- Дима. – почти вкрадчиво начинает уполномоченный. – Я тебе ещё раз повторяю: или ты идёшь со мной, или умрёшь, умрёшь прямо здесь… Ну или расскажешь, почему ты так уверен, что мы не сможем уйти.
Но Сысоев молчит, и тогда уполномоченный наотмашь бьёт его револьвером по лицу. Револьвер – железяка тяжёлая, он сразу рассекает мордатому кожу на скуле… Кровь ручьём, капли летят и на панель, и на лобовое стекло.
-А-а!.. - Дима хватается за лицо. - Ты офигел?!
- Ты, наверное, не знаешь, кто я…, - спокойно продолжает Горохов. – И предлагаю тебе этого не выяснять, иначе мне придётся тебя бить час или два, пока ты мне не ответишь на мой вопрос. А вопрос мой, если ты забыл, таков: почему ты думаешь, что мы не сможем пройти мимо патруля?
- Да потому!.. - почти в истерике орёт Сысоев и снова замолкает. Он закрывает лицо руками.
- Почему?! – угрожающе повторяет Андрей Николаевич и замахивается на него револьвером. – Говори, или бью ещё раз…
- У них дроны! – зло выкрикивает Дима.
- Какие дроны? На небе облака, луны нет, ночь… Почти ничего не видно…
- Да такие! – продолжает орать Сысоев. – Они знали, что сюда приедет какой-то охреневший людоед, которого просто так не взять. Которого в пустыне не найти. Так они подготовили ночные дроны с тепловизорами, чтобы его уже не выпустить из города.
«Они знали? В смысле – «знали»? Как они могли узнать о приезде «какого-то охреневшего людоеда»? Это он о чём? Может, это какая-то путаница? Может, всё-таки ищут не меня?».
Признаться, то, что он услышал, его немного озадачило. Но задавать главный вопрос «в лоб» Сысоеву он не стал, тот мог опять начать упираться, и потому уполномоченный спросил:
- И когда же они узнали, что сюда приезжает «охреневший людоед»?
- Неделю, кажется… Да, дней шесть назад, – всхлипывал Дима, всё ещё держа руку у раны на лице.
«Шесть дней назад?».
Он сопоставил цифры… И тут по спине уполномоченного пробежал холодок… Это было очень, очень, очень странное совпадение…
И после этих странных совпадений настало время для главного вопроса:
- Дима, дорогой, а теперь скажи мне, кто привёз в Серов весть о том, что сюда едет «охреневший людоед»?
Уполномоченный думал, что Сысоева снова придётся бить, но тот вдруг почти крикнул ему с раздражением:
- Мережко! Вот кто!
Эта фамилия даже не зацепила его сознания в первую секунду, уполномоченный не смог среагировать на неё правильно, потому что логическая связь между этим именем и фактом доставки в Серов информации находились в разных плоскостях, они не могли найти своего пересечения; и поэтому Горохов уточнил:
- Мережко? Какой Мережко?
- Да ваш Мережко… Ваш Денис, который… правда, всем он представляется как Петя Уваров... но я-то знаю, на чьё имя отправлять переводы в Соликамский банк! - опять проорал Сысоев. И тут же, понизив тон, продолжил: – Слушай, давай уедем отсюда. У них тут ночные дроны, заметят нас – нам конец. Им приказано с тобой не разговаривать, мочить сразу. Ни вопросов, ни ответов, стрелять – и всё… Они и меня прикончат заодно… Давай свалим отсюда. Пожалуйста… А?
Но уполномоченный его словно не слышал. У него в голове начали складываться в большую картину все непонятные факты. И нападение на него в Губахе, и расстрел его грузовика на трассе, и поиск его в гостинцах в Новой Ляле, и слова Сысоева про Дениса Мережко, который, в общем-то, был ни много ни мало заместителем начальника Отдела Дознаний, самого товарища Поживанова. И настоящим украшением сложившейся картины была та незабываемая реакция самого комиссара на сообщение Горохова, что он направляется в Серов. А последним камнем в фундамент его теории был…
«И маячок на моём грузовике. Такой же как у меня… С того же склада, наверное!»
- Слушай… Я не знаю, как тебя звать…, - продолжал ныть Дима. – Но нам нужно сваливать отсюда. Они ведь нас найдут и в натуре пристрелят. Дай ключи!
Андрей Николаевич сделал глубокий вздох и, поглядев на него, произнёс:
- Слушай, Дима… А что лично тебе сказал Мережко насчёт меня?
- Про тебя? Он…, - вспоминал Сысоев, – сказал, что приедет упырь из Соликамска, спросит про дешёвый бензин оптом. И чтобы я его, то есть тебя, задерживал и сразу позвонил Уханову.
- А Уханов… это…
- Начальник охраны Юры.
Он молча протянул Сысоеву ключ зажигания.
- Фары не включай.
- А тогда как? – мордатый хватает ключ и заводит двигатель.
- А так, – сухо ответил уполномоченный. – Поехали потихоньку.
Надо было Горохову в этой ситуации самому сесть за руль, но он находился сейчас в таком странном состоянии, что ни о чём и думать не мог. У него словно почву из-под ног выбило, и вся его незыблемая до сих пор картина мира разваливалась на куски и ошмётки. Не было больше монолита Трибунала. Той оси, которая ещё как-то удерживала разваливающийся мир юга от полного хаоса. Не было больше товарищей, на любого из которых можно было положиться, как на себя. А вот вопросы были, много было вопросов.
- Так, говоришь, Мережко сюда шесть дней назад приезжал?
