— Добро пожаловать в монастырь свитого Неота, ваша милость, — мягко вымолвил Эмрис, его холодная рука поднесла руку Камбера к губам, чтобы поцеловать аметистовый перстень епископа. — Лорд Райс, рад видеть вас снова после стольких лет.
В полумраке комнаты старый Целитель был похож на призрак, а его косичка была едва заметна на белом облачении. Почти бесцветные глаза, точно иней при свете заходящего солнца, поблескивали на худом, аскетическом лице. И только знак Целителя слева на груди нарушал игру оттенков белого на белом фоне.
На Квероне, как и в прошлую встречу с Камбером, была серая сутана его обители, но ради торжественного случая он надел зеленую мантию Целителя, хотя и не такую яркую, как у Райса. Пока Целители довольно церемонно приветствовали друг друга, Камбер заметил, что Кверон нервничает не меньше молодого коллеги; им, видимо, будет нелегко общаться друг с другом. Он был рад, что хотя бы спокойствие Эмриса сглаживает всеобщее волнение. Эмрис улыбался и подталкивал их к двери ризницы.
— Идемте, милорды. Для беседы я выбрал более безопасное место, — сказал он, отперев дверь и отворяя ее почти прозрачной рукой. — Я подумал, что раз епископ Келлен никогда раньше не бывал здесь, перед работой мы устроим ему небольшую экскурсию по монастырю. Что-нибудь не так, Райс? — Он обернулся к Райсу, которому было явно не по себе.
— У нас очень серьезное дело…
— И ты думаешь, что сейчас твое состояние как раз подходит для него? — спросил Эмрис, отечески погладив Райса по руке. — Ты весь напряжен, сын мой. Где та дисциплина, которой я учил тебя? Конечно, прошло столько лет, но ты не мог забыть все, чему научился. Об этом можно судить хотя бы по твоей репутации.
Вовремя приведенному в чувство и немного смущенному оттого, что все происходило на глазах Кверона, Райсу удалось выдавить из себя извинение. Ощутив некоторую симпатию к аббату, Камбер позволил себе слегка улыбнуться. Он уже заметил, что Кверон, воспользовавшись срывом Райса, попытался скрыть свою собственную неловкость. Служитель святого Камбера чувствовал неприятное давление от присутствия малознакомых людей. Кажется, он был вовсе не таким уж опасным собеседником, каким они его себе воображали.
— Благодарю тебя за эти слова, отец Эмрис, — произнес Камбер с сухим смешком. — С тех пор, как Райс явился ко мне прошлой ночью, я все время пытался заставить его расслабиться, хотя и с меньшим успехом, чем вы с отцом Квероном.
Он намеренно не обратил внимания на колкий взгляд аббата из Долбана и беспечно продолжал, будто ничего не заметив:
— Суть в том, что, как вы, должно быть, знаете, мои познания в искусстве исцеления очень невелики, хотя я много слышал об этом от Райса. Пока я здесь, мне будет интересно понаблюдать за вами. Если же ваша братия сочтет единственной целью моего визита знакомство с вашей обителью, тем лучше.
— Именно так я и сказал себе, — отозвался на это Эмрис, взглянув на Кверона и слегка наклонив голову. — Если ваша милость согласится последовать за мной, я покажу вам кое-что интересное. Кверон, Райс, — он обратился к ним как учитель к своенравным ученикам. — Когда мы приступим к серьезной беседе, надеюсь, вы будете лучше держать себя в руках.
Не промолвив больше ни слова, он вывел Камбера из ризницы, бледной рукой поддерживая его под локоть и указывая на изумительной работы мозаику с ликом архангела Гавриила, украшавшую стену коридора.
Обменявшись осторожными взглядами, Райс и Кверон, уже более уравновешенные, последовали за первой парой.
ГЛАВА 12
Покинув ризницу, Эмрис свернул в узкий коридор налево; они миновали молельню, где, судя по сдержанному гулу голосов, сейчас шло богослужение. У восточного края апсиды, прямо за алтарем, они задержались на пару мгновений, и Эмрис предложил Камберу заглянуть в щелку в резном ставне.
Ослепительная белизна — таково было его первое впечатление. Хоры, неф, та часть трансепта, что была доступна взору, все было отделано белым мрамором или алебастром. Даже деревянные сиденья на хорах и скамьи в нефе были выкрашены белой краской. В этой монастырской церкви неф и хоры не были разделены, так что Камбер мог охватить взором все пространство от высоких западных дверей до синего с золотом витража окон. Справа от входа на знаменитую монастырскую колокольню лазурью лучилась часовня Божьей Матери, где члены Ордена стояли всенощную.
В этот момент какая-то фигура в белом одеянии вышла из часовни и направилась по проходу нефа. Человек миновал ряды скамей в богато расшитыми подушками для коленопреклонения, поднялся на хоры и присоединился к дюжине братьев, молившихся там. У всех монахов поверх скинутых капюшонов виднелись косички, указывающие на принадлежность к Ордену Святого Гавриила, а на левом плече, как и у Эмриса, красовался знак священника-Целителя — раскрытая ладонь на зеленом фоне, с белой восьмиконечной звездой; тогда как на плаще у Райса рука была белой, а звезда — зеленой.
