Как рассвело, он смог ехать быстрее. Заметно быстрее, теперь ему были лучше видны все следы на чёрной корке барханов и на влажном грунте. И после недоеденной ноги он не встречал ничего, что напоминало бы ему о скрытых опасностях. Горохов дважды останавливался и осматривался, но каждый раз не находил ничего, что могло его насторожить. Ни людей, ни следов животных.
И вскоре он свернул на дорогу, что вела на север до Медведки. Дорога была плохой, кое-где в низинах стояли лужи, но всё равно по ней можно было передвигаться намного быстрее, чем среди барханов.
Оазис Медведка был брошен. Сравнительно недавно. Ещё не совсем облупился бетон зданий. Ещё не все двери были занесены песком. А в большом баке на возвышенности была вода. Когда-то здесь был централизованный водопровод. Тут проживало не менее двух сотен семей. Может, ещё год назад. Впрочем, то, что оазис заброшен, ему было ясно ещё по дороге, что вела сюда. Тут было тоскливо, отсюда хотелось быстрее уехать. Он уже шёл к своему мотоциклу, когда набрёл на следы. Возле одного из домов, что был в низине, во влажной глине отпечатались две цепочки сравнительно свежих следов. Два небольших бегуна были тут после дождя. А дождь, Андрей Николаевич стал припоминать, был в Тёплой Горе ночью. Возможно, и тут тоже. В общем, бегуны здесь где-то неподалёку. И будут слышать его мотоцикл. Нужно было отсюда убираться. Вараны уже распробовали бегунов, научились на них охотиться, а значит, тоже бродят тут поблизости. В общем, если он не хотел встретиться со всеми этими неприятными существами, ему следовало поторопиться.
От Медведки он взял ровно на восток, на Качканар, и через полтора часа езды выбрался на оживлённую дорогу в районе Валериановска, то есть уже оставив на юге богатые стеклянной рыбой Качканарские озёра.
А к трём часам дня он добрался до Новой Ляли, где и решил остановиться, так как дальше просто не мог ехать. С тех пор как он выехал из Валериановска, прошло три дождя, а движение на трассе Качканар–Серов было на удивление интенсивным. Количество грязи, летевшей в него, было такое, что ему приходилось останавливаться и чистить респиратор и очки каждые десять минут. Последнюю часть пути до Ляли он вообще ехал вдоль дороги по степи, и никакая угроза попасть в зубы варану не могла заставить его вернуться на трассу.
***
Новая Ляля находилась на возвышенности и на первый взгляд была меньше Губахи, но вот машин… Все подъезды к городу были забиты транспортом, тягачи и грузовики всех размеров и конструкций стояли в любом месте, где их только можно было припарковать так, чтобы в них не летела с дороги грязь. Тут была пара сотен машин, не меньше. Оборудованные и охраняемые стоянки? Нет, тут про это, кажется, не слыхали. Да и на бетонных блоках, что исполняли функцию стены, опоясывающей город, он не увидал ни одного пулемёта, ни одного оптического прибора наблюдения, ни одного человека.
«Набегов даргов тут не бывает. Так далеко на север они не заходят. Во всяком случае, пока».
Уполномоченный всё подмечает, а замеченное он потом отобразит в рапорте: комиссары должны знать, что тут происходит.
Недалеко от въезда в город он сразу находит гостиницу со странным названием «Сосновый бор». Наверно, что-то из древней топонимики. Надо, конечно, было проехать дальше, но, во-первых, тут очень много людей и машин, а во-вторых, ему хочется побыстрее смыть с себя дорожную грязь. Да и ехать дальше по дороге, которая превратилась в канаву с жидкой глиной, у него нет никакого желания.
А у гостиницы народа прорва, машины везде, иной раз большегрузы стоят так плотно, что и мотоцикл между ними не втиснуть. И почти все гружёные. Он заглядывает под тенты… Бочки, бочки, бочки… Топливо в основном, для саранчи сейчас не сезон.
Он невольно сравнивает Новую Лялю и Губаху. Губаха кажется ему если не менее многолюдной, то уж точно более упорядоченной. Но во всём этом многолюдии и толчее для него есть одно несомненное преимущество. Его тяжелее будет отыскать, тяжелее вычислить.
Мотоцикл оставлять на улице очень не хочется. Свечи он, конечно, выкрутит, и шнуры заберёт. Но там, в кофрах, у него много всякого ценного… А взломать их сможет даже мальчишка. Ладно, тут он хотя бы отдохнёт и перекурит. Возможно, что-нибудь съест.
У одной из стен гостиницы он нашёл местечко для мотоцикла и заглушил мотор. Мотоцикл тоже надо было бы помыть. Андрей Николаевич терпеть не мог грязи на своих машинах. А если терпел, то только в целях маскировки. Он стянул респиратор, закурил, огляделся: запомнил, что как расположено, какие машины вокруг, какие люди; вспомнив карту города, прикинул, куда ведут ближайшие улицы. Всё было в порядке. Уполномоченный не нашёл ничего подозрительного. Водилы копаются в моторах, торговцы торчат в кузовах со своим товаром, что-то там переставляют, какая-то женщина шлёпает по лужам, перебирается через реку грязи. Вокруг не было ни одного человека с серьёзным оружием. Решил свечи из мотоцикла пока не выкручивать. Может, ещё придётся ехать дальше.
