ез всю зиму за неимением провианта, можно ж сказать, самое бедное и многотрудное, к тому ж и натуре человеческой противное, ибо принуждены были ходить по берегу морскому и отлучатся от жилища своего расстоянием верст по 20 и по 30 и стараться о том, чтоб убить себе на пищу какого морского зверя, а именно бобра, сивуча или нерпу, которая просто называется тюлень, которых убив, чрез такую дальность нашивали на себе ж лямками.
А когда таких зверей за чем промыслить невозможно, тогда принуждены искать и есть хотя мертвых, выброшенных морем на берег, оных же зверей, также коров морских и китов. А во время вешнее, как уже те звери от страха себя гораздо от нас удалили, тогда питались морскими котами, которые во время вешнее приплывают на тот остров для своего плода. Оная пища нам весьма была противная, а как чрез долгое время гораздо оные нам стали противны, тогда промышляли коров морских, которые немалого корпуса, ибо в одной корове мяса будет не меньше 200 пудов. А каким подобием означенные звери, а именно коты, сивучи и коровы, о том значится нарисованные на посланной от меня в Государственную Адмиралтейств-коллегию карте. И от того времени мы уже себя тем довольствовали, понеже оное мясо гораздо приятнее всех вышеописанных морских зверей.
Ветры с пургами бывают на том острове во время зимнее весьма жестокие, и можно сказать, что мы от декабря месяца до самого марта редко видали красный день. А от марта месяца вешним временем и в лете беспрестанные бывают туманы и мокроты, и потому ж мало случалось видать приятного воздуха день. Которая беспокойство погод великое препятствие чинила скорому строению нашего судна, к тому ж и людей было в таком бедном состоянии приневолить по команде в такой отдаленности небезопасно, чего ради принуждены были все делать с их общего согласия. На том острове, по осмотру бывшего с нами адъюнкта Стеллера, металлов и минералов никаких не имеется, понеже оный Стеллер нарочно посылан был кругом того острова. А как судно наше Божиею помощью работою окончалось, тогда я общее с мастером Хитровым и со всеми служителями имел рассуждение о забрании материалов, по которому рассуждению согласно положили, чтоб взять с собою из вышеописанных материалов несколько железа вместо балласта и надлежащие припасы на такое судно, и удовольствовать себя водою, и взять несколько бочек морской коровы соленого мяса, и забрать всех служителей с их багажами, и следовать до Камчатки, а прочие материалы и припасы, которых большая часть, по свидетельству флотского мастера со всеми унтер-офицерами, явились негодные, оставить на том острове в построенном нами сарае, дабы оными во время осеннее столь ненадежное судно не отяготить излишне нагрузкою.
А какие на том острове оставлены припасы и материалы, годные и негодные, о том при сем моем всепокорнейшем послан в Государственную Адмиралтейств-коллегию именной реестр. А 10 числа августа спустили с берега построенное нами судно, которое именовали гукер «Святой Петр», и, вооружив оное, того же 13 дня августа с Божиею помощью пошли в путь свой до Камчатки, забрав всех служителей, а именно 46 человек. И в бытность нашу на море в ночь 15 числа августа от худости досок в строении судна явилась великая течь, и было уже воды на трюме около двух футов, от чего мы пришли в великий страх и принуждены были для облегчения того судна бросить с трюма несколько картечей и ядер и вылить из него воду помпами и ведрами. А как течь стала не такая, тогда паки пошли в путь свой и 26 числа августа вошли в гавань святых апостолов Петра и Павла благополучно, где услышали о капитане господине Чирикове, что он с командою своею на пакетботе «Святом Павле» сего лета отправился в Охотск. Того ради мы, исправя гукер «Святой Петр», пошли из гавани сентября 1 дня и имели намерение следовать до Охотска, от которого числа продолжали себя в море 5 дней.
И во время той нашей бытности в море явилась паки течь немалая ж, к тому ж ветер был противный, отчего принуждены были, по согласию всех служителей, возвратиться для зимы в гавань, опасаясь, дабы от той необычайной течи не претерпеть на таком ненадежном судне во время осеннее какого несчастия, где и поныне с командою обретаемся. А предбудущею весною, исправив судно, намерен следовать с командою в Охотск. И ежели получу там господина капитана Чирикова, то буду в его команде, а когда его, господина капитана, в Охотске не застану с командою, то намерен ехать до Якутска, и какое о себе определение получу, по тому и исполнять буду, а ежели ж никакого определения нет, то буду в Якутском ожидать из Государственной Адмиралтейств-коллегии указа.
При сем же Государственной Адмиралтейств-коллегии всепокорнейше доношу, что по выходе нашем в прошлом 1741 году из гавани Святых апостолов Петра и Павла на море, во время нашей кампании, также и на острове, где мы зимовали с командою, померло цинготною болезнью в разные числа разных чинов служителей 31 человек, а кто именно и которого числа померли, о том при сем послан в Государственную Адмиралтейств-коллегию именной реестр.
