и во всем думают о других, о том, чтобы не причинить другому малейшей неприятности. Это вошло у них в плоть и в кровь, стало нормой поведения.
— Вот именно, — повторил Широков.
Звонок раздался еще раз.
— Кто-то хочет говорить с нами.
— А может быть, вызывают прежних жильцов этого дома?
— Вряд ли. Но все равно надо ответить.
Широков нажал правую кнопку.
Экран мгновенно посветлел, став белым. Потом он вдруг «исчез».
Образовалось «окно», и они увидели внутренность почти такой же комнаты, как та, где находились сами. Только фонтанов в ней не было.
Буквально в «двух шагах» по ту сторону экрана стоял Синьг.
Если бы они не видели, как появилось изображение, то могли бы поклясться, что это действительно Синьг, настолько реальна была его фигура.
— Я вызываю вас в четвертый раз, — сказал каллистянин. — Вы долго и крепко спали. Как вы себя чувствуете?
Если бы он вдруг протянул им руку, они бы не удивились. В этот момент им все казалось возможным на Каллисто.
Они хорошо знали, что такое телевидение, могли представить себе телевизор в роли телефона, — все это было известно на Земле. Они видели и знали экраны на звездолете. Многое было известно им из прочитанных книг. Само по себе зрелище «живого» Синьга их не удивило. Но совершенство техники поразило их.
Не отвечая каллистянину, они пристально всматривались в то место, где только что был экран, и не видели его. Серебристо-голубое «стекло» стало абсолютно невидимо. Синяев даже протянул руку, со смутным опасением, что она не встретит препятствия и пройдет дальше, чем должна была позволить стена, но его пальцы коснулись твердой и гладкой поверхности. Экран, разумеется, находился на месте.
Но, несмотря на полученное доказательство, он не мог отделаться от впечатления, что перед ними сквозное отверстие.
Им показалось, что пауза длилась долго, но Синьг снова заговорил, не высказывая никакого удивления, что ему не отвечают.
— Вы меня не слышите? — Он повернул какую-то ручку на точно таком же ящике, который находился и перед их экраном. — А сейчас?
Вопрос прозвучал ошеломляюще громко.
— Мы вас хорошо слышали и раньше, — сказал Широков. — Не отвечали потому, что растерялись от неожиданности.
Синьг улыбнулся и повернул ручку в обратном направлении.
— Отчего же вы могли растеряться? — спросил он нормальным голосом. — Это обычный экран. Как вы себя чувствуете? Хорошо ли спали?
— Отлично! — ответил Широков. — Мы проспали четырнадцать часов и чудесно отдохнули.
— Нам не терпится скорее познакомиться с Атилли, — добавил Синяев.
— Если хотите, — сказал Синьг, — я могу сейчас прилететь к вам. Или вы предпочитаете кого-нибудь другого?
— Мы будем очень рады видеть вас.
— Тогда ждите. Буду через несколько минут. Опущусь на террасе.
БУДНИ КАЛЛИСТО
Ожидать пришлось действительно недолго. Не прошло и пяти минут, как над их террасой появился воздушный экипаж. Он был в точности похож на «лодку», стоявшую у подножия лестницы, отличаясь от нее только короткими крыльями. Но когда, почти по вертикальной линии, он плавно опустился, крылья исчезли в пазах корпуса, и тогда тождество с их «лодкой» стало несомненным. Очевидно, олити предназначались не только для воздушных, но и для морских прогулок.
Широков и Синяев внимательно следили за посадкой. Олити Синьга не повисла в воздухе, как это было на острове, а легла на террасу.
— Очевидно, это старая конструкция, — сказал Синяев. — Это доказывает и наличие крыльев.
«Стеклянный» футляр поднялся на тонких металлических стержнях, Синьг поспешно вышел и прошел внутрь дома, не давая людям времени выйти навстречу.
— Вам надо как можно реже подвергать себя действию прямых лучей Рельоса, — сказал он, здороваясь с ними за руку, по-земному.
— Не можем же мы все три года сидеть в доме, — возразил Синяев.
— Этого и не надо. Но пока ваш организм не привыкнет, нужно быть очень осторожными.
— Мы хотим осмотреть Атилли.
— Это можно сделать из олити. Вы помните футляр над кораблем? Под его защитой вы можете находиться сколько угодно, ничего не опасаясь.
— А разве на олити такие же? — спросил Широков.
— Нет. Нам они не нужны.
— Ну так как же?
— Здесь была допущена небольшая ошибка, — сказал Синьг. — Они подумали о футляре на корабле, но упустили из виду олити. Но все уже сделано. Ваша олити будет доставлена с минуты на минуту.
— Наша олити?
— Да, для вас. Футляр для нее уже готов.
— Скажите, Синьг, — сказал Синяев, — отношение к нам является исключением или это обычная норма поведения?
— Я вас не совсем понимаю.
— Если бы такой специальный футляр был нужен не нам, а кому-нибудь из каллистян, его так же бы изготовили?
— Разумеется. Теперь я вас понял. Не тревожьтесь! Мы относимся к вам так же, как и друг к другу. Я могу это доказать. Вот стоит моя олити. Такие аппараты уже вышли из употребления. Но я не умею управлять новыми, так же как все, кто летал на Землю. Мы отстали от жизни. И по нашей просьбе изготовили двенадцать олити старого типа.
— Но ведь мы прибыли на Каллисто только вчера.
— Что ж из этого? Изготовить такой аппарат недолго.
— Мне очень хочется познакомиться с вашими заводами, — сказал Синяев.
— Никто вам не мешает это сделать.
— Не будем спешить, — сказал Широков. — Всему свое время. На сегодня хватит познакомиться с городом и навестить Диегоня. Он здесь?
— Да, мы все поселились в Атилли.
— Скоро доставят нашу олити? — нетерпеливо спросил Синяев.
— Это можно узнать. Но я не советую вам выходить сейчас из дома. Самый полдень.
— Синьг прав, — сказал Широков, заметив недовольство на лице друга. — К чему рисковать зря? Какой-нибудь час пройдет быстро. У меня, например, много вопросов, которые можно задать и в доме. К тому же я голоден.
— Вы еще не завтракали?
— Попросту забыли об этом. Приготовьтесь, Синьг! Я задам вам столько вопросов, что вам будет много работы.
Каллистянин улыбнулся.
— Боюсь, — ответил он, — что буду плохим консультантом. За одиннадцать лет жизнь на Каллисто заметно изменилась. Многое мне самому непонятно. Советую позвать кого-нибудь из ваших новых знакомых.
