И я поднял глаза на самого себя.
Там больше не было Брэндана. На миг, мне показалось, что мое лицо просто подменили.
Но дело было не в самих чертах лица…в его структуре и в форме, а в выражении.
Если раньше я видел в себе благородного льва, который гордо восседает на своей скале и смотрит на всех с величественным спокойствием, то теперь я видел там обозлённого на весь мир волка. Голодного, жаждущего мести.
Белки были налиты кровью, а синие глаза, которые мама часто называла сапфировыми, превратились в грязные лужи боли и грязи. Волосы сальные и длинные, неухоженная щетина на подбородке.
В отражении не было даже намека на принца. Я увидел отверженного, падшего человека, который каждый день распадался на куски от злобы.
Тьма наполняла меня изнутри, заражала. Адинбург прекрасно выполнял свою задачу.
Я уже часто ловил себя на жестоких, жутких мыслях…я представлял, как пытаю служителей и получаю от этого кайф.
Как я причиняю боль, избавляясь от своей собственной.
Когда я думал о сексе…а я о нем думал, я представлял, как трахаю девушек без разбору и нежности — по-звериному, подчиняясь только собственным инстинктам и утоляя похоть.
— Мы сотворили из тебя шедевр, а не сопляка, которым ты был раньше. И подготовили для тебя одно из испытаний…ты можешь выполнить его и получить награду. Можешь отказаться и получишь наказание.
Вонючка потрепал свою бороду, обдав меня своим смрадным запашком.
Vae. Просто нет другого слова.
— Награда будет очень высокой. Ты станешь одним из нас. А это значит – больше никаких пыток. Роскошные апартаменты и трехразовое питание. — Он и другие присутствующие рассмеялись, залив темницу своим адским смехом.
— Какая честь, ублюдки, — подметил я и тут с моих рук сняли стальные оковы. Вонючка достал из деревянного чемоданчика серебристый кинжал и протянул его мне.
— Бери, щеночек. Проверим, осталась ли в тебе душа или нужны еще…меры, — Вонючка звонко хлопнул в ладоши и в зал вошел служащий, прикрытый синим плащом. На руках он держал крохотный сверток, который издавал чавкающие звуки.
Ребенок. Маленький младенец. Чей-то сын или дочь.
— Твоя задача проста, щеночек. Или мне нужно объяснить тебе, что делать? — он выразительно поглядел на серебристый кинжал. Металл ходил ходуном вместе с моей рукой.
— Ну же! Ну же! Ну же! Ну же! Ну же! Отдай душу дьяволу! Отдай! Отдай! — вдруг начали хором гоготать служащие, поднося ко мне маленького ребенка.
Меня бросило в жар. Грудь сдавило той самой цепью, которую только что сняли с рук. Служащий развернул сверток, показывая мне младенца, который мирно спал у него на руках.
Беззащитный.
Инстинкт выживания заставил меня поднять нож и крепко сжать рукоятку.
— Ну же! Ну же! Ну же! Отдай! Отдай! — басом кричали они, отбивая топотом ног один и тот же ритм.
В зеркале я увидел, что во мне больше не осталось души. По крайней мере, этого нельзя было увидеть снаружи. Светлой души.
А внутри, я с самого начала знал: я не смогу. Не из-за упрямства и не потому что никогда не слушаю их приказов.
А просто не смогу.
Он был таким прекрасным — лицо этого младенца перевернуло все мое нутро, заставляя его расшириться до размеров Вселенной, а затем вновь — сжаться.
Каменная кладка вокруг сердца, что образовалась во мне за три года, дала трещину.
Я несколько лет не видел здесь ничего более прекрасного. Чистого. У меня не было выбора, решение пришло сразу: я вытерплю любое наказание, но никогда не лишу это дитя жизни.
— Делайте со мной что хотите, — нож выпал из моих рук и со звоном упал на пол. — На этот раз я не буду сопротивляться. НО при условии, что вы не станете убивать этого ребенка. Вы отправите его к НОРМАЛЬНЫМ людям.
Я слышал, как четко и уверенно звучит мой голос. Так ясно, что служители замерли — их удивила моя стальная уверенность, заменившая былые ругательства и сопротивление.
— Ты не представляешь, как тебе будет больно.
— Мне уже давно не больно, — парировал я, добровольно позволяя заключить себя в кандалы.
Вонючка смерил меня убийственным взглядом — его веко подергивалось от досады и злости, казалось, он вот-вот разорется и опять будет брызгать своей вонючей слюной.
— Я предложил тебе спасение, недоумок! — он щелкнул пальцами и в комнату вошли два новых блюстителя. — Служитель Синего Ранга, пять ударов ему и возьми хлыст потяжелее. По спине.
Я начал импульсивно бить браслеты на запястьях друг о друга — как будто надеялся, что от этого они рассыпятся и я смогу за себя постоять.
Мой не убиваемый инстинкт — всегда бороться за выживание и всегда стоять на своем.
Но ведь все уже давно понятно. Я здесь навсегда. Я больше не принадлежу себе. С пьедестала меня опустили на такое темное дно, где даже звезды не горят.
Ребенок начал плакать и один из служащих завернул его обратно в сверток, собираясь унести с собой.
— ТОЛЬКО ПОПРОБУЙТЕ ЕГО УБИТЬ! ИНАЧЕ Я ВСЕХ ВАС УБЬЮ, КАК ТОЛЬКО ПРИДУ К ВЛАСТИ!
А дальше все происходило словно в тумане, наверное, это и к лучшему, потому что помутнение рассудка притупляло физическую боль. Но я все равно чувствовал каждый удар на своей спине. Не первый, не десятый и даже не сотый. За три года здесь я сбился со счету и, осознав, что это все мое наказание, я даже почувствовал облегчение от того, что так легко отделался.
