– Клянусь жизнью, господин, – прошептал Донал. И Мев почувствовала, как сжали ее руки матери, когда она поднялась, – та разгладила ей волосы, взъерошенные отцом. «Отпусти меня», – хотелось крикнуть Мев, но вместо этого она повернулась и обняла свою мать, решив, что кто-то должен это сделать.
– Кер Велл никогда не падет, – промолвила Бранвин без тени сомнения в голосе. – Вся эта чепуха от якшания с дарами Ши – вот и все. И от подслушивания под дверями, когда их не пускают.
Никто не проронил ни звука. Отец сидел и смотрел на них всех тем взглядом, который появлялся у него, когда он был далеко, потом он поднялся из кресла.
– Донал, ступай отдохни. Мурна, проследи, чтоб ему принесли холодного эля – рискну сказать, он пойдет ему во благо. А можно немного и Мев с Келли, если они захотят.
– Совсем немного, – промолвила их мать, показывая сложенными пальцами сколько, и, нахмурившись, взглянула на Мурну. Потом она руками расчесала волосы Мев и, подняв к себе лицо дочери, заглянула ей в глаза. – Ты уже слишком выросла, чтобы кататься по округе, слышишь? Чтоб больше этого не повторялось.
Это уязвило бы Мев, даже если бы она сочла это обычной пустой угрозой, но сейчас в голосе матери звучал окончательный приговор, гораздо более страшный, чем сами слова. «Никогда, никогда, никогда». Она сделала вид, что не расслышала, – стоит что-нибудь ответить, и все будет запечатано, как магия произнесения истинных имен.
– Можно идти? – спросила она вместо этого.
– Ступай. И расчеши свои волосы. – Мать была рассеянна. Она сказала о волосах, не думая. Мев направилась прочь с Мурной рядом с Келли, и Донал шел за ними следом, но, перед тем как выйти, Мев оглянулась на отца и мать: мать стояла, обхватив себя руками, отец смотрел в никуда, но у его рта залегла такая суровая складка, что можно было догадаться о его грядущих словах.
«Чтоб больше этого не повторялось», – вспомнила Мев, и руки ее похолодели. Все изменится теперь для нее: не будет солнца и зеленых полей, не будет играющих жеребят и смеха с Доналом за стенами Кер Велла. Она сжала свой подарок, пытаясь увидеть, что будет дальше, следуя за Мурной, но даже Флойн был не виден ей, одна мгла, серая мгла и туман, и лишь камни стен истинного Кер Велла напоминали, где она и какое нынче время.
«Келли, – подумала она, – о Келли».
– Я скоро уеду, – негромко сказал Киран, обращаясь к Бранвин.
– Киран.
– Тихо. Я знаю. – Он поцеловал ее в лоб и сжал на мгновение в своих объятиях. – Прости меня.
– Что они видели?
– Разорение. Успокой их. Они будут нуждаться в этом.
Она ухватилась за него руками и прижала к себе.
– Киран, Киран, если бы вернулся Ризи… Он ведь вернется. Он слишком умен, чтобы ему смог кто-нибудь помешать.
– Всякое может случиться: если за дорогой следят, он мог отпустить свою лошадь и пойти пешком – а это займет гораздо больше времени.
– Если б что-нибудь случилось, если б они заметили… Киран, мы были бы уже уничтожены и сожжены, а мы все еще здесь. Владей мы Видением до прихода короля в Кер Велл, мы бы отчаялись и потеряли всякую надежду. То были темные дни. Но они не стали концом для нас.
– Так и скажи им. Им нужна надежда.
– Мне нужна надежда. Киран, не оставляй меня! Не смей никуда отправляться, пока не снимешь эту вещь и не возьмешь с собой меч, слышишь? Что думают люди, когда ты ходишь с пустыми руками и отсутствующим взглядом… прости меня, но послушай. Какое от него было добро? Никакого. Любовь, любовь моя, тебе надо было всех собрать у Лиэслина, о боги, пойти и научить своего брата, как надо обращаться с гостями.
– Неужто твой отец так поступил бы?
– Так поступила бы я, будь у меня в руках меч.
Он проглотил неожиданный упрек, глядя на нее в недоумении, потом его руки бессильно упали, и он повернулся к двери, терпеливо, ибо больше ничего не оставалось делать.
– Киран! – Надрыв звучал в голосе Бранвин. Он остановился и с надеждой посмотрел на нее.
– Так поступил бы и я, – тихо промолвил он, – будь у меня в руках меч.
– Сними камень. Неужто ты хочешь всех нас погубить вместе с детьми?
Он прикоснулся к камню и почувствовал, что тот холоден, как был холоден все эти дни. Увы, Кирану было нечего сказать Бранвин, что не напугало бы ее больше, чем она уже боялась: лучше гнев, чем боль.
– Ответь мне.
– Нет, Бранвин.
– О боги!
Он снял свой плащ с гвоздя.
– Я недалеко.
– Возьми меня с собой.
Он покачал головой.
– Нет.
– В Элд. Значит, в Элд?
Он надел плащ, делая вид, что не слышит.
– Может стать холодно.
– О боги, Киран, не уходи.
Он с трудом раздвинул губы в улыбке.
– Вернусь к ужину, – промолвил Киран, словно собираясь прокатиться вдоль изгороди.
И он начал таять – не часть его, как бывало раньше, а целиком, сжав камень в руке, пока сырой серый туман не обступил его.