— Кого же? — спросил Синяев. — Беспокоить Женьсиньга неудобно.
— Почему же? Если он свободен, то с радостью прилетит к вам. Но скорей всего он занят. Позовите Гесьяня: этот человек все знает. Или Вьега Диегоня.
— Гесьяня, — решил Синяев, — и Бьесьи.
— Это хорошо, — сказал Синьг. — Бьесьи опытный инженер.
— Я сейчас свяжусь с ними. — Широкову хотелось испытать экранную связь самому. — Чье же имя назвать?
— Безразлично.
— Кстати, я не знаю, как зовут Гесьяня.
— Его зовут Сьень.
— У нас на Земле есть имя Сеня, — сказал Синяев.
— Называйте его так, он будет очень доволен.
— Вы уверены?
— Совершенно уверен.
— Спроси все же у него самого, — посоветовал Широков.
Он подошел к экрану, нажал кнопку и громко произнес:
— Сьень Гесьянь.
Он ожидал, что экран, как и в первый раз, исчезнет из глаз, но он остался «на месте».
— Пока не нажата кнопка у вызываемого, — пояснил Синьг, — экраны не сработают.
— А если как раз в этот момент кто-нибудь захочет вызвать нас? — поинтересовался Синяев.
— Его экран на мгновение потемнеет, что означает: занято.
— Сложная техника.
— О, нет! Она очень проста.
Примерно через минуту или полторы экран «исчез». Перед ними появилась комната в доме, где жил Гесьянь. У экрана стояла Бьесьи.
Широков и Синяев с интересом ожидали появления еще одного каллистянекого дома, его обстановки, но, увидя Бьесьи, моментально забыли обо всем. Оба смешались и покраснели, не зная, как выйти из этого, невозможного по их понятиям, положения.
На Бьесьи был светло-серый, абсолютно прозрачный костюм. Казалось, что тело каллистянки окружает тончайшая газовая пленка. Человеку трудно отрешиться от укоренившихся понятий. Убеждения людей, вложенные годами предыдущей жизни, сразу не могут смениться другими, пусть даже более совершенными. Разумеется, Бьесьи и в голову не приходило, что в ее костюме может быть что-нибудь «неладное». Она радостно приветствовала людей Земли.
— Как я рада вас видеть! Гесьянь сейчас придет, он в бассейне.
Широков и Синяев старались смотреть ей в лицо. Их смущения Бьесьи не заметила, она плохо знала людей и не умела разбираться в выражении их лиц.
Но Синьг заметил.
— Наши гости, — сказал он, — просят вас приехать к ним.
— С огромным удовольствием.
— Вы знаете, где они поселились?
— Конечно.
— Ну, так мы вас ждем, — и с этими словами Синьг выключил экран, вероятно к полному недоумению Бьесьи.
— В чем дело? — спросил он, повернувшись к Широкову. — Кровь бросилась вам в лицо. Отчего?
На такой прямой вопрос можно было ответить только так же прямо. Но не сочтет ли Синьг гостей Каллисто дикарями?
«Но ведь он знает жизнь на Земле, — подумал Широков. — К тому же он врач».
Синяев, как всегда, оказался решительнее своего друга. Он просто и откровенно объяснил Синьгу причину их смущения.
— Хорошо! — сказал каллистянин. — Это понятно, и мы должны были сами догадаться. Больше этого не повторится.
— Что вы хотите делать? — встревожившись, спросил Широков.
Очевидно, Синьг понял его мысль.
— Не волнуйтесь, — сказал он. — Каллистяне поймут как надо. Вы нас еще плохо знаете. Прошу вас выйти из комнаты на две минуты.
Широков и Синяев переглянулись. Одна и та же мысль возникла у обоих: не слишком ли многого они требуют от каллистян? Но ничего другого, как только исполнить просьбу Синьга, у них не оставалось.
— Получилось не совсем хорошо, — сказал Синяев, когда они оба прошли в соседнюю комнату. — Но я доволен, что так вышло. Если бы она явилась к нам в таком виде, было бы неприятно находиться в ее обществе.
Широков промолчал.
С кем говорил Синьг и что именно он сказал, осталось неизвестным, но такого костюма, какой был на Бьесьи, они больше никогда и ни на ком не видели.
Молодые супруги прилетели очень скоро. Широков и Синяев были рады увидеть Гесьяня, которого искренне полюбили за это время. Они сумели скрыть невольное смущение при виде Бьесьи, одетой на этот раз не в прозрачный, хотя и очень легкий, костюм. Что касается молодой каллистянки, то она, казалось, и не поняла, в чем заключался ее «промах».
Олити Гесьяня, так же как раньше Синьга, опустилась на террасу, а не осталась висеть в воздухе, хотя сразу было видно, что она совсем другой конструкции. Синяев сейчас же спросил о причине.
— О, это просто из экономии, — ответила Бьесьи. — Я выключила поле. Мы собираемся провести с вами долгое время, если вы не возражаете. Как ни мало тратится энергии, но все же тратится. И потом может быть ветер… я не помню точно.
Эти слова напомнили обоим людям, что на Каллисто погода действует по расписанию. Бьесьи не помнила, назначен на сегодня ветер или его не будет.
— А чем помешает вам ветер? — спросил Синяев.
— Если оставить олити висеть в воздухе без присмотра, ветер может угнать ее, — смеясь ответила Бьесьи. — Такой случай со мной был однажды.
— Был, как же! — подхватил Гесьянь. — И мне пришлось долго искать нашу олити. Мы с Бьесьи были в лесу. Выходим на опушку — нет! Исчезла. Что такое! Спрашиваю: «Не забыли выключить поле?» — «Кажется, нет». Как вам это нравится? Олити нашлась на расстоянии трех километров. Спасибо, пролетал кто-то. Снизился и спрашивает: «Это не ваша олити летает без управления вон там?» Дело в том, что с включенным полем олити весит ровно столько, чтобы не подниматься под давлением воздуха. Практически она ничего не весит. Ветер погнал ее, как пушинку.
Синьг смеялся. Широков и Синяев слушали серьезно. Этот шутливый рассказ многое говорил им о повседневной, будничной жизни каллистян. Как не похожа была эта жизнь на земную!
— Позавтракайте с нами, — предложил Широков.
— С удовольствием, — одновременно ответил Гесьянь и Бьесьи.
— Нельзя ли как-нибудь сделать, чтобы нам доставили наши вещи? — попросил Синяев. — Я хочу переодеться.
— Это очень легко, — сказал Синьг.
