отпускать этот безумный день. Но она рано радовалась — без всякого стука в каюту зашел вполне узнаваемый великий князь Александр Николаевич, цесаревич Российской империи! Женщина вскочила с кресла и замерла в поклоне, краешком тренированного сознания отмечая, с какой неохотой из своих кресел поднимаются Прохор Петрович и Иван Олегович…
Пообщаться с Соней наедине у меня получилось только в конце вечера, а тема разговора оказалась в очередной раз очень занятной.
— Алексей, а я сегодня была приятно удивлена работой твоего друга Александра. — Девушка загадочно улыбалась. — Было в этом портрете нечто такое, что меня зацепило. И я решила посмотреть еще раз, когда любопытствующая публика начала расходиться.
— Заинтриговала…
— Не знаю, как ты к этому отнесешься, но я в конце концов почувствовала исходящую от картины очень необычную и едва уловимую волну энергии. Угадай, кого эта энергия мне напомнила?
Я напрягся:
— Неужели самого Александра?
— Не угадал! Того, кто был изображен на портрете! Самого Людовика!
— Если честно, Соня, — я поморщился, — мне в это верится с большим трудом.
Девушка и не подумала обижаться:
— Можешь не верить, но я знаю, о чем говорю, Алексей. Что-то подобное я чувствовала и с работами старых и всемирно признанных мастеров, только не понимала, что именно чувствовала, а списывала свои ощущения именно на всеобщее признание и обязанность считать эти работы шедеврами. Понятно сформулировала?
— Более чем, — кивнул я. — Ты уверена в своих… ощущениях?
— Процентов на восемьдесят, — Соня смешно нахмурила носик. — Уверяю, если ты хорошенько присмотришься к картинам своего друга, сам убедишься в моей правоте. И еще, Алексей, раз уж мы заговорили на эту тему, тебе следует не только присмотреться к картинам Александра, но и обратить внимание на то, в каком состоянии он их пишет.
— Что ты имеешь в виду? — Внутри меня все сжалось.
— Не пугайся, глупый! — Соня хихикнула. — Ни о каких наркотиках речь не идет. Но, если я права, Александр тратит во время работы очень много своей собственной энергетики, вкладывает ее в картину. А это очень опасно, ведь запасы энергии в организме конечны. Вовремя не восстановит, и… Шизофрения, депрессия, другие душевные расстройства. Отрезанное ухо тебе ни о чем не говорит?
— Говорит… — вздохнул я. — А ты заявляешь — не пугайся! И что делать?
— Времени достаточно, — отмахнулась Соня. — Александр молодой, энергии много, да и восстанавливается она гораздо быстрее, чем в зрелом возрасте. А так надо думать.
— Ясно…
Пребывание в каюте великого князя Александра Николаевича не продлилось долго — после представления ему баронессы цесаревич, извинившись перед Александрой и пообещав вскоре вернуться, практически сразу же удалился в сопровождении Нарышкина. За это короткое время великий князь сумел произвести на Александру неизгладимое впечатление — симпатичный, подтянутый, властный, ощутимо сильный и, самое главное, обладающий той самой мужской привлекательностью, от которой у баронессы запорхали бабочки в животе! Нельзя было сказать, что подобные ощущения были для фон Мольтке новыми, такое случалось и раньше, но почему здесь и сейчас? Ответа молодая женщина не знала и не хотела знать…
А светская беседа в отсутствие Романова и Нарышкина продолжилась:
— Господа, как я поняла, вы достаточно близко знакомы с Александром Николаевичем? — «закинула удочку» фон Мольтке.
— Что вы, Александра Генриховна! — отмахнулся Иван Олегович. — Мы простые офицеры контрразведки, а он… Он Романов! Как можно?..
— Именно! — кивнул Прохор Петрович. — Как мы смеем? Александра Генриховна, а почему вы спрашиваете?
— Думала, вы мне хоть что-то про великого князя расскажете, — баронесса сделала вид, что смущена. — Дело в том, что он мне понравился… как мужчина…
— Александра Генриховна, его императорское высочество счастливо женат! — Прохор Петрович смотрел на нее с упреком. — В вас осталось хоть что-то святое? Или общеизвестный цинизм медицинских работников наложился на вашу теперешнюю профессию, образовав совершенно гремучую смесь?
— Все вместе… — вздохнула она и опустила глаза. — Могу я чуть-чуть расслабиться хотя бы среди своих и побыть просто женщиной?
— Конечно, можете, — улыбнулся Прохор Петрович и переглянулся с ухмыляющимся коллегой. — Как по мне, вы просто обязаны это сделать. Хотите услышать что-нибудь интересное про Александра Николаевича? Что ж…
Процесс соблазнения будущего императора шел по давно отработанному плану с учетом корректировок, внесенных после беседы с офицерами контрразведки, но жизнь внесла свои изменения: в каюту опять без всякого стука вошел абсолютно седой юноша, в котором Александра без труда опознала знаменитого на весь мир великого князя Алексея Александровича. Баронесса снова поднялась с кресла и замерла в поклоне, в очередной раз отметив, с какой досадой встают Прохор Петрович и Иван Олегович.
