И всё-таки он не удержался и, хотя времени оставалось совсем немного, заскочил к себе в кабинет и, усевшись за стол, сразу принялся звонить. Звонил он домой. Но трубку на той стороне провода так никто и не поднял.
Глава 15-28
Этой встречи ему хотелось бы избежать, но раз уж этот человек оказался в подвале гаража и с ним было не разминуться, уполномоченный не стал уклоняться. Тем более что Поживанов разговаривал с одним из работников гаража прямо у его грузовика.
Тут и захочешь разойтись – не получится. Поэтому Горохов подошёл и поздоровался нейтрально, без фамильярности:
- Здравия желаю, товарищ комиссар.
Начальник Отдела Дознаний совсем не походил на себя обычного – умного, сдержанного и располагающего к себе; сейчас он был хмур, оглядев Андрея Николаевича с ног до головы, сунул ему руку для рукопожатия:
- Здорово, Андрей, – потом кивнул на грузовик: – Твой?
- Угу, – ответил Горохов, надеясь, что на этом их разговор и закончится. – Мой.
- Сейчас уходишь?
- Да, нужно к шести быть на Железнодорожном. Там караван уже сформировался.
- Слушай, Андрей…, - кажется, этот разговор даётся комиссару непросто. – Я там… в прошлый раз повёл себя по-дурацки… ты это… не бери на свой счёт… я-то теперь понимаю, что всё это не твоя затея, это всё… эти наши старые всё затеяли, - конечно, он имел в виду комиссаров – и Бушмелёва, и Первого. – А я на тебя сорвался, просто взбесился… Понимаешь… Месяц серьёзной работы всего отдела… Командировки, затраты… И всё сколопендре под хвост.
- Да всё нормально, - сказал уполномоченный; он ещё никогда не видел Поживанова, ведущего специалиста в своём деле, одного из самых молодых комиссаров Трибунала и уважаемого человека, оправдывающимся. Это вовсе не приносило Горохову удовлетворения, и он произнёс: – Всё. Забудь, Серёжа. Я тогда просто не понял, чего это ты так вдруг… изменился. Теперь знаю причину, сам бы, наверное, взбесился на твоём месте.
И тогда комиссар сказал:
- В общем, моего человека в Серове зовут Дмитрий Сысоев, он владелец небольшой электростанции и ещё бензохранилища и заправки. Заправка на южном выезде из города, она там одна. Не перепутаешь. Пароль: «А дешёвый бензинчик у вас бывает? Возьму оптом». Если начнёт дурочку валять – а он может, он ещё тот козодой, хитрозадый, – добавишь ему: «Ваш дядя Серёжа из Соликамска мне о вас рассказывал. Он часто о вас вспоминает». Ты с ним не особо церемонься, у него половина имущества куплена на деньги «конторы». Он и десятую часть вложенных в него денег не отработал.
- Будет кочевряжиться, так ему и скажу, - сказал Горохов.
- Всё, Андрей, давай, езжай, - комиссар протянул ему руку. – Удачи там тебе.
- Давай, Серёжа, - Горохов пожал руку комиссара.
Он был рад, что этот разговор закончился, но в то же время был рад, что он состоялся, а больше всего его радовало, что там, в Серове, у него теперь есть контакт. Нет, конечно, он не собирался сразу по приезду кидаться знакомиться с этим Димой Сысоевым, но то, что там, за Камнем, у него будет человек, на которого можно рассчитывать в трудную минуту, всё-таки успокаивало.
Нужно было уже ехать, тем не менее Горохов снова поднялся к себе в кабинет и снова позвонил домой. И обрадовался поначалу, когда трубку наконец взяли. Но это была не она.
- А Наташи нет, - ответил Тимоха, уже пришедший со школы.
- Скажи ей, что я уехал.
- Ладно, - отвечал парень тоном: «Я всё сделаю, только отстань уже от меня. И давай заканчивай болтать».
- Скажи, что буду скучать и напишу ей. Телеграмму пришлю.
- Ладно, ладно, - мерзкий пацан торопился закончить разговор.
- Слышишь, Тима? Обязательно передай ей, что я буду скучать по ней. И не вздумайте её раздражать…
- Да знаем мы, что она беременная… Мы с нею больше не ругаемся. Мы ей слова поперёк не говорим. Хоть она и бесится, и придирается к нам… Ко мне особенно.
- Не придирается она к тебе, она в своём доме порядка требует. Её дом – её правила. Мы должны их исполнять, – но сейчас у Горохова нет времени разбирать дрязги домашних, и он говорит: - Я в степь ухожу… На пару недель, может на три… А ты пригляди за нею, пока я не вернусь. Чтобы всё с ней нормально было.
Это ещё одно правило степи: если мужчина уходит в степь на большую охоту или войну и просит приглядеть за его семьёй, товарищ не может ему отказать.
- Ладно, пригляжу, - нехотя обещает парень.
И Горохов, как ни странно, радуется этому обещанию. Тимоха настоящий степной подросток. Живёт в городе, но горожанином становиться не торопится. Он вырос в степи, в простой, сухой и недружелюбной культуре, которая очень чётко делит всех людей на своих и чужих. Чужим врать можно, своим нельзя. Там, в песках, слово мужчины очень ценно, поэтому казаки и степные люди так не любят ничего обещать, но раз уж дал слово, то потом от своих слов не отказывайся.