- Да, - пыхтит Дима. – Приехал к Юре, а потом и ко мне заглянул. Начал про тебя разливать, про то, какой ты опасный… Говорил, что если ты приедешь к нам, то Юру завалишь. Мол, у тебя на него заказ.
- Заказ? Не ордер? – переспрашивает уполномоченный. – Так и сказал – «заказ»?
- Так и сказал. «Заказ», а не ордер. То есть… В смысле ты где-то халтуру со стороны взял на Юру. То есть ты тут не от «конторы» будешь, а по своим делам. И Юра перепугался. Стал готовиться…
«Всякий бы перепугался. Это понятное дело, но зачем это всё Мережко было нужно?».
- А с чего это ты Мережко долю засылаешь? – интересуется уполномоченный.
- Ну, с моей электростанции, ещё там… С кое-каких дел, - мнётся Дима.
- С полыни? С оружия? – уточняет Горохов.
- Нет, - сразу и чётко отрезает Сысоев, - это темы серьёзные, я в них даже не лезу, это всё темы Юры и его людей. И он…
Тут квадроцикл налетает на бархан, и их обоих подбрасывает в креслах.
- Не гони, идиот! – ругается Горохов.
- Так не видно ж ни фига без фар, – огрызается мордатый.
- Не дави педаль, езжай тихонько, и всё будет видно, - говорит Андрей Николаевич и, пока у Сысоева развязался язык, продолжает спрашивать: – А от Юры Мережко тоже что-то получает?
- От Юры? От Юры вряд ли… Юра вашим старшим отчисляет.
«Старшим! Это он про кого?».
На Горохова вдруг накатывает волна необыкновенной злости, он едва сдерживается, чтобы ещё раз не врезать револьвером по тяжёлой башке этого урода. Но он только спрашивает:
- Это каким ещё старшим?
- Да откуда мне знать-то? – развязно или, скорее, с раздражением отвечает Сысоев. – Я вообще, кроме Мережко, из ваших никого не знаю. Но Юру сюда точно поставили ваши. Они его Алевтине представили. Алевтина и не пикнула против, понимала, с кем дело имеет.
- Алевтина – это которая «Прохладой» владеет?
- Ну, там у неё вроде как офис, на самом деле она с северными торгует через болота. Все связи у неё в руках. У неё за болотом то ли сын, то ли ещё какая-то родня. Хрен её маму знает…
В общем-то, для этого… вот чтобы это всё услышать, уполномоченный сюда и ехал, и было очень на то похоже, что кто-то в Трибунале был сильно незаинтересован, чтобы он сюда добрался. Это объясняло все его недавние приключения.
А ещё Горохов боялся, что Сысоев перестанет говорить, поэтому теперь он обращался к нему мягче:
- Слушай, а при Алевтине Керим ещё какой-то есть.
- Есть, серьёзный он, чем занимается – не знаю, про то лучше даже не спрашивать…
- Оружием?
- Говорю же, не знаю!
И тут их квадроцикл в очередной раз влетает в бархан, въезжает на него правыми колёсами и едва не переворачивается. Тут же глохнет. Но перед этим сзади из-под днища слышится сильный металлический удар.
Горохов ничего не говорит, он не хочет, чтобы Сысоев замолчал, а тот матерится и крутит ключ зажигания. Мотор снова заработал, Дима включает передачу, газует… И снова из-под днища доносится серия частых металлических ударов. А машина лишь дёргается, колеса работают, роют и раскидывают мокрый песок, но только те, что слева.
«Всё, выворотил вал! Идиот».
Сысоев и сам это понимает. И начинает причитать:
- Всё! Приехали… Ну зачем ты меня с собой потащил?
И, не дожидаясь ответа, он распахивает дверь и выскакивает из кабины так проворно, что уполномоченный даже не успевает его схватить за пыльник.
- Стой! Куда ты?
Но Дима бежит в темноту. Андрей Николаевич глушит двигатель, надевает респиратор – во влажном степном воздухе много едкой пыльцы, от которой можно заболеть, – и уже потом выбирается из машины и идёт за Сысоевым.
Нет, не бежит, он не боится его потерять, так как знает, что Дима, грузный и рыхлый, не пробежит и двух сотен метров; он топает и пыхтит, и Горохов различает его чёрную фигуру в свете звёзд. Дурак спотыкается на кучах песка, скользит в грязи и уже выдыхается, замедляя бег. Горохов, взобравшись на один из барханов, глядит на огни города. Пять километров, может быть шесть, не больше. Тем не менее:
«С этим пузатым идиотом тащиться до города придётся часа два!».
Если патруль вернётся и у него и вправду есть коптеры с тепловизорами, то брошенный квадроцикл будет найден со стопроцентной гарантией. А значит, ребята приедут сюда и пойдут по следу. Но что ещё хуже, они свяжутся с людьми в городе… И те начнут стягиваться сюда отовсюду.
Горохов задумался, задумался всего на несколько секунд. Он понимал, что от коптеров с тепловизорами ему не уйти, не дай Бог один такой на него налетит. И то, что Сысоева будут искать, – это тоже было ясно. И это даже хорошо, что он решил бежать сам. Если их начнут искать, преследователям придётся потратить на него часть ресурсов, а значит, и времени.
Но что сейчас делать ему самому? В степь уйти пока не получается. Для этого ему потребуется надёжный и желательно быстрый транспорт. Возвращаться в город, в котором по улицам рыщут патрули? Затаиться там? Попытаться найти попутку? У него была заветная монетка от пророка. Да, её можно было использовать, наверняка в Серове есть приход Светлой Обители. Но, если честно, он почему-то не рассматривал эту возможность. Горохов не был уверен, что местный святоша не сдаст его властям. В общем, у него оставался всего один вариант, и он казался ему вполне рабочим.