Представление Александры еще одному великому князю не затянулось, а он сам подвел итог:
— Александра Генриховна, для меня честь познакомиться с вами! То, что вы и ваши коллеги делают каждый день ради нашей с вами Родины, иначе как подвигом не назовешь! Спасибо вам за ваше служение!
Баронесса поблагодарила молодого Романова, который в достаточной степени походил на своего отца не только внешне, но и внутренне — тоже очень симпатичный, властный и ощутимо сильный. Но если у цесаревича эта сила была в большей степени спокойной, то вот у его сына буквально рвалась наружу.
Молодой Романов, к некоторому удивлению баронессы, решил сесть не рядом с отцом, а взял у стены кресло и устроился между офицерами контрразведки. Дальше случилось нечто невообразимое и совершенно недопустимое в приличном обществе: Алексей Александрович сам наклонился всем корпусом к Прохору Петровичу, а тот принялся что-то негромко рассказывать великому князю. Еще через какое-то время Александра обратила внимание, как уже Иван Олегович без должного уважения хлопнул молодого Романова по плечу, привлекая внимание, задал какой-то вопрос великому князю и принялся слушать ответ, развалившись в кресле в совершенно расслабленной позе. С получением разъяснений баронесса затягивать не стала и, похлопав ресницами, обратилась к смотрящему на нее с улыбкой цесаревичу:
— Александр Николаевич, прошу простить меня за мое женское любопытство, но не могли бы вы меня просветить, какую именно структуру представляют Прохор Петрович с Иваном Олеговичем? Военную контрразведку? Дворцовую полицию? Тайную канцелярию? — И опять взмах ресницами. — Почему спрашиваю — уж чересчур в жесткой форме они проводили допрос, что для Корпуса не слишком характерно…
В каюте воцарилась тишина, нарушаемая лишь сдавленным смешком молодого великого князя:
— И почему я не удивлен! На ровном месте спалились!
Баронесса обиженно надула губки:
— Алексей Александрович, а вот мне было не до смеха!
Молодой человек вскочил и поднял руки в защитном жесте:
— Не сомневаюсь, Александра Генриховна! Прошу простить меня за неуместные реплики!
— Вы прощены, Алексей Александрович, — фон Мольтке с достоинством кивнула и повернула голову в сторону цесаревича: — Итак, Александр Николаевич?..
Тот неожиданно улыбнулся еще шире и несколько раз хлопнул в ладоши:
— Браво, Александра Генриховна! Браво! Теперь я полностью спокоен за будущее нашей внешней разведки! Ваша очаровательная непосредственность, маскирующая необходимую профессиональную наглость, просто бесподобна! И она, кстати, дает отличные результаты! Кроме того, для меня не укрылись и ваши попытки меня самым откровенным образом… соблазнить. Признаюсь честно, вы мне тоже очень нравитесь. В связи с этим у меня назрел к вам вопрос: если я вам прямо сейчас предложу провести со мной ночь в соседней каюте, вы согласитесь?
Баронесса сделала вид, что смущена:
— Безусловно, Александр Николаевич.
— Отлично! Тогда идем дальше. Александра Генриховна, возможно, наутро я предложу вам стать моей официальной любовницей со всеми полагающимися этому статусу привилегиями. Если вы согласитесь и на это, то вам придется закончить со службой во внешней разведке, переехать в Москву и перевестись в более спокойное подразделение Корпуса, а может, и вообще уйти в отставку. Или вы откажетесь от моего предложения?
Вот тут маска роковой женщины у баронессы и треснула: она с такой беспомощностью и тоской посмотрела в глаза цесаревичу, что тому действительно стало на секунду неловко. Но он нашел в себе силы и переспросил:
— Так каково будет ваше решение, Александра Генриховна?
Фон Мольтке ответила через несколько секунд, когда окончательно пришла в себя:
— Совместная ночь — да, статус любовницы — нет.
Цесаревич глянул в сторону сына и удовлетворенно кивнул:
— Правильный ответ, баронесса. Теперь же я отвечу на ваш вопрос. Прохор Петрович и Иван Олегович действительно офицеры Дворцовой полиции, специализирующиеся на противодиверсионных мероприятиях. А в такой жесткой форме проводить допросы они научились во время войны с Китаем. Ваше любопытство удовлетворено, Александра Генриховна?
— Более чем, Александр Николаевич.
— И еще одно. Тот борт, на котором вы прилетели в Ниццу, еще в порту?
— Должен быть, — кивнула она. — Я его арендовала до конца недели, потому что не знала, как сложатся обстоятельства.
— Просто замечательно! Пилоту можно доверять?
— Смотря в чем… — задумалась баронесса. — По крайней мере, коммерческую тайну он не разглашал.
— Пусть будет так. Звоните ему и заказывайте срочный рейс до Берлина. Да, надо сказать пилоту, что летите лично вы с парочкой подруг. На самом же деле вы останетесь здесь, а бортом воспользуются другие люди. А сейчас, Александра Генриховна, с вашего позволения, мы на некоторое время вас покинем…