Он подошел к экрану. Вскоре появилась комната, не имевшая ничего общего с теми, которые они видели до сих пор. На ее стенах было много экранов, гораздо меньших размеров, чем их экран. Посредине стоял стол с наклонной верхней доской, а перед ним кресло. Больше ничего в комнате не было. В кресле сидел молодой каллистянин.
— Я еще не давал сигнала вызова, — сказал Синьг. — Он нас не видит.
— Кто он такой?
— Дежурный по сектору. Вы видите перед собой оперативный пост. Отсюда осуществляется координация всех работ, ведущихся в данном секторе. Таких секторов в Атилли восемь. Есть еще центральный городской пост, объединяющий работу секторных. Там несколько дежурных. Центральные посты городов согласовывают свою деятельность с постами урьить. Это приблизительно то же, что ваши «области». А посты урьить, в свою очередь, постоянно связаны с постом «Каллисто», который является центральным для всей планеты. Так у нас достигается необходимый порядок в работе.
— Эта система устарела, — вмешался Гесьянь. — Необходима ее замена на какую-то другую. Пост «Каллисто» когда-то находился в прямом подчинении совету планеты, и такая система имела смысл. Теперь совета фактически не существует. Но, как видите, старая система существует. Консервативность мышления, — прибавил он, пожав плечами.
Широков улыбнулся. Все на свете относительно, и Гесьянь, конечно, прав. Но странно было слышать слово «консерватизм» в применении к каллистянам. Все, что Широков и Синяев знали о них, не позволяло допустить наличие косности и приверженности к старому, отжившему.
— Кто же мешает ввести новую систему? — спросил Синяев.
— Привычка, — ответил Гесьянь. — Многие считают, что и старая система вполне отвечает своему назначению.
— Вы сказали, что совета планеты больше не существует. Кто же должен сказать решающее слово?
— Кто угодно, хотя бы я. Но ведь не скажешь, если знаешь, что не все согласны.
— А как это узнать?
— Каждый десятый день проводится обсуждение. Каждый может предложить свое, новое. Если возражений нет, предложение проводится в жизнь.
— Кем?
— То есть как это «кем»? Теми, которых это касается.
— Неясно, — сказал Синяев. — Предположим, я внесу предложение выстроить башню. Мне кажется, что она украсит город. Предположим, никто возражать не будет. А что дальше? Кто составит технический проект, кто даст материал и рабочую силу? К кому обращаться?
Трое каллистян переглянулись. Казалось, они не знали, что ответить на неожиданный для них вопрос Синяева. Широков с интересом ждал ответа.
— Теперь я могу повторить за вами, — сказал Гесьянь, — неясно! Предложение внесено, возражений нет. Значит, оно понравилось. Теперь не вы один хотите построить эту башню. Одинаково с вами думают многие. На Каллисто много архитекторов, машин, строительных материалов. В чем же дело? Башня будет строиться.
— Кем? — настойчиво спросил Синяев.
Широков видел, что Гесьянь просто не понимает его друга.
— Георгий спрашивает, — сказал он, — кто внесет работу в текущий план. Кто объявит о начале работ? Определит место постройки и, наконец, кто именно будет составлять проект? Ведь может случиться, что работать над проектом башни начнут сразу несколько человек.
— Это постоянно случается. Редко бывает один проект.
— Кто решит, который лучше всех?
— Сами архитекторы. Они покажут друг другу свои работы и выберут.
— И не будет споров?
— Почему? Всегда бывают. Но то, что лучше, говорит само за себя. Если я сделал лучше, чем вы, то не можете же вы этого не признать.
Синяев посмотрел на Широкова.
— Бесполезный разговор, — сказал он по-русски.
— Когда проект готов, — продолжал Гесьянь, — его внесут в план работ сектора, если работа мелкая, урьить, если она крупнее, или поста «Каллисто», если она имеет общепланетный характер. Остальное идет обычным путем.
— Кто может работать дежурным на посту? — спросил Широков, меняя тему. — Это, вероятно, очень сложный труд?
— Не такой уж сложный. К нему надо просто привыкнуть. Дежурным может быть каждый, у кого имеется склонность к такого рода работе. Например, я не согласился бы работать дежурным, это не в моем характере. Но многие любят и даже увлекаются. Случается, что дежурный отказывается уступить свое место другому, когда кончается его срок. Желающий занять его место, а таких всегда больше, чем нужно, вынужден иногда обратиться к дежурному центрального поста за помощью. — Гесьянь засмеялся. — Впрочем, такие случаи не только у дежурных, а всюду.
— Какой срок работы?
— Обычный. Четыре часа. Этого мало, чтобы удовлетворить человека, когда он хочет работать. Но здесь уже ничего не поделаешь. В вопросах продолжительности рабочего дня решающее слово принадлежит медицине. А мы, медики, считаем, что четыре часа вполне достаточно. Потребность труда удовлетворена, а организм не испытывает вредной усталости. Очень часто вносятся предложения об увеличении рабочего дня, но мы не сдаемся.
Пока шел этот разговор, дежурный по сектору несколько раз связывался с различными пунктами города. Они видели, как он поднимал голову, очевидно привлеченный звуком сигнала, и нажимал одну из кнопок на наклонном столе. Тотчас же «исчезал» один из экранов и появлялась внутренность дома, каюта корабля или какое-нибудь непонятное помещение, возможно заводской цех. Какие-то каллистяне что-то говорили дежурному, а он вызывал других и говорил с ними. Один раз на одном из экранов они увидели второй такой же пост и другого дежурного.
Широков и Синяев не спускали глаз с этой картины. Рабочая жизнь Каллисто проходила перед их глазами на экранах, которые они видели на своем экране. Так иногда на экране кино виден другой кинозал с демонстрирующейся в нем другой кинокартиной.
— Почему мы видим дежурный пост, а оттуда нас не видно? — спросил Синяев.
— Экран включен односторонне. Когда мы дадим сигнал, дежурный присоединит нас к одному из своих экранов. Это делается для того, чтобы не мешать его работе. Если желающий говорить видит, что дежурный занят, то подождет, пока он освободится.
— И мы можем таким способом заглянуть внутрь любого дома?
— Конечно нет. Такая связь существует только с постами, да еще с дежурными медицинскими пунктами.
Синьг вторично нажал левую кнопку. Они увидели, как дежурный протянул руку к пульту.
В следующую секунду комната поста мгновенно «повернулась» на экране. Они увидели ее уже с другой стороны и поняли, что их присоединили к экрану, расположенному на противоположной стене.
Спокойное выражение лица молодого каллистянина сменилось изумлением и радостью. Он вскочил с кресла и подбежал, казалось, прямо к ним.