– Арафель! – вскричал он. – Арафель! – Но в третий раз не осмелился позвать. Киран долго прислушивался в надежде на малейший звук, сердцем пытаясь отыскать хоть какой-нибудь след. – Я здесь, – закричал он в серую мглу, в зелень деревьев. – Ты сказала, чтоб я не звал тебя, что ты сама будешь знать, чем я занят. Ты сказала, чтоб я не приходил сюда, но здесь теперь не опаснее, чем в любом другом месте, ибо опасность всюду. И ты мне нужна.
Тишина была ему ответом, глубокая тишина – ни ветер не пролетал, ни лист не шелохнулся.
– Что же мне делать? – вскричал Киран еще громче, пытаясь разорвать тишину. – Можешь ли ты помочь мне… хотя бы советом? Я знаю, что ошибся, послав Донала туда. Боюсь, я сделал слишком много ошибок. Я могу отправиться к королю в Дун-на-Хейвин, но тогда в Кер Велле останется слишком мало сил для защиты, или мне придется брать с собой слишком малую свиту в путь. Что мне делать – оставаться здесь и ждать? Ты этого хотела? Что мне суждено?
И снова тишина. Он осторожно двинулся вперед, вспоминая дорогу и не сбиваясь с нее, несмотря на туман и черные призрачные деревья; но потом он задумался над тем, что делает, и сомнения начали наваливаться на него – стали сгущаться тени с обеих сторон, и что-то забормотало и зашуршало в них. Киран потерял уверенность в силе Ши, поддерживающей его, усомнился в ее существовании, во всей мудрости, полученной от нее, даже в правильности пути, который он знал.
– Помоги мне! – вскричал он в густеющей мгле. – Помоги, если можешь! Ты мне нужна! Помоги!
И с западного края мира послышался цокот копыт, и что-то знакомое коснулось его сердца. Ветер овеял его, разгоняя мглу, ветер с моря. Он услышал крики чаек и вздрогнул в тоске, что пожирала и жизнь, и любовь, и смысл.
Грохот копыт все приближался, и камень припомнил белизну и скорость, и ярость.
«Аодан!» – возникло имя в голове Кирана, как ответ на давно забытый вопрос, – имя, скрытое в буре и громе.
Аодан. Скакун был его, всегда было так, и пришел бы раньше, если бы он решил позвать, если бы он ступил на эти туманные пути, ведущие сквозь Элд, которыми ходил Аодан.
– Аодан! – вскричал Киран. – О Аодан!
Ветер подул сильнее с моря, и в камне блеснуло воспоминание.
– Человек… – прошептал голос, полный боли. – Человек, это ты? Что они сделали?
– Лиэслиа, помоги мне…
– Я не могу прийти. Мгла… Человек, мгла…
И ветер резко утих, словно кто-то закрыл распахнутую дверь. Но пришел другой ветер, тяжелый и душный, пахнущий сыростью и грязью, и дул он в ином направлении.
– Лиэслиа, я все еще здесь! Лиэслиа!
Но Кирана окружала лишь мгла, и голос исчез, как волшебство, оставив его обделенным, недоумевающим – слышал ли он его наяву или представил себе и соленый ветер, и грохот копыт?
И кусты зашевелились рядом, и кто-то рассмеялся, глядя на его отчаяние. Он где-то ошибся. Это место было ему незнакомо. Мгла переплела все своими ветвями – Киран то отчетливо видел и деревья, и тень, что лежала под ними, то терял все ориентиры и всякую уверенность. Он искал Аргиад, но найденная им речушка была грязной и мутной, и в стоячей воде плавали листья. Вонь поднималась от нее, затопляя душу.
И мужество оставило Кирана, когда он увидел, что из-под мутной воды на него смотрят два бледных глаза, исчезавших, лишь когда их заслоняли проплывавшие листья, как черненое серебро. Глаза приблизились к поверхности, сияя, как двойное отражение луны.
Киран попятился и наткнулся на остов дерева, чьи ветви впились в него, словно пальцы. Он обошел его, отступая шаг за шагом.
– Человек, – послышался голос.
Он остановился и взглянул во тьму, что была чернее неба.
– Госпожа Смерть, – промолвил Киран, и сердце его забилось, словно он долго бежал. Рука заныла от старой раны. – Где она, не знаешь ли ты? Или куда я попал?
– Она бежала, – резким и напряженным голосом промолвила Смерть. – Человек, я хочу проводить тебя.
– К ней? – догадался он. – К ней – ты это хочешь сказать?
– Она отправила меня, человек, узнать имя, но ей не осилить его. – Мрак приблизился, закрыв собой тот слабый свет, что сочился меж ветвей, и воздух стал пронзительно холодным. – Если сможешь добраться до нее, доберись. У меня же другие дела.
– Она встретила что-то в Кер Донне. Ты должна это знать. Ты была там.
– Встретила, да. Воспользуйся своим камнем и позови ее.
– Я пытался. Камень приносит лишь море. Деревья стоят там, где их не было… а Аргиад… если то болото – Аргиад…
– Море, – прошептала Смерть. – Элд покинут. Человек, человек, если она сделает это, мы все погибли. Позови ее. Позови по имени. Ты имеешь эту власть. И уже доказал это однажды.
– Я не могу.
– Ты не хочешь. – Мрак подполз ближе. И с твердой жестокостью в него вцепилась костлявая рука. – Человек, послушай меня. Дроу поднялись. Знакомо ли тебе это имя? Это Ши без камней. Они потеряли их, выбросили прочь – Ши превращается в дроу, когда оставляет камень и все, что камень воплощает.
Холод поселился в душе Кирана, и камень жег сердце, как кусок льда. Он вспомнил дерево, сияющее, как луна, как тысячи лун, светящееся самоцветами и плодами эльфийских рук.