Уплотнитель на двери? Нет, не в этой гостинице. Хорошие лампы? Бесполезная роскошь. Духотища… Крупный мужик торчал над стойкой в одной вовсе не свежей майке, но это его не спасало, ему всё равно было жарко. И кондиционер, тарахтевший над ним, его почти не выручал, экономия электричества и куча народа никак не способствуют свежести воздуха и прохладе. В помещении было не менее двух десятков крепких мужиков, каждый из которых вырабатывал свои пять ватт энергии в час в виде тепла, что никак не мог выправить слабый кондиционер.
«И это в сезон воды? А как они с таким кондиционером будут чувствовать себя через три месяца, когда температура начнёт выскакивать за пятьдесят?».
Лицо и шея мужика были покрыты тяжёлыми синими желваками проказы. Он вытирал свои волосатые плечи мокрой тряпкой. И ждал, когда Андрей Николаевич подойдёт к его стойке и заговорит.
И когда тот подошёл, он сразу предупредил:
- Отдельных номеров нет.
- О-о, - это было неожиданно. Но Горохов не хотел так сразу уезжать. Он представил, что ему придётся опять сесть на грязное сиденье мотоцикла и сразу спросил: – А что есть?
- Два спальных места в общих комнатах, комнаты по восемь человек, кондиционеры старые…, - предупредил мужик.
«Вот поэтому все торчат тут; там, наверное, вообще умереть можно».
- И сколько стоит одно спальное место? – Андрей Николаевич просто интересуется.
- Двадцать копеек, - сообщает мужик лениво, он уже знает, как отреагирует клиент, но это его волнует мало, к ночи всё равно все места будут распроданы.
- Двадцать копеек? – Горохов удивлён такой дороговизне.
– Имей в виду, парень, больше мест вообще никаких нет, – всё так же лениво предупреждает мужик. – Не купишь, придётся ехать дальше, а там точно не будет ничего по такой дармовой цене.
- А душ там… Душ там есть, в этих комнатах? - интересуется Андрей Николаевич.
- Нет, душ и туалет только тут, на первом этаже. Кстати… За вшей, клопов и клещей администрация отнесенности не несёт, – продолжает наносить удары администратор в майке.
- И сколько стоит помыться?
- Как и везде, тридцать литров двадцать пять копеек, – сообщает мужик.
«Тридцать литров? Да этого хватит только смыть самый первый слой грязи, а постирать одежду? Неужели за ночёвку в этой душной и провонявшей помойке с клопами и, возможно, клещами, придётся отдать столько денег?».
Впрочем, при всех своих отрицательных качествах этой гостиницы у неё был и один важный, может быть, самый важный плюс: тут его вряд ли будут искать. Но нужно было найти место для мотоцикла. Обязательно. Его нельзя было оставлять на улице без охраны. В таких местах не может не быть жуликов и угонщиков.
- Ну, парень, надумал чего? - торопит его администратор, почёсывая синий желвак на подбородке.
- Да, наверное, возьму одну лежанку. И тридцать литров воды, – он делает паузу. – А мотоцикл некуда у вас пристроить?
- Нет, но к ночи сюда придут люди, есть тут людишки, они за небольшую деньгу могут присмотреть за твоим мотоциклом, думаю, за мотоцикл много с тебя не возьмут, – разъясняет мужик.
- Людишки? – Горохов насторожился. – А что за людишки?
- Нормальные людишки, - заверяет его мужик; кажется, ему уже надоело болтать, - если заплатишь - твой драндулет никто не тронет. Ты, короче, за лежанку платить будешь?
- Я сейчас, - всё это уполномоченному не нравится. И он идёт к выходу. А там, прямо за неплотно закрытой дверью, он видит ту самую женщину, которую видел, когда стоял у гостиницы. Небогатая горожанка в простом респираторе, обычном комбинезоне и простых пластиковых и грязных башмаках типа «чуни». Она стоит у входа, и когда Горохов проходит мимо, женщина вдруг что-то негромко произносит. Что-то почти знакомое, из чего он различает конец фразы. Уполномоченный различает слово и останавливается.
- Что вы сказали? – на всякий случай он приподнимает левую руку, чтобы пистолет чуть вылез из тайного кармана в рукаве.
А женщина повторяет фразу уже громче:
- Андрей Николаевич, это вы?
Горохов замер.
«Откуда за пятьсот километров от Агломерации кто-то может знать моё настоящее имя?».
Но его замешательство длилось всего мгновение, он тут же взял себя в руки и говорит, довольно холодно:
- Нет, ты ошиблась.
И двинулся к мотоциклу. Но дробовичок свой из-за спины подтянул под руку поближе, а на ходу стал поглядывать по сторонам. И, конечно же, обернувшись, увидел, что женщина вдруг сняла маску.
Грязь мелкой взвесью от дороги летит, споры, конечно же, куда без них, а эта чокнутая респиратор сняла. Для чего? Конечно, чтобы он её узнал. И он её узнал.
Узнал, узнал… Едва-едва выдержки ему хватило, чтобы не остановиться. И не повернуть к ней. Только то, что кто-то мог его в этот момент держать на мушке, остановило его от необдуманного шага.
«Хотят стрелять наверняка, не хотят хлопнуть случайного. Ждут, что я повернусь и брошусь к ней! Или покажу лицо. И тогда уже стрелять! А стрелять могут из любого грузовика… Из-под тента. Вон их сколько тут».