— Люди Земли! — воскликнул он. — Наши гости!
— Здравствуйте! — сказал Широков.
— Я знал, что вы поселились в моем секторе, но не надеялся, что вы соединитесь со мной. Я так рад вас видеть!
— У наших гостей есть к вам дело, — сказал Синьг.
— Готов выполнить все!
Дежурный не отрываясь смотрел на Широкова и Синяева. На его молодом лице был такой восторг, что они невольно засмеялись.
— Вы нас еще не видели? — спросил Синяев.
— Видел два раза. У себя дома, когда вы выступали на острове Неба, а затем здесь, в Атилли. Но этого так мало!
— Наши гости просят доставить их вещи, которые остались на корабле, — сказал Синьг.
— Все?
— Нет, их слитком много. Пока только два… — Синяев запнулся, не зная, как сказать слово «чемодан», оно не переводилось на каллистянский язык. — Два коричневых ящика с ручками и металлическими застежками.
Синьг, понимая, о чем идет речь, пояснил более подробно.
— Сейчас будет сделано, — сказал дежурный.
Он вернулся к пульту и произвел нужное включение. «Исчез» один из экранов, и появилось знакомое им помещение рулевой рубки их корабля. Они увидели командира судна, который сразу заметил их и приветствовал жестами рук. Дежурный ясно и толково передал просьбу гостей. Широков и Синяев слышали каждое слово.
— Люди Земли поселились в четвертом секторе, 4472.
— Как жаль, что я не могу сам выполнить их просьбу, — сказал моряк. — Но я сейчас пришлю вещи.
Дежурный выключил экран корабля и снова подошел к ним.
— К сожалению, — сказал он, — я вынужден прекратить наш разговор. Уже несколько раз меня вызывали. Правда, те, кто соединялся со мной, видели, с кем я говорю, но все же…
— Увидимся в другой раз, — сказал Широков.
Синьг выключил экран.
— Ваши вещи сейчас будут доставлены, — сказал он.
— Право, я сожалею о своей просьбе, — сказал Синяев. — Не лучше ли было нам самим слетать на корабль?
— Не думайте об этом. Каждый каллистянин с радостью исполнит любое ваше желание. Вы гости не отдельного лица, а всей планеты.
— Кому же будет поручена доставка? — спросил Широков.
— Любому, кто в этот момент ничем не занят.
— А если такого не найдется?
— Людей всегда много.
Не прошло и пятнадцати минут, как на террасе опустилась олити. Из нее вышел каллистянин и вынул два чемодана.
— Надо поблагодарить его, — сказал Синяев.
Они вышли на террасу. Каллистянин приветствовал их радостно, но не так восторженно, как дежурный по сектору.
— Мы вам очень благодарны за вашу услугу, — сказал Широков. — Можно узнать ваше имя?
— Меня зовут Жьесь Дньинь. Я рад случаю увидеть вас вблизи.
— Мы вам не помешали тем, что попросили доставить вещи?
— Вы меня об этом не просили. Но я с удовольствием исполнил ваше желание. Не нужно ли вам еще что-нибудь?
— Нет, спасибо, ничего не нужно.
— В таком случае я полечу дальше. Желаю вам хорошо поработать на Каллисто.
— Знаете, кто это такой? — спросил Гесьянь, когда олити скрылась. — Это крупнейший геолог. Он очень известный ученый.
— Так почему же именно ему поручили тащить наши вещи? — с возмущением спросил Широков. — Или не знали, кто он такой?
— А какая разница? — удивилась Бьесьи. — Если он мог это сделать.
Широков и Синяев ничего не сказали. Обращение к знаменитому ученому с просьбой сыграть роль носильщика казалось им очень странным. Но каллистяне явно не видели тут ничего особенного. Человек мог сделать данную работу, этого было, по их понятиям, вполне достаточно, чтобы обратиться к нему.
— Почему он не остался и не поговорил с нами?
— Потому, что вы не выразили такого желания, — ответил Синьг. — Ваши вопросы странны для нас. Я вас понимаю, потому что привык к вам за годы, которые мы провели вместе. Другие не поймут. На Каллисто иные понятия, чем на Земле.
— Мы это видим, — вздохнул Синяев.
Чемоданы перенесли в комнату, в которой Широков и Синяев провели ночь. Она оказалась тщательно убранной, но постели остались нетронутыми. Широков рассказал о виденном ими механическом уборщике и спросил, каждая ли комната имеет такого андроида.
— Каждая, — ответил Гесьянь. — Кроме домашних, существуют машины, приводящие в порядок улицы и сады. «Аньдьрьоидь», как вы ее называете, привел в порядок комнату, но не тронул постелей потому, что не умеет этого делать. Здесь, очевидно, не спали. Сегодня в этом доме будут переделки. Укажите, где вы хотите спать в дальнейшем, и там поставят машину, которая будет убирать и постели.
— Кстати, почему мы спали именно здесь?
— Потому, что в этой комнате холоднее, чем в других. В доме сделано специально для вас искусственное охлаждение, но оказалось, что оно недостаточно. Его усилят.
— Сколько хлопот! — сказал Синяев.
— Конечно, вы на особом положении, — сказала Бьесьи, — но и любой каллистянин может попросить сделать изменения в своем доме. Это обычное явление.
— А как узнают, что где-то требуются услуги?
Широков и Синяев непрерывно задавали вопросы.
Их возникало все больше и больше, на каждом шагу. При внешнем сходстве жизнь на Каллисто и на Земле резко отличалась одна от другой по внутреннему содержанию. И причиной этого являлась не только более развитая техника. Основное различие заключалось в психологии каллистян, их отношении к труду и друг к другу. При полном отсутствии какого бы то ни было государственного аппарата это различие имело решающее значение, определяло собой весь уклад жизни. Насилия, пусть даже самого малого, никогда и нигде не применялось. Все делалось добровольно, основывалось на личном желании каждого каллистянина принять участие в общей работе. Общественный строй на Каллисто представлял собой коллектив, объединяющий все население планеты, и каждый член этого многомиллионного коллектива отдавал все свои силы и знания на достижение общей цели, ставя ее выше личного. Эта цель заключалась в том, чтобы сделать жизнь еще лучше и полнее, чем она была в данный момент, двигать вперед искусство и науку, открывая и заставляя служить себе все новые и новые силы природы. Прекрасный и бесконечный путь!
Людям Земли хотелось узнать как можно больше и как можно скорее решительно все. Синьг, Гесьянь и Бьесьи отвечали с видимым желанием. Это поощряло Широкова и Синяева, и они не стеснялись.