Всего пять ударов. Это ерунда. Бывало и тридцать подряд. Я вынесу.
Я так думал.
На пятом ударе я почувствовал, как кровь смешивается с потом на моей спине и заливает позвоночник. Не помню, как я оказался прикованный к полу и не мог пошевелиться. Только все мое тело содрогалось в болезненных конвульсиях.
Я не издал ни единого стона и звука. А когда отгремел пятый удар, я тихонечко и истерично заржал, задыхаясь собственным смехом.
— И это все? — еле слышным шепотом спросил я, насмехаясь.
— Конечно нет. Тебе предстоит трудная ночка, щеночек. Мы буквально сварим тебя, прямо как в Аду, не правда ли? АДинбург — символичное название, да? — Вонючка хлопнул в ладоши, отдавая новый приказ.
Кровавые раны саднили, но это было не самое страшное, что я испытывал, поэтому я почти не чувствовал дискомфорта. Я почти расслабился, как вдруг…
Новая порция.
Мозг, казалось, даже отключился на эту минуту, пока на мою израненную розгами кожу лили раскаленный кипяток, явно смешанный с солью.
Я всем нутром чувствовал каждый горящий рубец, каждую нанесенную рану и горячую соленную воду, которая глубоко проникала под кожу.
Она заполняла внутренности. Кипяток и боль.
И на этот раз я кричал во всю глотку.
***
Джейсон сидел напротив меня уже пол часа, пока я делал вид, что читаю новую почту. Мы оба молчали. Время от времени друг изредка постукивал по столу, напоминая о своем присутствии.
— Ваше Высочество, — специально назвав меня так, обратился Джейс. — Зачем вы меня звали?
Наконец, я отложил бумаги и обратил на него свое внимание.
— Мы всегда встречаемся в это время три раза в неделю. Ничего не хочешь мне сказать?
Он вздохнул, поправляя золотые часы на левой руке. Джейсон нервничал. Скажет он мне правду или нет? Конечно же, нет.
— Брэндан, тебе может показаться, что я повел себя как предатель. Но я думал в первую очередь о тебе, о нашем плане, о твоей власти. Думая об этой девчонке, ты забываешь обо всем. Только и всего.
Я сделал глубокий вдох, сжав пересохшие губы.
Джейсон был абсолютно прав, и осуждать его за то, что он блестяще выполняет свою работу — глупо.
— Ты говоришь, как мой советник. А что бы ты сказал, как друг?
— Что у тебя нет выбора, даже если тебе нравится одна из твоих фавориток — а это нормально для короля. Нет, ну, это же естественно — у тебя всегда было много шлюшек…
Я сжал зубы до такой степени, что раздался скрип.
— Ну…девушек, и в этом нет ничего плохого. Она будет рядом. Она будет с тобой хоть двадцать четыре часа в сутки. Трахай ее сколько душе угодно. Но принцесса Франции — одна. И это — Скарлетт-Кенна. Представляешь, как легко ты начнешь манипулировать ее родителями? Уважаемыми королем и королевой…пригрозишь им пару раз, что будешь очень неласков с их драгоценной дочкой, и они отдадут в твое распоряжение всю гвардию. К тому же, учитывая что, этой же гвардией ты хочешь защитить от войны и их — выиграют все. Все страны. Все люди. Проиграет только парламент, который боится допустить власти одного человека. Так вот…возвращаясь к твоей ш…этой девушке. Никто не заставляет отказываться от нее навсегда. Потерпи. На время. До того, пока не станешь королем и не завоюешь безграничную власть. Да только, через время она тебе уже и не нужна будет. А если говорить о моем вкусе, то Скарлетт та еще горячая штучка. Вот что сказал бы тебе друг Джейсон. Но я же советник, поэтому я и молчал все это время, пока ты совершал безрассудные поступки, только потому что был вечно занят этой девчонкой. У меня все, — торопливо выложил друг и резко выдохнул, улыбнувшись. Да уж, Джейсон довольно долго держал при себе свое мнение. Сукин сын.
Но я бы предпочел, чтобы он засунул его в задницу, даже если в чем-то он был прав. Камелия не может быть моей женщиной. Я никогда не смогу представить ее народу. Объявить ее своей королевой. Все что я получаю от нашего общения сейчас — это секс, ругань, и ее слезы, но когда я провоцирую ее на все это, получаю неземное удовольствие.
Все это заставляет меня чувствовать. Что-то чувствовать снова. Жить.
— Я бы предпочел просто шантажировать ее родителей. К черту свадьбу, — я взял со стола ближайший листок бумаги и ожесточенно сжал его в ком, а затем быстро разорвал на куски.
— Успокойся. Она делает тебя слишком эмоциональным, неужели ты не замечаешь этого? Чуть не убил Тео, который вместе с Оливером теперь будет не на твоей стороне…не жди от них гвардии, и если мы будем слабее после войны с парламентом, нас ждет новая война, и на этот раз, она коснется нашего государства напрямую. Проще говоря, сначала они начнут информационную войну, а затем — будут нападать. И не забывай, что на нашей земле нет некоторых ресурсов необходимых для нормальной жизни, и что ты будешь делать, когда какая-то страна введет против нас санкции? Мелочь — если это окажется швейцарский шоколад, а если это будет топливо? Хотя по этому шоколаду я буду скучать, — саркастично заметил Джейсон. От этой правды голова раскалывалась. Какой уж там шоколад, какие ресурсы и топливо…они могут взять ее в плен и шантажировать меня, заставив и вовсе отказаться от короны.