Ему пришлось рассказать ей часть правды. По телефону. Она была в бешенстве, рвала и метала. Кричала, что он ее использует. Он оправдывался, как мог, уверял ее в искренности своих чувств. Аля настаивала на встрече, но он умолял ее не «светиться». Кроме нее некому поехать в Прокудинку и позаботиться о бутылях.
Доктор успокаивался тем, что слежка существует лишь в его воображении, а на самом деле никто к нему наружку не приставлял. Кому он нужен? У оперативников и без него работы невпроворот.
Черный внедорожник, припаркованный во дворе среди других машин, привлек его внимание. Незнакомое авто. Шестаков заметил, как дрожит его рука, которой он придерживал штору.
— Я становлюсь параноиком…
Звонить Але с мобильного он боялся. Вдруг его телефон прослушивают? Пришлось одеваться и выходить на улицу, к таксофону.
Шестаков спиной ощущал направленный на него взгляд. Он готов был держать пари, что за ним наблюдает водитель внедорожника. Доктор зашел в булочную, взял выпечку к чаю, поглядывая на покупателей, которые казались ему подозрительными. У таксофона он потоптался, словно решаясь, звонить или не звонить. Другого выхода не было.
— Аленький?
— Не называй меня так! — вспыхнула она.
— Тебе неприятно?
— Ты лицемер. Я не верю ни одному твоему слову. Ты разбил мне сердце! Скажи, зачем ты приходил в мою квартиру?
— Я?! Побойся бога, дорогая…
Аля не приглашала его к себе. Они встречались в машине, пару раз в гостиничном номере.
— Не лги! Пока меня не было, ты забрался в мою квартиру, как вор… как…
Ее голос срывался от возмущения.
— Зачем мне твоя квартира? — отнекивался он.
— Все кончено, Гор. Пошел ты к черту! Не звони мне больше.
— Не бросай меня в беде, Аленький, — взмолился он. — Ты же не сделаешь этого?! Помоги мне, в первый и последний раз. До сих пор я ни о чем тебя не просил. Но сейчас… мне не обойтись без тебя.
Шестаков тонул в собственной трясине, и только от нее зависела его судьба.
— Клянусь, моей ноги не было в твоей квартире…
— Все ты лжешь.
— Зачем мне лгать, милая? Я — поборник правды.
— У каждого — своя правда, Гор. Каждый из нас видит мир по-разному. Это лишь кажется, что мы живем под одним небом.
Доктор молчал, ожидая продолжения. Вот как она заговорила! Она совсем не глупа.
— Значит, над нами — разные небеса? — нарушил он затянувшуюся паузу. — Быть такого не может. Я люблю тебя, Аленький! Хочу идти с тобой рука об руку, плечо к плечу. Если ты позволишь, конечно.
— Какой же ты циник…
— Ты поможешь мне?
— Что я должна сделать? — сдалась она. — Если это не связано с преступлением, то…
— Я не преступник, не убийца. Неужели ты не чувствуешь во мне родную душу?
— Тебе не удастся превратить меня в сообщницу. Что бы ты ни говорил, ты меня не одурачишь.
— У меня и в мыслях такого нет, — обрадовался Шестаков. — Я перед тобой, как на духу. Кто-то обложил меня со всех сторон! Я потерял жену, потом…
— …любовницу! — подхватила Аля. — Между прочим, мне тоже страшно. Вдруг ты решил и меня прикончить? Я слишком много знаю о тебе.
— Я не смог бы, даже если бы захотел. У меня бы рука отсохла. Помнишь нашу жаркую ночь в Гоа? Танец любви, который захватил нас? Тогда ты навеки соединилась со мной…
— По-моему, ты болен. Твои мозги прокопчены чарасом! Кем ты себя воображаешь? Шивой, которому земные законы не писаны?
— У меня осталась только ты, — проникновенно молвил доктор. — Ты одна! Больше никого. Неужели ты предашь меня?
— Какой пафос…
— Аленький, не отнимай у меня надежду!
— Черт с тобой, Гор. Мне не следует соглашаться, но…
— Возьми бумагу и ручку, запиши все, что я скажу.
— Еще чего?
— Каждая деталь чрезвычайно важна. Ты поедешь в Прокудинку, ночью, одна…
Аля выслушала и записала его инструкции, где что лежит и как это использовать.
— Копаться в навозе? — фыркнула она, вспоминая пару, которую видела на даче Шестакова и о которой умолчала.
— Я буду тебе обязан по гроб жизни! Я — твой раб…
Пока доктор изливался в любезностях, она думала, не заманивает ли он ее в ловушку: «Глухая деревня, ночь… никому не известно, куда я поехала. Что стоит Гору убить меня и замести следы? Он не станет закапывать мое тело на участке — вывезет в лес. Вместо любви я найду свою смерть…»
Глава 31
Черный Лог
— Привет, Найда!
Лавров угощал собаку привезенными лакомствами. Глория сидела рядом и наблюдала, как дворняжка жадно грызет куриные косточки.
— Не кормите вы ее, что ли? — посмеивался гость.
— Голодом морим, — проворчал Санта, который принес в деревянную беседку самовар. — Что к чаю подавать, Глория Артуровна? Ватрушки или пирожки с повидлом?
— И то, и другое.
— Пирожки вчерашние, — доложил слуга.
— Ничего, сойдут.
— Давай, тащи все, что есть! — кивнул Роман.
— Вечно он голодный, — покосился великан на сыщика. — Прямо как Найда.
— Просто мы любим поесть. Правда? — потрепал тот собаку по загривку.
