послали ее, думала Мев, она молодая, и у нее не было распрей с дядей, но, конечно же, это никому не пришло в голову, и даже отец посмеялся бы над таким предложением. Она представляла себе, как на них из-за деревьев нападают разбойники из Ан Бега и они с Келли показывают себя – но у них нет оружия, даже кинжалов. И пришлось расстаться с этой мечтой. Фланн и пухлый Флойн трусили мелко, когда высокие лошади без всяких усилий мерили расстояние широкими шагами. Они с Келли были детьми, и этим было сказано все, и упитанные гнедые пони были всем, на что они могли рассчитывать. Скоро они достигнут безопасных пределов их владений, и отец отошлет их назад.
А Донал поедет дальше, и все поедут, лишь они и Ризи остановятся у северной дороги, а отец вернется много позже, лишь проводив Донала в путь. И возможно, подумала Мев, отец испытывает те же чувства, мечтая о том, чтобы ехать дальше, но никто ему этого не позволит. «Потому что, – сказал Барк, когда они спорили, – ты носишь это на своей шее, и если твой брат не любит Ши, что скажет он, когда ты явишься к нему с этим? Неужто ты думаешь, это завоюет его любовь? А если ты начнешь таять, как это было со мной?» – «Я не стану, – отвечал отец. – Тебе я доверяю, а потому не боюсь». – «И все же, – с печальным видом продолжал Барк, и его розовощекое лицо еще больше раскраснелось, – и все же это безумие. И ты знаешь это сам. И если ты не расстанешься с этой вещью, а ты говоришь, что не расстанешься, то, значит, не езди к Донкаду». – «В том, что ты говоришь, есть свой смысл», – тогда ответил отец; так что, кто бы ни одержал победу – мать или Барк, он не поехал; а может, он и сам что-то понял, а Барк лишь выразил это словами.
«Мы тоже не понравимся нашему дяде, – думала Мев. – Как человек с кровью Ши в своих жилах может их ненавидеть? Если бы Ши могла прийти к Донкаду, она бы завоевала его любовь».
«Я могу вызвать ее по имени», – пришла ей в голову новая мысль. «Я не мелкая тварь, – сказала Ши, сравнивая себя с фиатас, – совсем не похожая на эту». Их отец уж точно мог вызвать Ши, но не делал этого по каким-то своим причинам.
Наконец они достигли вершины холма, у подножия которого дорога разветвлялась. Один путь вел к темному, поросшему лесом берегу Керберна, он был запущенным и неезженым, ибо вел к Ан Бегу. Другая же дорога, хорошо утрамбованная, вела на север, пролегая через их собственные владения, – по ней ездили крестьяне и караулы.
Тогда отец велел всем остановиться, и стало ясно, что тут они простятся. Он подозвал детей, и они подъехали ближе, не трясясь, а выпрямившись, как ездили взрослые всадники на больших лошадях.
– Вам пора возвращаться, – сказал он им.
– Да, господин, – очень тихо ответил Келли.
– Да, – сказала Мев так же серьезно и посмотрела на отца.
– Ступайте сюда. – И он подъехал к Келли и, склонившись с седла, обнял его, потом приблизился к Мев и поцеловал ее в лоб. Он помедлил, нахмурившись, и добавил: – Ведите себя хорошо.
– Да, господин, – сказал Келли. Мев ответила ему лишь взглядом. Они всегда расставались здесь, когда их отец отправлялся в объезды, и всегда сетовали, что им нужно ехать обратно, и выговаривали друг другу. И эта краткость прощания показалась дурным предзнаменованием. Мев сжала бока Флойна, заставляя его подъехать к отцу, и крепко обняла того обеими руками. Склонившись, он ответил на ее объятие и сказал:
– Вернусь завтра к вечеру, – и, собрав остальных, двинулся прочь, оставив Ризи охранять их.
В горле у Мев словно застрял комок. Ее пони попытался следовать за лошадьми, но она натянула поводья.
– Поехали, – сказал Ризи, повременив, – давайте, поехали.
Она взглянула на Келли, у которого тоже был испуганный вид, и повернула Флойна домой.
Коричневым с зеленью раскинулись знакомые поля. Не раз езженная дорога была пыльной и безопасной, но Ризи не переставал хмуриться. Он был темен, их двоюродный брат, с задумчивыми глазами, и хмурость шла ему точно так же, как оружие, которое было при нем. Он был ниже всех в окружении их отца и совсем не походил на сына господина, но он таки им был. И он терпеливо сносил Мев и Келли, что они остро чувствовали по его долгому молчанию и хмурому виду и взгляду, который блуждал повсюду – по берегам реки и полям, и никогда не останавливался лишь на детях, ставших ему нежеланной обузой.
И от этого Мев чувствовала себя еще несчастнее. Слезы были готовы хлынуть из ее глаз, и она уже ощущала в носу неприятное пощипывание. Но она раскрыла глаза и подставила их ветру, и не проронила ни звука. Разве могла она сравниться с Ризи по уму, особенно такая уставшая, да и Келли, похоже, не готов был к этому.
– Как странно тихо, – пробормотал Ризи наконец.
– Да, господин, – вполголоса ответила Мев, и они в молчании миновали еще несколько холмов.
– О боги, хватит хандрить! – внезапно воскликнул Ризи. – Опасность грозит лишь Доналу, и никому другому. Ваш отец повернет назад задолго до границы. Он так сказал.
– Да, господин, – откликнулся Келли.
И снова повисла тишина. Ризи еще посмеялся над ними и затих со встревоженным видом.
