- Так я работаю, - продолжала сомневаться Галя. Ей не очень хотелось лезть в это дело, уполномоченный это чувствовал.
- Одна монетка твоя, – произнёс Андрей Николаевич, полагая, что женщина не откажется получить единовременно две свои месячные зарплаты. И он оказался прав.
- Так что мне нужно сделать? – она забрала деньги. Зажала монеты в кулаке и теперь уже не хотела их выпускать.
- У гостиницы «Тихий источник» торчит один человек, его зовут Мурат. Он в ярком пыльнике, в жёлтом респираторе, ты его сразу узнаешь, а на площади его товарищ, болтун, Петром кличут. Там же и разбитая машина. Им машину нужно починить, но денег у них нет, и жить им негде. Вот ты им и найди жильё и мастерскую. Но денег на руки не давай. А то всё спустят.
- И ремонт машины мне оплачивать?
- И ремонт тебе. А им скажи, что ты от Анатолия.
- А что же ты сам им не поможешь? – она смотрит на него с подозрением. Галя женщина осторожная.
- Некогда мне, уезжаю я, да и не хочу, чтобы меня с ними видели.
- А мне с ними видеться, значит, можно?
- Тебе можно, – Горохов её успокаивает. – Да ты не волнуйся. Мужики они неплохие, невезучие немного. Ты просто деньги им в руки не давай.
- Пьющие, что ли? Или травоеды?
- Травоеды, но ещё не конченые.
- Ну ладно…, - она почти согласна. – И сколько они тут будут жить? Пока машину не отремонтируют?
- Да; а потом, денька через три-четыре, я дам тебе телеграмму и скажу, куда их с грузовиком отправить. Твоя фамилия как?
- Васильева.
- Галина Васильева. Вот на это имя и дам телеграмму. Ты дня через три начинай на телеграф захаживать.
- Захаживать…, - у неё не очень хорошее настроение, если бы не тяжёлая куча меди в руке, она, наверное, отказалась бы. - Ой, как интересно всё это. Грузовик какой-то, мужики какие-то, - Галя смотрит на него с прищуром, она взвешивает большие деньги в руках, что-то подозревает и качает головой. – М-м… А говорил мне, что охотник…
- А я и не врал. Я и есть охотник, - Горохов улыбается, обнимает её за плечи ласково и целует в щёку на прощание. – Охотник на крупную дичь.
***
Расстрел машины с Муратом и Петей лишь укреплял его уверенность в том, что встреча в Губахе возле старой водонапорной башни с тремя ловкими людьми не была случайностью. По идее в этой ситуации ему нужно было возвращаться домой и докладывать о случившимся своему непосредственному начальству. Но Андрей Николаевич знал, что этого делать было нельзя. Во всяком случае, пока. Может, через пару недель, когда новая экспедиция северян отправится на юг, тогда он свяжется с Бушмелёвым и обсудит сроки возвращения. Но сейчас нет. А если он будет связываться с комиссаром через телеграф, это может скомпрометировать начальника в случае внутреннего разбирательства. Дескать, ты, комиссар, знал, где твой подчинённый, и не отозвал его для комиссии. Значит, вы заодно. А сейчас Бушмелёв мог смело отвечать всем интересующимся, что старший уполномоченный Горохов в своей обычной манере выполняет поставленную задачу абсолютно автономно и на связь, в целях безопасности или ввиду отсутствия возможностей, не выходит. В общем, сейчас он был предоставлен самому себе и мог надеяться тут, в Тёплой Горе, да и вообще за Камнем, только на себя. Впрочем, это состояние было для него привычным.
Но теперь у него и вовсе отпало желание передвигаться по нормальной дороге. Теперь эти ловкачи будут искать не грузовик…
Горохов в темном углу, вооружившись фонариком, несколько минут сидит над картой. Этот район он знает не очень хорошо. Да, он тут бывал, но степь, даже в предгорьях, за год меняется кардинально. Ещё в прошлом году тут гуляли барханы, а сегодня всё заросло колючкой и кактусом. И ландшафт меняется до неузнаваемости. Тем не менее он решается. Нет, он не поедет на восток, в сторону Качканара и Лесной по Северному коридору, уполномоченный выбирает более сложный путь. Путь в предгорья, ровно на север. На Медведку, которая на его карте была обозначена как жилой оазис. Всё, решение принято, и он прячет карту.
И даже теперь Андрей Николаевич выезжает из Тёплой Горы через южный выход; небольшой крюк его не пугает, лишние пять километров, зато он был уверен, что на южном выезде его не будут ждать внимательные глаза. Ну не может же у них быть столько глаз, чтобы круглосуточно следить за всеми выездами.
Выехав, он через пару километров съехал с дороги, ведущей на юг и, развернувшись, вскоре взял направление на север. Потом пересёк в тихом месте оживлённый Северный коридор.
Сначала он пробирался между барханов, стараясь не шуметь, держа двигатель на малых оборотах, и поэтому ехал не спеша и тихо, но как только он отъехал от дороги подальше, как только начало потихоньку сереть на востоке небо, так сразу воздух наполнился громкими трелями вылезающих из грунта мерзких на первый взгляд созданий. Огромные мухи с большими головами усаживались на ветки колючки и длинные лопухи кактусов и начинали свою почти бесконечную песню:
Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-ри-ри… Триииии…
Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-риииии…
Так и несётся со всех сторон. И пока солнце не встанет, пока не наступит утро, этот звон не утихнет. Будет висеть над барханами.
