— Ну что, Пожарский, телефонами обменяемся? — хмыкнула девушка уже в прихожей. — Или мне опять просто приехать сегодня вечером?
— Диктуй номер! — улыбнулся я. — У меня на вечер планы.
— Да делай ты что хочешь, — она махнула на меня рукой, — лишь бы на меня силы оставались! Записывай.
Получив мой номер, Вика чмокнула меня в губы и выпорхнула из квартиры.
Когда я вернулся в гостиную, Прохор спросил меня:
— Она знает про вторник?
— Я не сказал.
— Молодец! — ухмыльнулся он. — Готовься, она тебя опять бить будет! — Прохор рассмеялся.
— А ты откуда знаешь, что она меня била? — удивился я.
— Да парни из СБ вчера про вашу романтическую встречу около подъезда доложили! — продолжал смеяться мой воспитатель. — Завидуем, говорят, молодому князю, рыжая-то огонь! Ржать закончили только после того, как я им намекнул, что она из Валькирий, сразу язык в одно место засунули и слегка взбледнули.
— Она, Прохор, меня и дома била… — «пожаловался» я.
— Да неужели?.. — его согнуло по новой. — Вот я кому теперь буду рассказывать про твоё плохое поведение! — мы смеялись уже вместе.
Когда окончательно успокоились, воспитатель попросил меня:
— Лёшка, глянь доспех. Вчера-то не до этого было…
Я перешёл на темп и настроился на ментальный доспех Прохора. По моим ощущениям, большая часть «работы» была уже сделана — энергетическая решётка практически сформировалась, остались последние штрихи.
— Прохор, потерпи ещё пару-тройку дней. Мне кажется, что всё приходит в норму. — прокомментировал я ему «диагноз», вернувшись в обычное состояние.
— Это очень хорошо! — обрадовался он. — Я же вчера вечером тут бордель недалеко расположенный посетил, пока… Ведьма тебя била… Я тебе больше скажу, как родному, эта проститутка Фёкла у меня каждую копейку отработала, даже продлять пришлось! В конце, бедняжка, умоляла остановиться! На чаевые не поскупился! — Прохор гордо выпрямился. — Как на двадцать лет помолодел после твоих «сеансов»!
И действительно, мой воспитатель последнее время стал выглядеть гораздо лучше — разгладились морщины, появился здоровый румянец, моторика изменилась в сторону биологического возраста около тридцати лет. Если прикидывать прямо сейчас, то можно робко сделать вывод о зависимости нашего ментального доспеха от физического тела, и наоборот! Так, если хорошо подумать, напрашивается следующий шаг — необходимо посмотреть и свой собственный ментальный доспех, вдруг я что-то упускаю…
Перейдя на темп, я погрузился в себя, отгородившись от остального мира. Через некоторое время мне удалось увидеть изнутри свой собственный ментальный доспех, который абсолютно не походил на решётку, а был объёмный, сложный, и строением напоминал огромную снежинку, которая, в свою очередь, состояла из многих маленьких снежинок. Надо было признаться себе честно — эстетического удовольствия это зрелище доставляло минимум, грани «снежинок» очень сильно разнились между собой, многие были толще соседних, лучик правый был длиннее левого, а про разный размер «снежинок», которые, по идее, составляли единое целое, и говорить не приходилось. Кроме того, эти самые «снежинки» ещё и отзывались на мой зов, начиная пульсировать, увеличиваться и сжиматься в объёмах, но интенсивность этого пульсирования и увеличения в объёмах, опять же, была разной по всему периметру ментального доспеха… Снова накатила тошнота и моральная усталость, и я поспешил вернуться в своё обычное состояние. Окончательно в себя меня привёл голос Прохора:
— Лёшка, я такого никогда не видел! — он смотрел на меня широко открытыми глазами. — Вокруг тебя был кокон, переливающийся всеми цветами радуги, и он пульсировал!
— Это был мой ментальный доспех, Прохор. Просто решил посмотреть его, как твой… — я устало откинулся на подушки дивана.
— И? — восторг моего воспитателя сменился тревогой.
— Можно сказать, что всё гораздо хуже, чем было у тебя.
— Да ладно! — не поверил он. — Ты же против четырёх воевод выстоял, а говоришь, что хуже!
— Я оптимальное состояние имею ввиду, Прохор. Понял, о чём я?
— Кажется. — кивнул он. — Ты имеешь ввиду разницу между тем, как могло бы быть, и тем, что есть?
— Именно! — подтвердил я. — Надо будет над собой поработать, и совсем не на полигоне…
— Чаю хочешь? — спросил он.
И от простоты этого вопроса мне стало как-то лучше и легче, собственные переживания и самолюбование ушли на второй план.
— Умеешь ты, Прохор, кайф от собственной значимости обломать!.. — усмехнулся я.
— Это да! — он улыбался. — Так будешь чай, или нет?
— Буду.
— Попьём, деду позвони. Узнай, что там с этой галереей происходит, самому интересно.
— Хорошо. — кивнул я.
Главу Рода я набрал уже после обеда. Из его рассказа выходило, что СБ еле справлялась с притоком желающих посетить выставку. Кроме того, к обычным любителям живописи и тем, кто хотел сходить туда, где побывали представители высшей аристократии и Императорского Рода, добавились фанаты Алексии, которые желали видеть первыми портрет звезды, который, по слухам, будет являться обложкой нового альбома певицы. Кроме того, дед с нескрываемым сарказмом заявил, что всерьёз рассматривает вопрос о занятии на старости лет бизнесом в сфере искусства, мол столько звонков с заверением искреннего уважения и нижайшей просьбой об устройстве закрытого показа, он не получал никогда, даже на юбилеи, которых у него было в жизни немало!