Вновь появившийся на хорах собрат как будто подал сигнал остальным, монахи поднялись и затянули на два голоса:
«Adsum, Dоminе…»
Я здесь, Господи…
Ты даровал мне милостью
Своей способность исцелять.
Я здесь, Господи…
Ты наградил меня взором,
дабы читать в душах людей.
Я здесь, Господи…
Ты даровал мне власть над волею других.
О, Боже, дай мне мудрости и сил
воспользоваться дарами Твоими.
Тебе, Господи, всецело послужить…
Это был древний, широко известный гимн Adsum, Dоminе. Он содержал основы этических правил, которые определяли жизнь Целителей мирских и духовных с тех самых пор, как среди Дерини появились первые Целители. Во второй раз за всю жизнь Камбер слышал его исполнение, хотя слова читал тысячу раз и знал их наизусть. Даже красивый баритон Райса мог передать лишь малую толику того, что звучало в гимне.
Гармония голосов Целителей-священников проникала в самое существо Камбера. Он слушал и размышлял над тем, что одних делает Целителями, а другие, лишенные этого неведомого свойства, остаются простыми смертными.
Певцы дошли до ектеньи, и Камбер отвлекся, вспоминая, как пел Райс, перед глазами возник священный круг в башне в Шилле. Это было в ту ночь, когда Ивейн родила второго сына. Еще до рождения ребенка они знали, что Тиэг так же, как и его отец, будет Целителем.
В ту ночь Камбер, Ивейн, Джорем и Джебедия слушали, как Райс, держа на руках младенца, пел ему ту же песню. Он посвящал своего сына служению искусству Целителя и Древним Силам, которых они призывали в свидетели.
Голос воспоминаний Камбера слился с голосами монахов Эмриса, когда зазвучало «Dоminus luсis»:
«Dоminus luсis mе dixit, Ессе…»
Светлый Господь даровал откровение мне:
Ты избранный, Мой сын, Мой дар живущим.
До звезды дневной, до чрева матери
Мой знак отметил тебя вовеки.
Ты длань моя исцеляющая над миром.
Орудие жизни и силы целительной.
Хранитель темных тайн земли и неба.
Тебе дары я приношу, во имя любви Своей.
Будь же спасителем для человека и зверя.
Огнем очистительным от всякой скверны.
Источником грез, утоляющих боль.
В сердце храни ты Мои дары.
И да узришь ты лишь то,
Что даруют тебе с открытой душою.
Руками священными исцели разбитое.
Душою освященною даруй Мой покой…
Певцы дошли до заключительного антифона, Камбер почувствовал, что Райс стоит рядом, плечом к плечу. Зять наверняка тоже вспоминал тот вечер, не переставая удивляться сокровенному смыслу песнопения. К горлу подступил комок, а к глазам — слезы. Но прежде чем он сумел взять себя в руки, Эмрис понимающе коснулся его руки и слегка подтолкнул его — пора двигаться дальше.
Он внезапно ясно понял, что аббат разделяет его чувства, всколыхнувшиеся под магическим воздействием гимна, но Эмрис не мог проникнуть в мозг Камбера, закрытого ото всех, кроме Райса.
Благодарный Камбер последовал за аббатом, отвлекая себя разглядыванием седой косицы, болтающейся впереди, усмиряя печаль и вбирая в себя спокойствие, исходившее от Эмриса. Его удивило, что шагавших следом Райса и Кверона тоже окружает почти осязаемое умиротворение.
Когда они выходили через боковую дверь, в воздухе, наполненном ароматами благовоний, разносились слова последней части гимна.
Я пред Тобою, Господи…
Все свои дары я приношу к Твоим ногам.
Я пред Тобою, Господи…
Ты Создатель единый всего сущего.
Ты несотворенный, Кто правит светом и тенью.
Дарующий жизнь, и сам есть Дар Жизни.
Я пред Тобою, Господи…
Все существо моей покорно Твоей воле.
Я пред Тобою, Господи…
В служении Твоем, силой наделен
разить иль исцелять.
Путь укажи и охрани, Господи,
слугу Твоего от искушения.
Да будет честь моя безупречна, а Дар незапятнан…
Они вступили в узкую аркаду, которая соединяла поперечный неф с круглым строением, вероятно, зданием капитула. Однажды Джорем сравнил этот капитул с разрушенным храмом, который они обнаружили при раскопках в Грекоте. Камбера заинтересовала постройка, и Эмрис, чтобы удовлетворить любопытство гостя, свернул в другую галерею. Прежде чем попасть внутрь, гости вышли во внутренний двор монастыря и получили общее представление о его планировке.
Здание капитула располагалось по соседству с храмом, который братия именовала часовней. Такой громадной часовни Камбер прежде никогда не видел, но здание капитула было еще более монументально и возвышалось над остальными монастырскими постройками. В свете утреннего солнца его небесно-голубой, словно фаянсовый, купол сверкал первозданной чистотой. И на часовне Камбер смог насчитать шесть, нет, семь куполов, хотя знал, что по крайней мере еще четыре не видны. Значит, всего их было двенадцать — священное число.