Когда Санта удалился, Глория вопросительно уставилась на гостя.
— Есть новости?
— Плохие, — нахмурился он. — Я в полной заднице. После Тамары убиты еще две женщины. Маша Рамирес и Эрна, хозяйка магического салона. Обе умерли от удара по голове тупым предметом. Из вещей ничего не пропало, свидетелей нет, следов тоже. По словам моего бывшего сослуживца из управления, пока что дела не объединяют… и вряд ли объединят. Никому не нужна серия. По убийству Тамары под подозрением ее муж, однако следствие отрабатывает версию о неудавшемся ограблении. Вину мужа доказать будет сложно…
— Погоди. Сам-то ты кого подозреваешь?
— Честно? У меня в голове пусто. Я подозреваю каждого и никого конкретно.
— Каждого? — переспросила Глория.
— Шестакова — раз. Рябова, который приезжал к тебе на консультацию, — два. Директора рекламной фирмы «Фаворит» — три. Его секретаршу Лизу — четыре…
— Можно подробнее?
В беседку вернулся Санта с подносом пирожков и свежих ватрушек. Запахло сдобой и творогом. К столу слетелись пчелы. Слуга налил в чашки чай из самовара и степенным шагом удалился.
За едой Лавров по очереди обрисовал всех кандидатов в убийцы и отчитался о своих действиях. Глория молча слушала.
— Все упирается в Тамару, — подытожил он. — Если ее убила Маша Рамирес, остальное становится на свои места. Мститель расправляется с Машей, потом с Эрной…
— А Эрна за что пострадала?
— Как за что? Маша к ней обращалась? Обращалась. Я, конечно, ни в порчу, ни в приворот не верю, но у мстителя может быть другое мнение.
— Верно, — улыбнулась Глория. — У него совсем другое мнение.
— Значит, ты со мной согласна?
— Насчет мстителя? Абсолютно.
Лавров чувствовал в ее словах, тоне, улыбке какой-то подвох.
— Осталось его вычислить, — неуверенно молвил он. — За этим я и приехал. Надо посоветоваться. Кто может мстить за Тамару? Только тот, кто ее любил. У них с мужем были сложные отношения, но… они семь лет прожили вместе и не собирались разводиться. Их устраивал такой брак.
— Любовь бывает разная, — кивнула Глория.
— Больше всего на роль мстителя подходит Рябов. Он последний, кто видел Машу Рамирес живой. У Эрны он тоже побывал, однако та погибла на следующий день после его визита. С точки зрения преступника — разумно. Рябов привык шевелить извилинами и не стал убивать Эрну сразу.
— А в чем смысл отсрочки?
— Запутать следствие.
— Ты же подозревал Рябова в убийстве Тамары. Следуя твоей логике, он должен мстить сам себе: уж ему-то отлично известно, что Маша Рамирес и Эрна не виноваты в смерти его женщины.
— Он готов переложить вину на кого угодно, кроме себя. Это синдром убийцы, который не в силах смириться с тем, что сделал. Он ищет, на ком бы сорвать зло.
Глория вздохнула и потянулась за ватрушкой. Она жевала, не ощущая вкуса еды. Солнце припекало. Найда сидела у нее в ногах и клянчила кусочки.
— Директор фирмы был тайно влюблен в Тамару, поэтому рассматриваю как мстителя и его тоже. Я видел у него на вешалке бейсболку.
— Тысячи людей ходят в бейсболках. Ты говорил, что у Рябова в машине лежала бейсболка.
— Ну да…
— Это не улика.
— Согласен.
— Ты строишь версии на собственных домыслах.
— А на чем мне их строить? У меня нет ниточки, нет ничего, кроме чудачеств Шестакова, рассуждений Рябова и угроз Маши Рамирес, которая посылала их Тамаре. Мне не за что ухватиться! Единственная свидетельница видела только спину убийцы и его головной убор. Три женщины мертвы, а я топчусь на месте, как осел!
Жесткая самокритика не мешала Лаврову за обе щеки уписывать пирожки и ватрушки.
— Кстати, ты же говорила с Рябовым, видела его. Он способен на убийство? — осведомился сыщик, продолжая жевать.
— Полагаю, да.
— Значит, это он?
— Было бы слишком просто, взять и назвать приметы душегуба.
— Еще лучше — фамилию и адрес.
— И что дальше? — усмехнулась Глория. — Ты его арестуешь? Наденешь наручники и сдашь в полицию? А он будет все отрицать. Его отпустят, потому что у тебя нет доказательств его вины.
— Ты можешь хотя бы намекнуть?
— А вдруг я ошибаюсь?
Лавров налил себе еще чаю, бросил собаке недоеденную ватрушку и пустился в рассуждения:
— Если Тамару убила не Маша, а кто-то другой… например, Лиза, то… Хотя нет! Свидетельница-то видела мужчину. Но опять же: Тамару убили вечером, было темно. Панк-девица, утыканная пирсингом, как еж иголками, не тот свидетель, которому можно доверять на сто процентов. Я опираюсь на ее показания, потому что пока это моя единственная точка опоры в чертовом деле. О, черт! Я хожу по кругу. Тяну пустышку за пустышкой. Я начинаю ненавидеть Рябова. Он вовлек нас в дикую свистопляску. Он…
Глория перестала его слушать. Она мысленно перенеслась в темный и неприветливый деревянный дом, где они с Сантой искали неведомо что. Она рассматривала все, что попадалось на глаза. Ей вспомнилась ступка, похожая на ту, что стояла в мастерской Агафона, а теперь перешла к ней: тяжелый металлический сосуд, в котором растирают или