Камчатские экспедиции — страница 48 из 108

На Камчатке растет также особый вид крапивы высотой в восемь или девять футов. Из нее они приготовляют сети, для чего приходится собирать крапиву с осени и обрабатывать ее наподобие льна, то есть трепать, чесать и прясть, и из пряжи плести сети. Их приходится делать каждый год заново, так как сети, изготовленные из волокон этой крапивы, не выдерживают больше одного лета.



Рыба, которая там ловится, — лосось различных сортов. Первый и лучший сорт называется у них чавычой. Мясо этой рыбы белое, весит каждая рыбина от семидесяти до восьмидесяти фунтов, она нежна на вкус и очень жирна. Эта порода рыб ловится от середины мая до конца июня, а после этого в течение всего года не попадается больше ни единой рыбы этой породы.

Ее по большей части солят, так как она слишком мясиста и не поддается поэтому сушке. Другой сорт — тоже из породы лососей — называется у них няркой. Она весит от семи до восьми фунтов, мясо ее красное и жесткое; на вкус оно, правда, недурно, но люди нашей команды заметили, что сразу, когда начинаешь питаться ею, образуются сильные запоры.

Камчадалы, однако, ничего подобного не знают; они сушат эту рыбу на солнце и делают из нее так называемую юколу. Третий сорт называют кетой, эта рыба по величине немного больше нярки, мясо ее белое и мягкое, из нее также приготовляют юколу. Четвертый сорт — мальма.

Она гораздо меньше, чем оба описанных раньше сорта, и так как эта рыба очень жирна, а мясо ее тоже совсем мягко, то из нее камчадалы готовят свои запасы рыбьего жира, что делается следующим образом. Рыбой заполняют доверху большой чан, затем бросают в него раскаленные камни и плотно закрывают; в результате из рыбы вытапливается жир.

Затем продолжают кидать в чан раскаленные камни, пока весь жир не вытопится. Таким образом получают из двух-трех тысяч рыб большую бочку чистого и прозрачного рыбьего жира, который в продолжение всего года употребляют в пищу вместо масла.

Я едва не забыл указать, что самая первая рыба, которая приходит весной в громадных количествах, это сельдь. Как-то раз в Петропавловской гавани мы бросили сеть и не могли ее вытащить обратно на берег. Пришлось подъехать на лодках и черпать из сети рыбу ведрами. Я уверен, что за этот единственный завод сети, длиной приблизительно в двадцать пять саженей по обоим ее крылам, мы выловили свыше пятисот бочек.

По-видимому, это очень недурной сорт сельди, и я думаю, что если бы иметь на месте испанскую соль и засаливать ею эту сельдь, то она ничем не уступала бы голландской селедке. Сельдь, однако, остается в этих водах лишь недолгое время, по всей вероятности потому, что ее очень сильно преследуют киты; некоторые из них гнались за сельдью даже в нашей гавани.

Вот еще один способ, каким камчадалы обеспечивают себя продовольствием на зимнее время: они выкапывают в земле большие и глубокие ямы и засыпают эти ямы доверху свежей живой рыбой всяких пород до двадцати-тридцати тысяч штук. Затем яма покрывается дерном, а чтобы песцы и другие животные не подобрались к запасу, поперек, поверх ямы, кладется несколько бревен.

Здесь рыба остается лежать, гниет и превращается в какую-то слизь. Это для камчадалов лучшее лакомство, а так как запасы его очень велики, то из них варят также пищу для собак. Называется это у них юколой. Когда приближаешься к тому месту, где имеется такая яма с рыбой, то по запаху чувствуешь ее за добрую четверть мили. Мне самому никогда не приходилось пробовать юколу, но некоторые из наших людей ели ее с большим аппетитом.

Солью они обеспечивают себя таким же способом, как и жители Охотска, о чем рассказано подробно в седьмой главе.

Рыба, которую они ловят, той же породы, как у камчадалов, но так как способы приготовления ее отличаются, то я и счел необходимым описать здесь все это для обрисовки образа жизни камчадалов.

Что касается других источников пропитания у камчадалов, то следует отметить, что они собирают большие запасы различных ягод, которые в изобилии растут на Камчатке, как-то: бруснику, голубику и клюкву, и в течение всей зимы употребляют их в пищу.

На Камчатке растет также один из видов лука, или, точнее сказать, чеснока, так как он по вкусу и запаху весьма на него походит. Жители собирают его ранней весной, как только с земли сойдет снег; в это время года он еще сочен, а потом становится деревянистым.

Они засаливают его целыми бочками и в течение всего года употребляют в пищу: кладут его в рыбный суп и другие свои блюда, которым он придает очень приятный вкус. Этот лук камчадалы называют черемшой. Они выкапывают также луковицы желтых лилий, которые в тех местах растут в изобилии и носят название сараны.

Они сушат луковицы этого растения и затем толкут в муку, которой они обычно заправляют свои жидкие супы до полной густоты. Если камчадал хочет особенно тонко полакомиться или угостить особенно желанного гостя, то из этой муки с водой замешивается тесто, вроде как для блинов, и запекается на рыбьем жире в виде оладьев, которые мне неоднократно приходилось есть и которые очень приятны на вкус.