Петр Аркадьевич вспомнил, как сами каллистяне на Земле осаждали его бесконечными вопросами и как трудно ему приходилось тогда из-за плохого знания языка. Что ж! Это в порядке вещей. Во всяком случае, каллистянам легче, чем было ему.
— Для этого, — ответила Бьесьи, — существуют дежурные на постах. Вот видите этот небольшой аппарат? — Она подошла к стене, на которой они увидели ящичек, похожий на динамик радиотрансляции, но сделанный из «хрусталя», как и пульт «телефона». — Он принимает сообщения дежурного поста о потребности в рабочей силе. Когда вы хотите работать («хотите», а не «должны», отметил про себя Широков), то включаете его и выбираете то, что вам подходит, после чего сообщаете дежурному, и работа исключается из дальнейших сообщений как выполненная.
Она повернула крохотную ручку, и ящичек заговорил громко и отчетливо:
— На центральном складе «В» четвертого сектора нужны два человека для переделки учетной машины типа «Гьирь». Корабль «Вьерьи» нуждается в пяти членах экипажа, плывет в Кусуди. В домах 289 и 2387 второго сектора надо переключить приемные экраны на имена новых жильцов…
Голос смолк, так как Бьесьи выключила аппарат.
— Это мелкие сообщения, — сказала она. — Они передаются непрерывно, по мере поступления заявок. Вечером сообщается о крупных работах, намеченных на завтрашний день.
— Те работы, о которых мы только что слышали, вероятно, уже заняты? — спросил Синяев.
— Безусловно. Сообщений никогда не приходится повторять. Но тот, кто хочет взять на себя объявленную работу, должен очень торопиться.
— Почему?
— Перехватят другие.
— Разве работ мало?
— В сравнении с числом населения Атилли очень мало. Ведь это мелкие, не плановые работы. Они выполняются между прочим, вне обычного рабочего времени.
Гесьянь рассмеялся.
— Здесь проявляется нежелание каллистян подчиниться требованиям медицины, — сказал он. — Они уверяют, что эти мелкие работы служат развлечением. Приходится делать уступку.
— Но более крупных, плановых работ хватает для всех?
Гесьянь поморщился.
— В общем хватает. Но иногда приходится выдумывать работу.
— Отчего возникло такое положение?
— Автоматизация. Основная масса работ ведется без участия людей.
— Что же будет дальше?
— Я думаю, что положение не изменится. Уже сейчас половина населения Каллисто — это работники науки и искусства. В дальнейшем, при еще большем развитии техники и увеличении автоматики, число занятых чисто умственным трудом увеличится — и только.
— Выходит, что у вас еще есть разница между умственным и физическим трудом, — сказал Широков. — В чем же заключается физический труд?
— В управлении машинами и автоматами. Они могут работать самостоятельно, но не во всех случаях. Требуется известный уход и настройка. Ну еще мелкие работы, о которых мы только что говорили.
— Ну, это совсем не то, — улыбнулся Широков. — Я имел в виду другой физический труд.
— У меня создается впечатление, что каждый каллистянин получает универсальное образование, — заметил Синяев.
— Отчасти это верно, но существует специализация. Я, например, как вам известно, врач, но знаю устройство всех машин настолько, что могу работать везде.
— Сколько лет учатся дети?
— Для получения общего образования — два с половиной года. Изучение выбранной специальности длится неопределенное время, но обычно от двух до трех лет.
— А с какого возраста начинается обучение?
— С трех лет[27].
В переводе на земное время это означало, что каллистяне заканчивали высшее образование к семнадцати годам. Молодость Гесьяня и Дьеньи, бывших уже учеными, стала понятна.
— Нам не терпится своими глазами увидеть все, о чем вы рассказываете, — сказал Синяев.
— Времени у вас хватит, — ответил Синьг. — Сегодня только второй день вашего пребывания на Каллисто. Впереди полтора года — три, по-вашему.
— Однако мы снова забыли о завтраке, — сказал Широков. — Так можно умереть с голоду на вашей планете.
НА ОЛИТИ
На Каллисто не существовало ресторанов или столовых. Все можно было получить, не выходя из дому, по специально для этого проложенным трубам. В комнате, где полагалось завтракать, обедать или ужинать, в «столовой», как называли ее между собой Широков и Синяев, на особой подставке лежал большой плотный альбом. На его страницах помещалось несколько тысяч названий и рисунков различных блюд. После каждого названия стоял номер.
У стены находился автомат с четырьмя рядами цифр на пятиугольной дверце. Каждая цифра поддавалась нажиму, как кнопка. Чтобы получить требуемое блюдо, достаточно было набрать нужные номера и повернуть маленькую ручку. Через минуту раздавался гудок. В аппарате оказывалось все, что было заказано. Блюда были прекрасно приготовлены, на красивой посуде, горячие, теплые или холодные, смотря по желанию. Опорожненные тарелки и стаканы (они были многоугольной формы, но не очень сильно отличались от земных) ставились обратно в автомат, и поворачивалась другая ручка — это было все. В каллистянских домах не знали, что значит приготовление обеда, мытье посуды и тому подобное.
Завтрак на пять человек был заказан Синьгом. Широков и Синяев еще не научились разбираться в названиях «меню», но за время полета они привыкли к каллистянской пище и могли есть всё.
— Сколько человек работают на… — Синяев снова запнулся, не зная, как сказать слово «кухня».
Широков также не знал этого слова. Очевидно, его просто не было в языке.
— На продовольственном заводе? Вы это хотели спросить? — ответила Бьесьи. — Ни одного человека. Приготовление блюд и их доставка в дома производятся автоматически.
— А доставка сырья на завод? Мясо, овощи, фрукты?
— Овощи и фрукты доставляются раз в десять дней. Их складывают в приемники, и на этом все кончается. Что касается мяса, то вы ошибаетесь, если думаете, что это мясо животных.
— Что же это такое? — спросил Широков. — По вкусу это свежее мясо, почти такое же, как у нас.
— Когда-то, — сказал Синьг, — каллистяне, подобно людям Земли, ели мясо убитых животных, но теперь мы не питаемся таким способом.
— То, что вы едите, — добавила Бьесьи, — мясо, но только синтезированное. Оно более питательно, чем натуральное, и не содержит никаких вредных веществ.
— Значит, каллистяне не убивают животных? Но тогда их количество может вырасти чрезмерно.
— Нам не нужно мясо, но мы используем мех и кожу. Вообще на Каллисто не так много животных. Многие виды уничтожены как вредные или бесполезные.
— А овощи и фрукты тоже синтезируются?