— Кстати, твои Долгорукие, Юсуповы и Шереметьевы позвонили, Лёшка! — хмыкал он в трубку. — Просят организовать закрытый показ! Для трёх семей сразу!
— А ты, деда? — мне передалось его игривое настроение.
— Для этих Родов всё бесплатно и по высшему разряду! — ухмыльнулся он. — Они как бы причастны к происходящему, а Шереметьевым ещё и доля положена! Как там твой Петров? А то тут вокруг портрета Алексии сущее идолопоклонство творится!
— Должен скоро подъехать. — ответил я. — Мы с ним сегодня в «Метрополию» по приглашению Долгоруких едем.
— Лёшка, я сейчас вышлю к вам ещё одну машину СБ, пусть Прохор закрепит её за твоим другом, мало ли что… Договорились?
— Да. — я несколько напрягся и только сейчас начал осознавать масштаб проблем вокруг галереи, и Сашки, в частности, но дед продолжил:
— И ещё. Как там твои тренировки по бильярду?
— Нормально.
— Я сегодня Долгорукому четыреста пятьдесят тысяч перечислил. Не подведи меня!
— Постараюсь, деда!
— Дай-ка мне Прохора.
Я протянул трубку моему воспитателю.
— Да, Михаил Николаевич! Понял, Михаил Николаевич! Всё сделаю, Михаил Николаевич! — именно так со стороны выглядел разговор Прохора с Главой Рода.
Положив трубку, мой воспитатель тяжело вздохнул и сказал:
— А как спокойно жилось на Смоленщине! Золотые времена! Леса, озёра, поля и реки! Красота! Выйдешь, бывало, в поле, хлестанёшь плетью огненной по сорнякам, и на душе легче! А сейчас что? Сплошная забота о том, о сём! Решено, уеду в деревню! К Маришке!
— Хватит ныть, Прохор! Жизнь продолжается! — усмехнулся я.
— Теперь ты мне кайф от созерцания бесполезности моего собственного бытия портишь? — грустно поинтересовался он. — Дай хоть пяток минут себя пожалеть, силёнок для новых свершений накопить… Тем более, что я тут больше недели под твоим экспериментом хожу!
— Хорошо, деревенский ты наш. Но к приходу Петрова ты должен быть в форме. Договорились?
— Договорились. — кивнул Прохор и улёгся с несчастным видом на диван.
Александр появился около четырёх. Вслед за ним явилась Алексия, которая, с её слов, ночь не спала, чувствуя, что происходит что-то неладное… Пришлось рассказать о той жести, что творится вокруг выставки. Очень вовремя вмешался Прохор, и увёл Сашку в кабинет для профилактической беседы.
— Лёш, там и мои фаны засветились, да? — спросила Леся.
Учитывая мой «косяк» с Викой, моё поведение не отличалось адекватностью, но я нашел в себе силы и ответил:
— Ничего страшного, Леся, СБ разберётся. У тебя-то самой как?
— Нормально. — вздохнула она. — К дополнению ко вчерашней статье, у себя на страничке разместила запись, что именно этот портрет собираюсь использовать в качестве обложки… А оно вон как получилось… Бедный Сашка!
— Не переживай, дед распорядился об его охране. — попытался я упокоить Лесю. — А потом ажиотаж спадёт, и жизнь у нас всех наладится.
— Скорей бы. — кивнула она. — Тем более, что у меня тур в октябре начинается!
— Лесь, я сегодня с Сашкой в «Метрополию» иду. Ты бы дверь в квартиру не закрывала… — попытался я перевести разговор на другую тему.
— Даже и не знаю… — девушка сделала вид, что засмущалась. — Если вы настаиваете, ваше сиятельство, то конечно!
В «Метрополию» мы поехали на «Волге» в сопровождении «Нивы», которую закрепили за Александром. Он мне всю дорогу рассказывал, что в Суриковке он теперь звезда, все хотят с ним дружить, даже преподаватели незнакомые здороваются. Родители на известность сына прореагировали по-разному — отец спокойно похвалил сына, сказал, что гордиться отпрыском, и пожелал не зазнаваться, а мать сразу же засобиралась в Москву, на светские приёмы, посвященные Сашке. Отец, как и водилось в их семье, победил, и нашествия Петровых в столицу в ближайшее время не ожидалось. Прохор, со свойственным ему тактом, сумел с Сашкой поговорить о безопасности его тонкой художественной натуры, убедить, что принятые меры Главой Рода Пожарских будут только на пользу молодому художнику, а охрана его персоны лишь временная мера, призванная оградить от нападок слишком экзальтированных поклонников его таланта.
И опять бильярдная вела себя не так, как обычно — игроки тихо пили, разговаривали, не повышая голоса, тишину нарушал лишь звонкий звук соударявшихся шаров. В общем и целом, в шаровне опять царила непривычная камерность. Я совершенно не удивился, заметив уже знакомых телохранительниц принцессы Рода Романовых, которые не предприняли никаких попыток остановить нас с Сашкой. Мы раскланялись и прошли к столу Долгорукого, за которым в «сибирку» играли Андрей и Мария Романова.