Он проехал ещё пару километров, пока у невысокой дюны не наткнулся на след. Цепочка глубоких ямок с ярко выраженными тонкими полосочками-когтями перед ними и нескончаемая канавка меж ямок. Этот след в степи ни с чем спутать было нельзя. Следы ломали чёрную корку плесени на песке, цепочка тянулась на север. На север.
«Кажется, ты представился охотником на эту дичь?».
Варан был небольшой, три-четыре метра, не больше, то есть двадцать килограммов отличного и дорогого мяса, а с Гороховым была винтовка и надёжный дробовик, но в одиночку нападать на это животное было… ну, как ни крути, небезопасно. Старики говорили, что царь песков слышит дыхание человека за пятьдесят шагов. Пятьдесят-не пятьдесят, но слух у твари был отличный. А ещё она была необыкновенно хитра для рептилии. Прекрасно умела путать следы, запросто могла устроить преследователям так называемый вараний крюк, подождав в удобном месте и напав на того, кто за ней шёл, очень умно для этого используя как барханы, так и заросли кактусов, иголок которых не боялась. Конечно, любому, даже самому большому варану хватило бы шести патронов из дробовика, но варан, чуя большую опасность, не убегал, а, подпустив охотника к себе, кидался в атаку. И у него было очень серьёзное оружие. Его пасть просто кишела опаснейшими бактериями, одного укуса хватало, чтобы взрослый, полный сил мужчина уже через четыре часа начинал слабеть. У укушенного почти сразу начинала подниматься температура, наступало обезвоживание, а вокруг поражённых зубами варана тканей начинал развиваться быстрый некроз. Нужен был врач и огромное количество антибиотиков, или человека валила с ног быстротекущая гангрена. Варан так и охотился: он, выпрыгивая из песка или зарослей, просто кусал свою жертву и, если она была для него опасна, тут же убегал. А потом не спеша и терпеливо шёл по её следу ожидая, когда та наконец остановится и свалится, и ею можно будет пообедать. Дарги, у которых всегда патронов было в обрез и не было антибиотиков, старались с ним не связываться и очень уважали это животное, несмотря на то что мясо его было очень вкусным.
Глава 28
Опасно. Вараны, как и сколопендры, прекрасно могут прятаться в песке. Лежать там по несколько суток. Ждать. Сейчас, в сезон воды, это, конечно, маловероятно, но полностью исключать риск нельзя. И тогда он берёт восточнее. И всё так же, на небольших оборотах, чтобы не реветь мотором на всю степь, не собирать на себя всех её обитателей, едет дальше, предварительно чуть спустив дробовик под правый локоть, чтобы быстрее его достать, если что-то случится. Всё-таки обрез, а тем более револьвер, для путешествия в барханах подходили лучше. Вскинуть обрез и взвести курки – это пара секунд, ну, может быть, три секунды, а револьвер можно было выхватить из кобуры и сделать выстрел вообще моментально. Конечно, со своим оружием он бы чувствовал себя тут получше.
Так он двигался ещё около получаса, пока в предрассветных сумерках фара его мотоцикла не высветила нечто непонятное. То, что в степи встречается нечасто. Что-то темное, похожее на старый, согнутый в угол металл, торчащий из-под чёрной корки плесени. Все следы вокруг забил дождь и скрыла моментально вырастающая на влажном песке плесень. Останавливаться было опасно, кто-то мог тащиться по его следу и на звук его мотора, но и осмотреться было необходимо. И Горохов заглушил мотор. Но фару не выключил, он хотел рассмотреть, что это торчит из песка.
Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-ри-ри… Триииии…
Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-риииии…
Цикады, засевшие в ближайших кустах колючки, не умолкают ни на секунду. Сезон воды заканчивается, и тем из них, кто вылез из грунта, не терпится побыстрее отложить обратно в грунт оплодотворённые яйца. Горохов, сняв дробовик с плеча и щёлкнув предохранителем, не спеша поднимается на бархан и некоторое время смотрит на юг. Не появятся ли белые точки фар машины, что идёт по его следу. Пока не рассвело, преследователям себя не скрыть. Но он ничего не видит. За ним никто не едет. И тогда он спускается с песчаной волны и подходит к тому непонятному перемету, что «нащупал» фарой своего мотоцикла.
Нет, это не кусок металла и не пластик, это согнутая в суставе нога, голень и бедро, покрытое хитином, с нечастыми и недлинными выраставшими из него иглами. Поначалу уполномоченный не может понять, какому животному может принадлежать эта часть тела. Он стволом дробовика толкает находку и выворачивает из песка то, что было под ним.
Это нога бегуна. Они появляются всё севернее и севернее. Но этому не повезло, повстречал царя барханов. Варан сожрал всё остальное, и неудивительно, он ест даже сколопендр и самые шипастые кактусы. А уж бегун ящеру вообще показался вкуснятиной. Больше ничего от него, кажется, не осталось. Горохов сейчас, конечно же, на стороне варана. Эти бегуны… Он никак не может сделать для себя вывод – это существа мыслящие или просто умные животные? Тем не менее, эта крепкая нога, покрытая хитином, была ещё одним подтверждением того, что места эти очень и очень опасны. Если уж варан смог добраться до проворного и неутомимого бегуна… В общем, нужно было уезжать отсюда.