Горохов встаёт, берёт свой пыльник, надевает его, закидывает винтовку на плечо, флягу небрежно вешает на шею, берёт в руки шляпу и произносит с удивлением:
- Не могу понять, почему мне в Трибунале на вас на всех ещё ордера не выдают.
- Тебе лучше об этом не знать, Андрюша, - с вызовом произносит Людмила Васильевна и тоже встаёт. – Ты всё-таки сходи за реку, поговори с тем типом, о котором тебе скажет Шубу. Даже если и не станешь нам помогать, может, это тебе самому будет интересно.
- Дети придут меня провожать? – спрашивает он прежде, чем выйти из роскошной комнаты.
- Я им запретила, – говорит она.
- Ну так разреши.
- Как скажешь.
***
Двое кареглазых и седая тётка Эля-Эльвира уже ждут его около фургончика. Тут же тьютор Андрей, ещё несколько местных, ну и три бота, копошатся у ящиков. Горохов, опустив голову, курит, прислонившись к большому пластиковому контейнеру у одной из стен; он отворачивается от всех, не хочет, чтобы кто-то видел его лицо, никто, кроме сыновей… Тьютор намеревался к нему подойти, видно, хотел поговорить, но уполномоченный не был расположен к беседам. Покачал головой: не надо. И тот всё понял. За последние сутки так наговорился, что теперь на год хватит.
Что-то ему тошновато. Даже табак был сейчас не в радость. А с чего бы ему пребывать в добром расположении духа?
О чём бы он ни говорил, с кем бы он ни говорил, осознание того, что он неизлечимо болен, не покидало его. Было неразлучно с ним. И это ещё не всё. Он узнал, что у него есть сыновья – и тут неприятность. Эти сыновья не доживут и до двадцати лет. Считай, что тоже, больны. И главное… главное – есть человек, который во всём этом виноват. И в его болезни, и в ненормальности детей. И человечек этот скоро сменит свою уже протухающую шкурку, как геккон, и снова кинется в степь творить свои дела-делишки.
«Пристрелить её, что ли? А почему нет? Меня тут не тронут, ведь краснолицему позарез нужно вещество! Как они его называют, «реликт».
Тут он слышит детские голоса, бросает окурок на чистый бетон и растирает его башмаком: ничего, ботов у них тут навалом, уберут.
Двое мальчишек бегут к нему, а за ними, припадая на левую ногу и скособочившись, идёт мать.
Он присаживается, думает, они кинутся обниматься, но мальчики останавливаются в паре метров от него.
- Здравствуй, отец.
- Здравствуй, отец, – они говорят почти синхронно.
- Ты, - он указывает на одного из них пальцем. – Имя.
- Николай, - сразу отзывается тот.
- А ты, значит, - он переводит палец.
- Андрей.
- Вас, наверное, все путают, – говорит Горохов.
- Мать никогда нас не путает, – не соглашается с ним Николай.
- Даже если мы хотим её запутать, – добавляет Андрей.
- Ты уезжаешь? – спрашивает Николай.
- Да, у меня есть дела.
- В степи?
- В степи.
- О чём тебя просил пророк? – спрашивает Николай.
- Об этом вам знать рано.
- Пока, может быть, и рано, - уточняет Андрей. Он не такой бойкий, как Николай.
– А через пять лет мы будем взрослыми. И сможем сами получать задания от пророка, – хвастается Николай.
- Да? Через пять лет? – сомневается уполномоченный.
- Да, через пять лет мы уже будем готовы работать в степи, – заявляет Николай.
- Уверены? – Горохов усмехается.
- Конечно, - говорит Андрей и добавляет почти вкрадчиво: – Если в нас твои гены, как уверяет нас мать, то мы будем выживать там, где другие будут умирать.
«Вам, парни, нужно вырасти в степи, на барханах, с обрезом в руках. А ещё нужно научиться жить на мотоцикле и уметь искать воду. Нужно научиться узнавать, где прячется сколопендра, и какие кактусы в какое время года можно есть, и как не стать домом для клеща, и как не запустить под одежду паука... И учиться всему этому вам нужно начинать сейчас. А в этом раю с бетонным полом, кондиционерами, пшеничным хлебом и герметичными дверями, вы ничему такому не научитесь».
Но, конечно, всего этого он говорить мальчишкам не стал, а лишь осадил их немного:
- Гены – это ещё не всё.
- Мы знаем, отец, – говорит ему Николай.
- Мать хочет, чтобы мы стали учёными, – добавляет Андрей. – И всю жизнь ковырялись в плазме.
- Ненавижу плазму, – морщится Николай.
- Нам надоело учить названия белков.
- Мы хотим быть как ты, – глаза Николая сверкают. – Хотим охотиться на бандитов.
- И жить в степи, - добавляет Андрей. И тут он вдруг просит: – Отец, не уезжай. Останься хоть на один день, – он показывает палец. – Хоть на один.
- Да, - тут же поддерживает его брат. – Останься. Побудь с нами. Расскажешь нам про свои дела?
У Горохова аж челюсть свело.
«Интересно, им сказал кто-нибудь, что их жизнь ограничена пятнадцатью годами жизни и пятью годами умирания? А в семнадцать они будут такими же развалинами, как их мать, что стоит сейчас за ними?».
Конечно, никто ничего подобного им не сказал!