— Нет, этого не нужно. Можно, конечно, синтезировать все, но овощей и фруктов у нас вполне достаточно.
— Где они выращиваются?
— Всюду. Не все живут в городах. Большинство ученых и работников искусства предпочитают жить среди природы. Каждый дом окружен садом или полем. Работа в них полезна. Нельзя все время сидеть за столом или в лаборатории.
— Можно нам посетить продовольственный завод или такой отдельный дом, вне города? — спросил Синяев.
— Разумеется. Вы можете посетить все, что пожелаете.
Окончив завтрак, все перешли в спальную комнату. К удивлению Широкова и Синяева, постели были кем-то убраны.
— Ничего! — ответил Гесьянь на вопрос Широкова. — Не думайте о таких мелочах. Вы гости.
— Кто же все-таки убрал за нами?
— Ну, скажем, я, — засмеялся Гесьянь. — Не все ли равно? Мне это было приятно. Больше этого не повторится, — поспешно прибавил он. — Все будет делать домашняя машина.
— Спасибо! — сказал Широков. — Но мы могли бы сами.
Они переоделись в свою одежду и почувствовали при этом такое удовольствие, точно долгие годы не видели земных вещей. Даже запах материи, сделанной на Земле, был приятен.
При этом они снова столкнулись с разницей в понятиях людей и каллистян. Чтобы переодеться, им надо было снять бывшие на них костюмы, но Бьесьи, зная, что они хотят делать, не уходила. Пришлось, извинившись, попросить ее выйти.
— Наше воспитание, — сказал Широков Синьгу, — вероятно, кажется вам смешным?
— Нисколько. Понять не трудно. Человек всегда может понять другого человека, как бы различны они ни были. А вы очень мало отличаетесь от нас.
— Вы любезны и вежливы, как всегда, — сказал Синяев.
Когда они снова прошли в комнату, смежную с террасой, то застали там несколько незнакомых каллистян, которые что-то делали у одной из стен. Гесьянь объяснил, что это те, кто взял на себя переделку охлаждения в доме, а также другие мелкие работы.
— Когда вы вернетесь, все будет уже закончено, — сказал он.
После обычных приветствий один из «рабочих» («Кто их знает, — подумал Широков, — кто они такие? Ведь поручили же крупному ученому доставить наши чемоданы».) спросил, не надо ли переключить экраны на имя новых жильцов дома.
— Переключите, — сказал Синяев. — Хотя бы на мое имя.
— Лучше сделать иначе, — предложил Синьг. — Ваши имена трудны для произношения. Настройте экран на слово «Земля».
— Вы не возражаете? — спросил каллистянин, который, по-видимому, руководил своими товарищами.
— Наоборот! Это будет только приятно.
— Тогда мы так и сделаем. Зьемьлья, — повторил он. — Я правильно произношу?
— Приблизительно правильно, — улыбнулся Синяев.
— Не забудьте сообщить об этом на пост «Каллисто», — сказал Гесьянь.
В эту минуту на террасу опустилась большая, окрашенная в темно-серый цвет олити. Из нее вышел каллистянин и прошел в дом. Вежливо поздоровавшись, он сообщил, что эта олити предназначена для гостей.
— Как раз вовремя, — сказал Синяев. — Спасибо!
— Научить вас управлять ею? — спросил каллистянин.
— Я сама научу, — ответила Бьесьи.
— В таком случае до свидания! Я могу воспользоваться чьей-нибудь олити?
— Возьмите мою, — сказал Гесьянь. — Вон ту.
Очевидно, желая скрыть свое любопытство, каллистянин окинул внимательным взглядом Широкова и Синяева и вышел.
— Вы не спросили его, куда он полетел, — сказал Широков.
— А зачем мне это знать?
— Но ведь он взял вашу олити. Где вы возьмете другую?
— Где угодно.
«Ответ в каллистянском стиле, — подумал Широков. — У них это просто. Где угодно, вот и весь разговор».
Оставив «рабочих» хозяйничать в доме, все пятеро вышли на террасу.
Олити, построенная специально для Широкова и Синяева, была шестиместной. По изяществу наружной и внутренней отделки она походила на нарядную игрушку, и, несмотря на величину, ее невольно хотелось положить в бархатный футляр, как произведение искусства.
— Это новейшая конструкция, — сказала Бьесьи. — Управление ею очень просто.
— Поразительно, — сказал Синяев по-русски, — с каким вниманием относятся к нам каллистяне. Ты думаешь, что цвет олити случаен? Ничего подобного. Я как-то сказал, не помню кому, что больше всего люблю темно-серый цвет, и, как видишь, они это запомнили.
— Возможно, что так, — с оттенком недоверия ответил Широков.
Они обратили внимание, что совершенно безоблачное утром небо затянулось облаками. Рельос был невидим.
— Ожидается дождь?
— Нет. — Бьесьи взглянула на небо. — Это не дождевые облака. По расписанию должно быть ясно. Вероятно, небо закрыли облаками специально для вас. Каллистяне, — пояснила она свои слова, — тревожатся, что вам слишком жарко. Особенно после вчерашнего.
— А что вчера?
— Как что? Вам же было плохо после путешествия по улицам Атилли.
— Откуда вы это знаете?
— Вся Каллисто знает.
Эти слова напомнили гостям с Земли об истинном положении вещей. Они как-то забыли, что находятся в центре внимания всего населения планеты. Возможно, это произошло потому, что никто из каллистян не высказывал явного любопытства. Их обоих как будто оставили в покое, предоставив поступать, как они желают. Ни один каллистянин не подходил и не подлетал к их дому, чтобы взглянуть на жителей другого мира.
Широков вспомнил толпы народа, осаждавшие с утра до вечера обсерваторию Штерна, а еще раньше — лагерь под Курском, где ему, как коменданту, часто приходилось обращаться за помощью к Черепанову, чтобы оградить каллистян от людского любопытства.
Жители Атилли вели себя совсем иначе.
Облака над городом, направленные сюда исключительно для гостей, служили яркой иллюстрацией заботы и внимания без навязчивости.
Шесть кресел были сделаны из того же, уже знакомого им, материала, похожего на стекло, поддающегося тяжести тела и как бы обнимающего сидящего в кресле человека, принимая его форму.
Бьесьи села за управление. Правда, в первый момент никакого «управления» они вообще не заметили. Не было ни штурвала, ни кнопок, ни каких-либо рукояток. У Синяева даже мелькнула мысль, что аппарат управляется мысленно, с помощью биотоков. О том, что на Каллисто вполне возможно существование биотехники, он думал еще на острове Неба, когда они летели к «вокзалу» на никем не управляемом аппарате. В 19… году, когда они покидали Землю, уже появились биотехнические протезы, успешно заменяющие человеку потерянную руку или ногу. А техника каллистян, казалось Синяеву, во всем была выше земной.