А в данной из Государственной Адмиралтейств-коллегии бывшему господину капитан-командору Берингу инструкции в 9 пункте написано, что по окончании экспедиции прислать в Государственную Адмиралтейств-коллегию журнал и сочиненную о том вояже карту с нарочным офицером, который был в том вояже. И по оному б как я, так и мастер Хитров ревностно исполнить желали, но, будучи в таких трудах и в прежней нашей жестокой болезни (о которой выше сего в сем моем всепокорнейшем рапорте пространно объявлено), и поныне еще не пришли в такое состояние, дабы столь многотрудный путь по слабости нашей могли снести.
Того ради о бытности нашей на море журнал и карта, и вид земли американской, назначенной на карте, которую мы намерены были назвать по примеру других европейских, вновь сысканных, земель Новою Россиею, токмо без воли Государственной Адмиралтейств-коллегии не смели, также положения острова Святого Илии и острова Шумагина с другими при них островами посланы от меня в Государственную Адмиралтейств-коллегию сего 1742 года ноября 15 дня при сем с нарочно посланным от команды моей боцманматом Алексеем Ивановым, который в самых наших нужнейших случаях многое в работе чинил собою вспоможение, за что еще, при животе своем, господин капитан-командор Беринг объявил его за боцмана, которую должность он правил во все время при команде беспорочно. С ним же, боцманматом, послан для безопасного проезда иноземцами от команды нашей солдат Тобольского полка Иван Окулов, и велено ему ехать чрез Анадырский острог сухим путем с поспешением.
И о вышеописанных о всех наших объявленных в сем моем всепокорнейшем рапорте Государственной Адмиралтейств-коллегии чрезвычайных трудах и о крайней самой бедной нужде всенижайше прошу, дабы милостиво приняты были.
Приложение I. Фридрих Гельвальд. ПЕРВАЯ И ВТОРАЯ «СЕВЕРНЫЕ ЭКСПЕДИЦИИ», ПРЕДПРИНЯТЫЕ РУССКИМИ
Глава из книги «В области вечного льда. История путешествий к Cеверному полюсу с древнейших времен до настоящего»
Из всех частей Сибири ее длинная юго-восточная, можно сказать, привеска, названная Камчаткою, была открыта всех позже. Эта земля, имеющая приблизительно форму и величину Италии, вся окружена океаном и только посредством неширокого перешейка соединена с материком. Южная ее часть вдается от континента на 1100 верст в море.
Когда, каким путем и под чьим предводительством казаки вторглись в пределы этого полуострова — с точностью определить нельзя. Одно, кажется, верно, что это не совершалось морским путем, а с севера от реки Анадыря.
В 1696 г. водворившийся на Анадыре отрядный начальник Владимир Атласов послал своего офицера Морозко с 16 казаками по направлению к югу и вскоре последовал за ним с большим числом войска. Этот Атласов считается, собственно, открывателем и покорителем Камчатки.
По его стопам пошли в начале восемнадцатого столетия еще другие казачьи начальники, основавшие в 1701, 1702 и 1703 гг. остроги на берегу Камчатки, самой большой реки восточной стороны, а равно на западной стороне у устья реки Большой. Русские нашли в Камчатке несколько потерпевших крушение японских моряков и, кроме того, японские рукописи.
Это обстоятельство, а равно и то, что камчадалы им рассказывали, что земля их еще далеко простирается к югу, вселило в них убеждение, что Камчатка доходит до Японии.
После неоднократно повторенных попыток и упорной борьбы с местными жителями русские, наконец, в 1706 г., преодолевая все встречавшиеся им препятствия, дошли до южной оконечности Камчатки (мыса Лопатки), где они увидали перед собою Курильскую гряду, крайний остров которой действительно примыкает к Японии.
Казаки вслед за сим ринулись и на эти острова и устремились на Японию. В 1712 и 1713 гг. казак Иван Козыревский несколько раз плавал к Курильским островам, посылал об этом донесения в Москву, которые содержали довольно точные описания качества и положения этих островов, вплоть до самой Японии.
Таким образом, обогнув по морю чукотскую землю и покорив Камчатку, русские явились открывателями и властителями всего прибрежья северо-восточной оконечности Старого Света.
В начале XVIII столетия они владели, стало быть, морским прибрежьем в 2200 километров длины, в виду северо-западной окраины Америки, вдоль которой проходил будто бы «пролив Аниан», тщетно отыскивавшийся со времен Кабота и Кортереаля. Вскоре после этого русские неминуемо должны были пробраться как в Японию и Китай, так и в Америку.
Первыми признаками и указаниями существования «Большой Земли» на востоке служили для русских пригоняемые к берегам Камчатки стволы деревьев такой величины и породы, каких они и на этом полуострове не встречали. Бесчисленные стаи птиц прилетали по временам с востока и опять туда улетали. Попадались киты с такими гарпунами (острогами), каких в Камчатке не употребляли.