Далее приготовляется сушеная рыбья икра, которая предназначается главным образом для мужчин, отправляющихся в лес для добычи диких зверей. Имея при себе один-единственный фунт этой сушеной икры, камчадал обеспечен провиантом на целый месяц, ибо когда ему хочется поесть, он срезает кору с березы (а они растут здесь везде во множестве), снимает верхнюю мягкую кору, а твердую ее часть, прилегающую ближе всего к стволу дерева, намазывает небольшим количеством взятой с собой рыбьей икры, а затем поедает ее, как сухарь или как бутерброд, что и составляет всю его пищу.

Наполнив, кроме того, свой желудок чистой водой, он снова на целые сутки становится работоспособным. Туши пойманных зверей они также не выбрасывают: будь то соболь, горностай, лисица, выдра или крыса — все равно, мясо добычи идет в пищу охотнику.

В летнее время они обнаруживают отличные познания в ботанике, так как употребляют в пищу разнообразные дикие коренья, и хотя на Камчатке произрастают многие виды кореньев, крайне вредных для человеческого организма, но камчадал никогда к таким кореньям не притрагивается, так как очень хорошо знаком со всеми их свойствами.

Употребление в пищу хлеба — вовсе непривычное для них дело, а многие из них даже утверждают, что заболевают от него. Поэтому они особенно и не стремятся его получить. Если угостить их куском хлеба, то они сначала съедят рыбу или другое какое-нибудь свое блюдо — и лишь потом хлеб.

Вопрос об одежде разрешается у них тоже чрезвычайно просто, ибо, заметив, что старая одежда пришла в ветхость и что нужна новая, они убивают трех или четырех собак, в первую очередь старых, уже не могущих служить ездовыми, и выделывают их шкуры — таким образом материал для нового платья готов.

Затем из одного куска сшивается верхняя одежда вместе с шапкой, мехом наружу; такое платье у них называется кухлянкой; в нем они ходят круглый год, зимой и летом, в течение трех или четырех лет.

Зимой они ездят на собаках; никаких других средств передвижения по суше они не знают. Поэтому собаки находятся у них в большом почете и пользуются хорошим уходом. О питании своих собак в течение зимы они заботятся так же, как о собственном своем пропитании, если не больше. Сани их — очень легкой и тонкой конструкции, связаны ремешками и по весу не должны превышать пятнадцати, самое большее шестнадцати фунтов.

В них впрягаются четыре собаки, а груза на такие сани кладут до двухсот фунтов, причем если дорога ровная и прямая, то хозяин сам тоже садится на эти сани; если же дорога идет в гору, то хозяину приходится помогать собакам. Собаки эти ростом невелики, но хорошо сложены и широкогруды.

Управляют ими следующим образом: одна из собак передней пары (ибо они впрягаются в сани попарно) приучена слушаться известных слов команды, которые ей кричит хозяин, и она знает, следует ли ей бежать вправо, влево или вперед; остальные же собаки никогда не противятся вожаку и смотрят на него вроде как на командующего офицера.

Если случится, однако, что в лесу встретится на пути соболь, лиса или другой какой-нибудь лесной зверь, то всякая дисциплина и респект как по отношению к хозяину, так и по отношению к вожаку немедленно забываются, и удержать собак можно лишь с чрезвычайно большим трудом. Самое лучшее средство в таких случаях — это, если возможно, немедленно опрокинуть сани, тогда собаки не могут бежать дальше.

Мне самому случалось ездить как на собаках, так и на оленях, и по моему мнению, из обоих этих видов передвижения езда на собаках предпочтительнее, так как их постоянно можно держать при себе. Ночью приходится спать с ними в одной и той же яме, так что пользуешься их теплом, а в дальнейшее путешествие можно отправляться в любую минуту, по желанию.

Оленей же приходится отправлять пастись, а на это теряется очень много времени, так как всякий раз приходится их ловить. Летом камчадалы не имеют никаких средств передвижения, кроме как по воде на лодках (там, где это возможно); там, где нет водного пути, — по способу апостолов, то есть пешком, неся мешок за плечами.

О камчадалах, живущих на восточном побережье, необходимо добавить, что они отправляются летом на своих лодках, зимой просто по льду в открытое море, нередко за три-четыре немецкие мили от берега, чтобы бить там морских бобров и других морских зверей. Это, конечно, связано с большой опасностью для жизни, и очень многие из них при этом погибают.

Помимо этого, на Камчатке имеются еще и другие источники питания, которыми камчадалы умеют пользоваться. На Камчатке зимует множество лебедей и диких гусей, которые весной снова улетают на север; зимой же местные жители извлекают из них немалую пользу.

На вершинах самых высоких гор водится также порода диких горных баранов, охота на которых сопряжена с большими трудностями и с опасностью для жизни, так как они обитают на самых высоких и крутых вершинах. Нам приносили несколько раз убитых горных баранов, и я должен сознаться, что они чрезвычайно приятны на вкус.