Но догадка не подтвердилась. Бьесьи поставила ногу, обутую в серебристого цвета сандалию, на маленькую педаль, снабженную металлической пряжкой. Очевидно, это и было «управление». Синяев сел рядом, внимательно наблюдая за действиями молодой каллистянки.
Легкое движение носка вниз.
Прозрачный колпак опустился, закрыв лодку.
— Куда направимся? — спросила Бьесьи.
— Нам хочется осмотреть город.
— И навестить Диегоня, — прибавил Широков. — Но сперва полетаем над Атилли.
Бьесьи приподняла носок сандалии. Олити отделилась от террасы и вертикально поднялась метров на сорок.
Новое, чуть заметное движение ноги, на этот раз вперед. Подъем прекратился, и олити полетела прямо.
Как раньше, на острове, не слышно никакого звука, ни малейшего шума, который указывал бы на работу двигателя. Олити летела как бы сама по себе, вроде сказочного ковра-самолета.
Сидеть было удобно. Прозрачный футляр давал широкий кругозор. Борта машины едва достигали до пояса пассажиров, и они могли видеть кругом и внизу без всякого усилия. Почти полное отсутствие чувства тяжести нельзя было приписать одному только действию облегающего сиденья, было ясно, что вес действительно ослаблен, и это доказывало, что олити держится в воздухе силой антигравитации. Двигатель для поступательного движения безусловно существовал, но его нигде нельзя было заметить.
— Сколько времени надо, чтобы научиться управлять олити? — спросил Синяев.
— Нисколько, — ответила Бьесьи. — Садитесь на мое место и ведите машину.
— Если так, то почему же Синьг и его товарищи, летавшие на Землю, попросили изготовить для них олити старой конструкции?
Бьесьи пожала плечами.
— Спросите об этом их самих. Желание странное и малопонятное.
Широков посмотрел на Синьга, сидевшего с ним рядом во втором ряду кресел, и ему показалось, что при словах Бьесьи врач звездолета смутился. Синьг даже отвернулся, делая вид, что рассматривает что-то внизу.
«Любопытный психологический штрих, — подумал Широков. — Самое интересное, что этот своеобразный консерватизм проявился не у одного Синьга, а у всех двенадцати звездоплавателей».
Синяев также заметил смущение их старого друга и промолчал.
— Олити на острове, — сказал он, обращаясь к Бьесьи, — не имела такой педали.
— Вероятно, она принадлежала к типу автоматических, как, например, грузовые олити, которые также летают без людей по определенному маршруту. А эти предназначены для свободного полета. Так что же, сядете на мое место?
— Боюсь, — ответил Синяев. — Под моим управлением мы рискуем врезаться в землю.
— Этого не может случиться. Олити никогда не упадет.
— Сама по себе не упадет, это ясно, но если я направлю ее вниз на полной скорости?
— Она вам не подчинится. Можете ничего не опасаться. Управление чрезвычайно просто. Движение ноги вперед, назад, в стороны, вниз или вверх — вот и вся техника управления. Маневры совершаются автоматически, без участия водителя. Только не нажимайте слишком резко вперед или назад. Получится неприятный толчок.
— Ну что ж, — решился Синяев, — попробуем.
Они поменялись местами.
— Это действительно совсем просто, — сказал Синяев через минуту. — Движения, которые надо производить, настолько естественны, что ошибиться невозможно. Хочешь попробовать, Петя?
— В другой раз, — ответил Широков. — Смотри внимательней!
Сверху было хорошо видно, что Атилли имеет только одну, бесконечно длинную улицу, идущую вдоль берега океана. Все дома находились между нею и берегом. По другую сторону тянулись какие-то очень длинные, по три-четыре километра, низкие здания без окон.
— Это заводы, — объяснил Гесьянь.
На улице было много пешеходов. В этом не было ничего удивительного, — человеку полезно ходить пешком, и не могли же каллистяне все время летать.
Видя огромное количество воздушных машин — олити всех размеров и разных других, — мелькавших во всех направлениях, Широков сначала опасался, что под управлением Синяева они с кем-нибудь столкнутся, но потом успокоился. Движение над городом, казалось, подчинялось невидимому регулировщику. Машины летели на разной высоте, в зависимости от направления и скорости. Подчиняясь указаниям Бьесьи, Синяев не нарушал порядка. Воздух был словно разделен на зоны. Выше всех летели большие машины непонятной конструкции и как будто без людей, ниже была зона олити. Еще ниже, над самыми домами и деревьями, часто виднелись каллистяне на крыльях.
Широков вспомнил громадные воздушные корабли, похожие на дирижабли, которые он видел в книгах каллистян еще на Земле, и спросил, почему их не видно.
— Они вышли из употребления, — ответил Гесьянь. — Конструкторы все время работают над новыми моделями машин и сразу заменяют устаревшие.
Примерно через полчаса полета Синяев объявил, что, по его мнению, достаточно.
— Город надо осмотреть не сверху, а снизу, с земли. Где дом Диегоня?
— Мы его давно пролетели.
— Повернем назад?
— Здесь нельзя поворачивать, — сказала Бьесьи. — Надо пролететь немного дальше.
— Рядом же никого нет.
— Все равно. Какая-нибудь олити может взлететь как раз в этом месте. Существуют специальные места для поворотов.
Вскоре внизу, на самой середине улицы, показался высокий столб зеленого цвета. Такие столбы попадались и раньше.
— Вот здесь вы можете повернуть.
Синяев слегка повернул носок ноги влево. Олити послушно совершила широкий полукруг.
Машины, летевшие за ними и не собиравшиеся поворачивать, подлетая к столбу, опускались или поднимались, освобождая место.
— Ни одна олити здесь не взлетит, — сказала Бьесьи. — Я забыла вас предупредить, но вы правильно сделали поворот, налево.
— А если все-таки взлетит? — Синяев улыбнулся. — Какое наказание полагается за нарушение правил?
— Я не слышала, чтобы такой случай когда-нибудь произошел.
— Ну а все-таки? Если кто-нибудь нарушит правила?
— Я думаю, — спокойно сказал Гесьянь, — что такого случая произойти не может. А если произойдет, то человека, виновного в нем, обследуют врачи, так как он, несомненно, окажется болен.
— К чему задавать вопросы, на которые ответ заранее известен? — недовольным тоном сказал Широков по-русски.
