что еще мне остается? Чем бы я жил все эти годы?
Как я попал в чужой город, в тюремную лабораторию, как работаю здесь под стражей, я уже рассказывал. Я рассказывал о том, что в первые годы заключения меня постоянно терзали страх и тяжелые думы. Я ничего не смог узнать о судьбе своего города, но мало-помалу пришел к выводу, что противник замышлял при помощи отравляющих газов выкурить всех жителей из подземных домов на поверхность и там взять их в плен. Может быть, запасы кислорода в городском резервуаре были настолько велики, что люди смогли какое-то время продержаться, а может быть, они оказались настолько мужественными, что предпочли рабству смерть, – об этом я могу только гадать. Не исключено и то, что подошла помощь и из вражеской осады вообще ничего не вышло. Но, как я уже говорил, все это только мои предположения.
Но что бы ни случилось, возможно, Линда осталась в живых. Может, и Риссен тоже, если в ту ночь его не успели казнить. Да, да, все это фантазии, но если бы я прислушивался только к голосу трезвого рассудка, мне пришлось бы весь остаток своих дней предаваться безысходному отчаянию. И если этого нет, то лишь потому, что инстинкт самосохранения побуждает меня искать спасения в иллюзиях. Риссен сказал на суде: «Я знаю, что мой путь куда-то ведет». Я не очень четко понимаю, что он имел в виду. Но случается, когда я с закрытыми глазами сижу на своей койке, что я снова вижу мерцание звезд и слышу шум ветра, как той ночью, – и я не могу, не могу изгнать из своей души веру в то, что вопреки всему когда-нибудь я еще буду среди тех, кто создает новый мир.
Заключение цензора
Учитывая, что содержание данных записок во многих отношениях носит аморальный характер, Цензурное управление решило поместить их в фонд запрещенных рукописей при Секретном архиве Соединенных государств. Цензурное управление не сочло нужным уничтожить рукопись, потому что ее содержание может быть использовано исследователями для изучения психологии жителей соседней страны. Автором данных записок является заключенный. Он по-прежнему работает в лаборатории, однако надзор над ним усилен, с тем чтобы он не мог употреблять казенную бумагу и перья не по назначению. Этот заключенный, со своей тайной нелояльностью, трусостью и заблуждениями, может служить поучительным примером того вы рождения, которое характерно для страдающего неполноценностью населения соседней страны. Видимо, это вырождение является следствием малоизвестного неизлечимого наследственного заболевания, которого избежала наша нация и которое, в случае проникновения заразы через рубеж, может быть обнаружено благодаря препарату, пущенному в производство при помощи вышеупомянутого заключенного. Я призываю тех, кто будет распоряжаться хранением и выдачей данной рукописи, к величайшей осторожности, тех, кто будет ее читать, – к сугубо критическому восприятию, а также к глубокой вере в успешное развитие и счастливое будущее Соединенных государств.
Хунг Пайфо, цензор
Стихотворения
Несущая щит
Мне снились мечи в эту ночь.
Мне снился бой в эту ночь.
Чтобы тебе помочь,
я рядом сражалась всю ночь.
В руке твоей молний букет,
титаны пали к ногам.
Не побежденный никем,
ты пел и дерзил врагам.
Мне снилась кровь в эту ночь.
Мне снилась смерть в эту ночь.
Сквозь страшную рану прочь
мой дух отлетел в эту ночь.
Я пала. Ты шел вперед.
Не заметил ты боль мою.
Клич был громок, и прочен щит –
ты первый в блестящем строю.
Мне снился огонь в эту ночь.
Мне снились цветы в эту ночь.
Мне смерть легка была очень.
Вот что снилось мне в эту ночь.
Стойкость
Неуязвим, да, неуязвим
постигший смысл древнего речения:
Нет счастья и несчастья.
Есть только жизнь и смерть.
И когда ты поймешь это
и перестанешь гнаться за ветром,
и когда ты поймешь это
и перестанешь бояться урагана,
вернись и произнеси еще раз для меня:
Нет счастья и несчастья.
Есть только жизнь и смерть.
Я начала повторять это, когда окрепла духом,
я перестану повторять это, когда испущу дух.
О тайна древнего речения,
столь много говорящего нам, живым…
Учись молчанью
Каждая ночь на Земле – это боль.
Сердце, учись молчанью.