– Да, да, я знаю, – повторил он.
– Ты можешь оставить нас здесь, – бодро заметил Келли, – и мы сами вернемся домой. Правда вернемся. Тогда ты сможешь догнать отца и поехать вместе с ним.
– Ваш отец приказал, – ответил Ризи.
– Да, господин.
Спустя немного времени они подъехали к речушке Банберн, мелкому потоку, впадавшему в Керберн, – с обеих сторон его грязь была хорошо утоптана, ибо они лишь недавно проехали тут. Ризи отпустил поводья и дал своей лошади напиться, выбрав место почище, и пони утолили свою жажду тоже, а потом вслед за гордым и своенравным мерином Ризи вошли в поток, погрузившись в него по брюхо, и вышли на другой берег, уже покрытые илом, что выглядело нелепо.
– Печет, – посетовал Ризи, глядя на солнце. Он остановился на ровном берегу, поросшем травой, и спешился. – Отдохнем немного, – промолвил он, посмотрев на пони.
Они не взяли с собой пищи, да и Ризи был не из тех, кто стал бы делать привал, чтобы поесть, как это мог бы сделать их отец. Но он проверил свои и их подпруги, молча подошел к травянистому берегу протоки и, склонившись, напился выше по течению, обмыв заодно лицо и шею, ибо, верно, ему было жарко во всех этих кожах и металле.
И так как Ризи не спешил, Мев и Келли тоже соскользнули со своих пони и отпустили их щипать траву, как и Ризи своего мерина. Ризи сидел на корточках, обхватив колени руками, и смотрел вдаль, полностью погрузившись в свои мысли и не обращая ни на кого внимания. И Мев поднялась тогда еще немного выше по течению, где над потоком нависло огромное дерево, отбрасывавшее прохладную тень, и Келли последовал за ней. Это место они знали с тех пор, как отец впервые взял их с собой на прогулку; они играли здесь в войну, как герои, которых воспевал Леннон, и дрались палками среди камышей, заставляя смеяться отца и всю его свиту; а потом все устраивали завтрак на берегу. А однажды, когда их застал ливень, они прятались под этим древним деревом – они и отец и Барк, – все столпились под навесом из плащей и слушали, как Барк рассказывал о походной жизни в годы королевской войны. И камыши, росшие на песчаных отмелях напротив, казались вражескими пиками.
– По-моему, Ризи хочет отдохнуть, – промолвил Келли, садясь на берег и показывая взглядом туда, где Ризи растянулся на солнцепеке, в то время как его лошадь спокойно паслась рядом.
Такая легкомысленность не была присуща Ризи: он всегда был хмур и насмешлив, и, хотя они любили его и таким, терпение и добродушие не были ему свойственны, он вечно был занят каким-нибудь делом. Если Ризи смеялся, то это был язвительный смех над тем, что люди скрывали и позволяли себе хихикать лишь исподтишка. Но может, он устал из-за того, что лег слишком поздно накануне, а может, по-своему он хотел проявить к ним доброту, не догадываясь об их мечтах, но не желая слишком давить на них с возвращением. Мев вздохнула и тоже опустилась на берег – ей нравились тень и вода, и кивающие камыши, и жужжание пчел. Келли брал листья и пускал их один за другим – волшебные ладьи на гладкой поверхности потока, – они и прежде играли так здесь, когда отец брал их с собой, а пони еще казались им огромными, как горы. Но Келли не забавлялся сейчас, а думал. Как и она. Мев тоже сорвала себе лист и пустила его рядом с тем, что отправил Келли, она смотрела, как оба несутся мимо темных водоворотов и высящихся камышей. Они оба слишком повзрослели. И эта игра осталась у них лишь в воспоминаниях. Она следила за листиком, но думала об отце, о Донале, надеясь, что ее дядя в Донне окажется лучше, чем они опасались.
– Ризи лежит на солнце, – наконец сказал Келли, бросив на того еще один взгляд. – Похоже, он заснул.
Мев это тоже встревожило, ведь было так жарко, а он в полном доспехе улегся на солнце – она не ожидала такого от Ризи, сына Дру. Она наморщила нос, прикидывая, а не засиделся ли и вправду Ризи вчера за элем, но это было так непохоже на него… К тому же он не выглядел усталым, лишь раздраженным – ему тоже хотелось быть с остальными, а не сопровождать своих малолетних брата и сестру.
Нарастающая странность начинала пугать. Она встала и очень тихо направилась к Ризи, так что солнце било ей в спину.
– Мев, – шепотом позвал ее Келли и встал следом, оставив свои ладьи, но она не обратила на него внимания. Когда спал Барк, он просыпался от малейшего звука. «Никогда не шутите со спящими», – однажды строго сказал ей отец. Спящие люди, как Барк, были опасны при пробуждении, как и все, кто участвовал в войне. Она помнила, как Барк и другие дремали на солнце, едва прикрыв глаза, просыпаясь время от времени и по-лисьи поглядывая по сторонам, так по-настоящему и не погружаясь в сон. Их отец спал так же. Но Ризи спал, раскинув руки, лицом к солнцу, глаза его были плотно закрыты, а рот приоткрылся, как у ребенка.
– Ризи? – позвала Мев громко, остановившись на безопасном расстоянии. – Ризи! – Она подошла ближе и села на корточки, готовая отскочить в любую сторону, если он, проснувшись, схватится за меч. – Ризи! – Сердце ее стучало все громче. Она прикоснулась к нему и потрясла. – Ризи, проснись.