И тогда он говорит им:
- В следующий раз, когда я приеду сюда, я проведу с вами три дня.
- А когда ты приедешь? – сразу интересуется Николай.
- Нескоро, у меня есть дела, - уполномоченный снимает свои часы с руки. Часы с компасом, которые только что вернул ему один из кареглазых. Он протягивает их Николаю: – Без них в степи никуда.
- О! – мальчишка хватает часы. Он глядит на эту недорогую вещь, как будто это какая-то великая ценность.
А Горохов достаёт из кармана брюк складной нож. Он протягивает его Андрею. Тот тут же хватает его. И часы, и нож – вещи обычные, недорогие, но больше у него ничего нет. Ну, не оружие же мальчишкам дарить.
- Всё парни, мне пора, давайте обнимемся.
Николай обнимает его, а сам всё разглядывает подарок. А вот Андрей нож сжимает в кулачке, а сам спрашивает опять:
- Отец, а ты точно приедешь?
- Приеду, вы пока готовьтесь, - отвечает он и отрывается от мальчишки. На Людмилу, на тьютора даже не смотрит, машет кареглазым: всё, поехали.
***
Местонахождение комплекса он угадал верно ещё в первый раз, обратный путь только подкрепил его догадки. До Новой Ляли было ещё далеко, и он хотел поспать. Но даже и подремать у него не получалось. Мысли, мысли, мысли… Про двух мальчишек, которые вряд ли будут взрослыми, про их страшную мать, про весь этот комплекс, про «подростка» с прозрачной кожей и про то, что они перерабатывают каких-то людей на свои нужды; в общем, размышления про всю эту религиозно-научную секту не давали ему покоя. Что с ними делать? Писать ли про всё это в рапорте? Что сделает Трибунал? Первым делом всё, как водится, засекретит. Ну, это понятно. А дальше? Вопрос очень серьёзный. Конечно, отцы-комиссары сами такой вопрос решать не будут, тем более что решить его у них нет, как говорят военные, наряда сил. Самим взять такой комплекс – дело немыслимое. Армейцы… те могут попробовать. Но настоящие солдаты есть только у северян. А значит, к делу придётся привлекать этих уродов. Да-да, тех самых уродов, которые не дали ему и его Наталье пропуск на север, да ещё к тому же устроили ему неприятные проверки, слежку, а судя по всему, ещё и открыли на него охоту. Настоящую охоту с очень бойкими охотниками. Подумал-подумал обо всём этом уполномоченный и вдруг пришёл к выводу, что торопиться с подробным рапортом о Люсичкином притоне на краю карты он не будет. И это был первый раз, когда он не спешил с передачей полученных данных.
Раньше в подобном случае Андрей Николаевич, даже рискуя, торопился бы передать полученную информацию в «контору», она важная и не должна умереть вместе с ним, но сейчас… Сейчас всё было иначе. Тут он вспомнил…
Полез в карман, достал из него металлическую монету, повертел её в руках. На одной стороне была лишь цифра «13». А на другой – изображение молитвенно сложенных рук и надпись: «Лишь о будущем». Всё, больше ничего на монете не было. Зато мыслей у него было предостаточно.
«Нужно обдумать всё как следует! Всё взвесить. А то припрутся сюда солдафоны с севера, заберут всё себе. Людишек некоторых тоже прихватят, ну, тех, что чего-то стоят. И информацию, и оборудование волшебное. Это обязательно. У Люсички одна энергетическая установка в комплексе чего стоит. А мне что с того будет от северян? Ну, допустим, снизойдут и простят меня… Простят. За что? За то, что я привёз им какое-то волшебное вещество. За то, что возил им ботов живыми? И кучи всяких мёртвых тварей? Нет, теперь я их не прощу… Кстати… буду в Серове – обязательно узнаю про проход на север. Может, Люсичка и не врёт».
Но все эти размышления неизменно отравляла мысль о грибке. И он всё чаще думал о том, что ему предстоит операция. Да, нескоро ещё, но это ничего не меняло. Болезнь, операция, и, быть может, не одна, слабость и уход со службы. Он уже думал, как расскажет об этом Наталье. Для неё это будет, конечно, удар. А ещё он с тяжким сердцем думал о двух мальчишках, которым обещал вернуться.
Сейчас он понимал, что обещание это он может и не выполнить. Ещё неизвестно, как сложатся его отношения с Люсичкой и её пророком, когда они поймут, что уполномоченный не собирается тащиться в пекло за каким-то там веществом, даже несмотря на то, что пророк ему выдал какую-то монету. Но там, в большом ангаре, он не мог не пообещать им.
В общем, до конца дороги он так и не смог заснуть.
Глава 43-
- А мотоцикл мой где? – интересуется уполномоченный, когда они наконец добрались до точки назначения. Тут, в гараже молельного дома, были все свои. На улице было уже темно, только что прошёл дождь. Горохов выгибался, разминая мышцы спины и оглядываясь по сторонам.
- Мы отогнали его к Веронике, – отвечает ему отец Сергей. – Если нужно, Лёва вас довезёт до её библиотеки.
- Да, лучше мне не таскаться по городу, - соглашается Андрей Николаевич.
- Тем более, что вас, как мне кажется, ищут, - вдруг продолжает отец Сергей.
- Ищут? – сразу насторожился уполномоченный. Он смотрит на священника пристально. – Откуда вы знаете?