Душа тверда, а щиты – прочны
и звездным играют светом.
Кто плачет, тот духом слаб.
Сердце, учись молчанью.
Оно исцеляет, силы дает
быть праведным и терпеливым.
Ты жаждешь кипенья чувств.
Сердце, учись молчанью.
Раны и горе – не лучший путь
к безмятежным чертогам небесным.
Мудрость
Всем вам, осмотрительным, несущим длинные сети,
внятен могучий хохот моря.
Друзья мои, что ищете вы на берегу?
Мудрость не поймаешь,
не присвоишь.
Но если вы, подобно дождевым каплям,
падете в пучину и растворитесь в ней,
будьте готовы к любым превращениям.
Может статься, вы проснетесь на лугу зеленоглазыми,
с кожей перламутрового цвета,
и вокруг будут пастись морские скакуны.
Тогда-то к вам и придет мудрость.
Море
Соль, едкая соль,
стынь и прозрачность – юдоль
морская. Обломки на дне
песок укрывает вполне.
Дик, хищен и дик
прибоя пенный накат.
Коль в песню глубин ты вник,
мысль для тебя мелка.
Мощь, вечная мощь
цепи бессчетных волн…
Вместе валы тверды,
каждый же мягкости полн.
Море пьет нашу кровь,
но жизнь ему все ж отдай —
как бы ты ни был глубок,
покой на дне – это рай.
* * *
Мир – это Бога спящего виденье.
Рассветный трепет душу бархатом облек,
и отблески плывут вчерашние –
из тех времен, когда сверканье мира
еще не так слепило спящие глаза.
Встречает нас в конце пути
тот, в жизни чьей мы лишние.
Он дышит ужасом, нам непонятным,
пришедшим из-за всех пределов мысли,
из чуждых нам миров.
Продли свой сон, Сновидец,
пока тебя не перестанет он томить,
иль пробудись хотя бы лишь на день –
и плотью облеки свои созданья!
Спелость плода
Мир покоится на моих коленях, как спелый плод.
Он созрел этой ночью.
Кожура его – тонкая голубая пленка,
округлая, как мыльный пузырь;
сок его сладок и душист –
горячий поток
солнечного света.
Подобно пловцу, я ныряю в прозрачную вселенную,
получившую крещение зрелостью, рожденную
для могучей зрелости.
Побужденная к действию,
невесомому, как взрыв смеха,
я рассекаю золотое медовое море, заждавшееся
моих жадных ладоней.
Подземное древо
Под землей древо растет –
вот виденье мое неотступное,
песнь живого стекла, горящего серебра.
Как тьма уступает свету,
так тяжесть любая таять должна,
когда отрясет листва хоть бы каплю песни.
Вот страданье мое неотступное,
просочившееся из-под земли,
где древо томится меж почвенных тяжких слоев.
О солнце и ветер рассветный,
ощутите агонию эту,
предвещающую райских чудес аромат.
Куда направляетесь, стопы,
слабую ладящие или могучую поступь,
от которой кора земная трещит и выпускает жертву?
Помилосердствуйте ради древа!
Ради древа помилосердствуйте!
Заклинаю вас со всех четырех сторон света!
Иль подождать, пока вмешается бог –
да и который из них?
После смерти
– Мама, что чувствуешь, когда после смерти растут крылья?
– Сперва спина гнется, крепнет, проникается мощью.
Потом она наливается тяжестью, как будто на плечах твоих гора.
Ребра и хребет хрустят, раскалываются до мозга костей.
Затем спина рывком выпрямляется, способная выдержать всё, всё!
А потом ты понимаешь, что уже умер и обрел новую сущность.
Ангелы мрака
Эти ангелы мрака, с их голубыми огнями,
подобными звездам пожара в черном небе волос,
знают ответы на странные, кощунственные вопросы.
Может быть, они знают, где перекинут мост
от глуби ночной к свету дневного царства…
Может быть, они ведают, где схоронилось согласье
между людьми…
Не исключаю также, что отчий их дом –
юдоль приязни и даже терпимости,
свойственной им одним.
Перевод со шведского Анатолия Кудрявицкого
«Учись молчанью…»Анатолий Кудрявицкий
На развитие шведской, как и американской, поэзии очень повлияло творчество одной тихой и болезненно застенчивой женщины, которая при жизни не стремилась к литерату