Неизвестно, убедил ли Синяева ответ Гесьяня или он решил последовать совету своего друга, но он больше ничего не сказал, с удвоенным вниманием управляя полетом.
— Вот дом, где поселился Диегонь, — сказала Бьесьи через несколько минут.
И вдруг внутри олити раздался чей-то незнакомый голос, повторивший несколько раз подряд:
— Геогий Синев!.. Геогий Синев!
— Это что такое? — спросил Синяев. — Похоже на мое имя.
— Да, это вас вызывают, — сказал Гесьянь. — Очевидно, в этой олити установили дублирующий приемник экрана вашего дома. Чтобы вы знали, что кто-то зовет вас.
— Наш экран настроен на слово «Земля».
— Когда строили олити, об этом еще не было известно.
— Геогий Синев!..
— Могу я ответить?
— Право, не знаю, — ответил Гесьянь. — Обычно на олити этого не делают. Они часто переходят из рук в руки.
— Голос совсем незнакомый, — заметил Широков.
— Неудобно не отвечать. Может, вернемся домой?
— Мы уже рядом с домом Диегоня. Опустимся и узнаем, кто вызывает вас, — предложила Бьесьи.
— Если это можно сделать из любого дома, то конечно, — согласился Синяев.
Они оказались в этот момент прямо над террасой нужного дома. Синяев потянул педаль назад. Олити остановилась и неподвижно повисла на одном месте.
— Нажмите педаль, — сказала Бьесьи.
— Сильно или слабо?
— Безразлично. Спуск совершается всегда с одной и той же скоростью.
Как только олити коснулась каменных плит террасы, навстречу выбежала Дьеньи.
До сих пор Синяев думал, что каллистяне, независимо от пола, одеваются одинаково. Теперь он убедился, что это не так. На Дьеньи было платье белого цвета с широким бледно-зеленым поясом. Золотистые волосы девушки, более длинные, чем у мужчин, были уложены в простую и строгую прическу. В этом виде она показалась Синяеву гораздо красивее, чем в костюме астронавта.
Широков даже не заметил, во что одета Дьеньи. Он смотрел в ее лицо, испытывая нечто большее, чем радость встречи. И внезапно ему стало ясно, что все это время он скучал по ней.
«Глупо! — подумал он. — Только и не хватает влюбиться. Как будто на Каллисто нет другого дела».
Вслед за Дьеньи вышли Диегонь и его сын.
— Скорей проходите в дом, — сказал Гесьянь. — Не надо долго стоять под открытым небом.
— Рельоса же не видно.
— Все равно. Его лучи проникают под облака.
— Вы обрекаете нас на довольно скучную жизнь, — сказал Синяев. — Если так будет продолжаться, мы мало что увидим на Каллисто.
— В первые дни это необходимо. А там посмотрим.
Комната, примыкавшая к террасе, была похожа на такую же комнату в их доме, но фонтанов и здесь не было.
Синьг рассказал, что кто-то настойчиво вызывает Синяева.
— Сейчас узнаем, — сказал Вьег Диегонь, подходя к экрану.
— Разве вызовы регистрируются? — спросил Синяев.
— Нет, но если разговор срочен и важен, то можно через дежурный пост назначить время, когда вы сами можете связаться с тем, кто хочет вас видеть.
На экране появился центральный пост Атилли. Он был в несколько раз больше секторного, и в нем было пять дежурных. Вьег Диегонь переговорил с одним из них.
Широков и Синяев намеренно не подошли к экрану. Они не хотели задерживать разговора, что неизбежно случилось бы, если бы дежурные на посту их увидели.
Экран «погас».
— С вами хочет говорить Аинь Зивьень, — сказал Диегонь. — Он просит вас связаться с ним как можно скорее.
— Аинь Зивьень! — воскликнула Бьесьи. — Как странно!
— Кто это? — спросил Синяев.
— Очень большой ученый. Он руководит всеми работами по изучению гравитации и антигравитации. Зачем вы ему понадобились?
— Может быть, как астроном? — предположил Широков.
— Астрономия на Каллисто, во всяком случае, не хуже развита, чем у нас, — возразил Синяев. — К чему гадать! — Он подошел к экрану и, нажав нужную кнопку, отчетливо произнес: — Аинь Зивьень!
Экран сразу «исчез». Открылась небольшая, просто обставленная комната со множеством прозрачных, почти невидимых шкафов, заполненных книгами.
Перед экраном стоял пожилой каллистянин, одетый в обычную полупрозрачную одежду из белого материала.
— Геогий Синев? — спросил он и выжидательно замолчал.
— Это я.
— Извините, что беспокою вас. Дело большой важности требует вашего присутствия. Оно важно не столько нам, сколько вам обоим и вашей планете. Откладывать нельзя, так как не исключена возможность, что вам придется покинуть Каллисто и вернуться на Сетито.
— Это еще почему? — невольно вырвалось у Синяева.
Зивьень улыбнулся.
— Я думаю, вам самим ясно почему. Если же нет, спросите Гесьяня. Он рядом с вами. Или вашего товарища, он врач.
— Я не думаю, чтобы это стало необходимо.
— Тем лучше. Но дело настолько важно, что мы не хотим рисковать.
— Во всяком случае, я к вашим услугам, — сказал Синяев.
— Прошу вас прибыть в секцию теси гравиоинститута.
— Когда?
— Чем скорее, тем лучше.
— Я готов хоть сейчас.
— Совсем хорошо. Какой это дом?
— Атилли, второй сектор, 8843,— ответил Диегонь.
— Ждите здесь. Через полчаса за вами прилетит олити.
— Против этого я возражаю, — сказал Гесьянь. — Наш гость не может пока пользоваться обычными олити. Только своей.
— Как же быть?
— Разрешите мне доставить его к вам, — предложила Бьесьи. — Я знаю, где находится гравиоинститут.
— Прекрасно.
— Долго вы меня удержите? — спросил Синяев.
— Дня два.
— Прибыть мне одному или с моим другом?
— Мы будем рады видеть его, но нам нужны только вы, — с обычной для каллистян прямотой ответил Зивьень.
Синяев не спросил, для чего он нужен институту. Было ясно, что вопрос очень серьезен и неудобно говорить по экрану.
— Мы вас ждем, — сказал Зивьень.
Экран «погас», то есть опять стал видим.
— Ты полетишь со мной? — спросил Синяев.
— Пожалуй, не следует, — ответил Широков. — Отправляйся один.
— Как же ты будешь обходиться без нашей олити?
— Петя останется здесь, — сказал Диегонь. — Он будет нашим гостем. Мы постараемся, чтобы он не скучал.