***
Мужичка, собиравшего караван, как выяснилось, звали Саня. Он заглянул через темное стекло в кабину к Горохову, попытался рассмотреть, кто там внутри, а потом и постучал. А когда уполномоченный открыл дверь, произнёс:
- Время уже к шести. Мы уж думали, что ты не приедешь.
Горохов сделал жест: как видишь, я приехал.
- Короче, больше ждать некого, сейчас тогда и тронемся. ,Место твоё в колонне тринадцатое. Ты замыкающий, – конечно, это было худшее место. Вся пыль от машин доставалась последнему, и это в сухой сезон; а в сезон дождей доставалась разбитая колея, наполненная грязью, и чтобы как-то объяснить уполномоченному его место, Саня продолжал: – Сам понимаешь, мы тебя не знаем.
- Ничего, я справлюсь, – пообещал Андрей Николаевич.
- Правила колонны знаешь?
- Наверное, но ты напомни. Может, у нас там, за рекой, другие.
Мужичок сразу начал разъяснять:
- На этом берегу правила такие: место запомнил, встал, едешь – вперёд не лезешь. Застрял – вытаскиваем. Заглох – ждём полчаса, не починил – уезжаем. Начнётся стрельба – слушаешься меня. Мыть фары и стёкла останавливаемся раз в час.
- А, ну это везде такие правила, - произнёс уполномоченный, хотя до сих пор он никогда не ездил в караванах. – К полуночи до Губахи доберёмся?
- Нет, - Саня мотает головой. – Хорошо, если часам к двум будем.
Он ушёл, а Горохов стал настраивать себе кондиционер: «Восемь часов в дороге? Никаких проблем». Вообще тут, в кабине даже не самого комфортабельного грузовика, намного удобнее, чем в седле мотоцикла. Винтовку он поставил рядом с креслом, в специальное крепление для оружия . Удобно. Вообще тут хорошо, не нужен респиратор, не нужны очки, не нужен головной убор. Вода под рукой, кондиционер обдувает, кресло неплохое, опять же бутерброд с саранчой и луком – вот он, на панели лежит, только руку протяни. Тут как бы не заснуть в такой расслабляющей обстановке. Впрочем, от засыпания ему иной раз помогали сигареты.
Один за другим грузовики начинали заводить двигатели: рёв, струи чёрного дыма в небо. Горохов тоже провернул ключ, и двигатель его машины, послушно взревев, тут же снизил обороты и заработал ровно и негромко. В том, что с машиной будет всё в порядке, уполномоченный ни секунды не сомневался. Парни Кузьмичёва его ни разу не подводили. Один за другим большегрузы стали выкатываться с площадки и выезжать на бетонную дорогу, в одном из них опустилось стекло, и человек махнул Горохову: давай, вставай за мной. Андрей Николаевич мигнул фарами: понял.
Сразу в стекло полетела грязная морось, брызги, пришлось включать дворники. А дворники были рассчитаны, конечно, на сухую пыль. В общем, уже на первых сотнях метров пути он понял, что комфортного путешествия не предвидится. А ещё через пять минут как-то сразу закончилась бетонка, и его «ГАЗ» «три на три» просто рухнул в канаву с грязью вслед за другими машинами.
И это было непривычное для него ощущение – водить грузовик, даже пустой, даже если у него три моста, в раскисшей жиже не так-то и просто. Это не лёгкий квадроцикл на песчаной дюне. Тем более что ему требовалось не отставать от остальных, а если он прибавлял газа, то машину начинало болтать в колее. В общем, ко всему нужно было приноравливаться. И через полчаса к размазне под колёсами он худо-бедно приспособился, но вот к грязному стеклу привыкнуть было просто невозможно. А грязь, поднимаемая первыми машинами, да и встречными тоже, всё летела и летела ему в лобовое стекло, и дворники только часть её сбрасывали на капот. Какой там чай, какие бутерброды, уполномоченный еле дождался первой остановки, и как только колонна остановилась, тут же нацепил респиратор, выскочил из кабины и стал намывать стекло, а заодно и фары. Да, фары, хотя было ещё совсем не темно.
А к нему подошёл глава каравана и, поглядев, как он орудует тряпкой, спросил:
- Ну ты как?
- Нормально, - ответил Горохов, едва взглянув на того. Он точно не хотел показывать, что ему тяжко даётся путь. Никто не должен об этом догадываться.
- Пока идём по графику, - продолжал Саня, - но через часик, как стемнеет, так станет потяжелее. Имей в виду.
А Горохов вдруг подумал, что он бывал в таких тяжких положениях, что этому торговцу и не снилось, и поэтому спокойно заметил:
- Ну ничего, не впервой.
А после следующей остановки начало смеркаться, и стало заметно сложнее вести машину. Грязь на стекле, бестолково работающие дворники, а за грязью и мельтешащими дворниками – красные «габариты» идущей впереди машины. Главное не отстать! А ты словно плывёшь в грязи. Белые пятна приближающихся фар. Встречные грузовики. Они ещё поддают грязи на лобовое.
На небе ни звёзд, ни даже луны, тучи низкие, но сейчас бесполезные. Дождя нет, а он так нужен. С ним стекло было бы почище. Вокруг чернота, видно только то, что попадает в свет фар, который умудряется пробиваться через грязь. Ну и ещё красные «габариты» впереди. Изредка навстречу проходит колонна машин, и всё, больше ничего не видно.
«Чего караван в ночь-то попёрся? В сухой сезон понятно: все ждут ночь, чтобы моторы в полдень не кипели, но сейчас и в полдень не больше тридцати пяти, можно было спокойно и днём ехать».