— Виктор Викторович, прошу меня простить! Вы неправильно поняли. Прошу вас, присядьте и дослушайте меня до конца, а уже потом решайте, уходить вам или оставаться.
Панцулай размышлял недолго, буквально пару секунд, после чего кивнул и уселся обратно на свое место. Занял свое место и Пафнутьев.
— Итак, Виктор Викторович, — продолжил он, — позвольте мне объяснить вам свое поведение. Во-первых, никто вас не собирался никуда вербовать. Согласитесь, надо быть полным идиотом, чтобы без тщательной подготовки и организации грамотной провокации склонять к сотрудничеству опытного офицера спецслужб, который совсем недавно не побоялся заявиться домой к великому князю Алексею Александровичу с требованием объяснений по известному поводу. Логично, Виктор Викторович?
— Логично, — кивнул тот.
— Во-вторых, Виктор Викторович, — Пафнутьев растянул губы в улыбке, — если бы оперативная обстановка того требовала, я бы вас в любом случае склонил к сотрудничеству. Верите?
Панцулай, хмуро смотревший на канцелярского, молчал, а к «беседе» решила присоединиться Елизавета Прокопьевна:
— Виктор Викторович, — тоже улыбнулась она, — мой супруг слов на ветер не бросает и если говорит, что сможет склонить к сотрудничеству, то так оно и будет. — Пафнутьева повернулась к мужу. — Дорогой, налей мне, пожалуйста, вина. И давайте уже выпьем, а то атмосфера за столом слишком накалилась…
Пили молча, а когда бокалы опустели, Виталий Борисович продолжил:
— В-третьих, Виктор Викторович. Открою вам небольшой секрет, который секретом на самом деле не является: мне ежедневно на стол кладутся такие же сводки по деятельности наших министерств и ведомств, какие получает и государь. Естественно, есть ряд вопросов, которые мне знать не положено, но все же я в курсе текущей деятельности и практически всех операций, проводимых в том числе и Пограничной стражей. Кроме того, у моего ведомства весьма обширная сеть добровольных и не очень осведомителей, некоторые из которых носят и лампасы. Теперь вы должны понимать, что так внаглую вербовать вас для меня нет никакого смысла, мне проще воспользоваться… услугами ваших непосредственных командиров.
Панцулай кивнул:
— Хорошо, Виталий Борисович, вы меня убедили. Но тогда, может быть, вы посвятите меня в то, что делает скромный провинциальный полковник в обществе такого могущественного человека, как вы?
— Охотно, Виктор Викторович, — Пафнутьев растянул губы в улыбке. — Как вы уже поняли, великий князь Алексей Александрович принимает некоторым образом самое активное участие в судьбе вашей дочери Елены.
— Да, я это понял и не сказал бы, что мне это нравится.
Пафнутьев проигнорировал последнее замечание полковника и продолжил:
— Это участие великого князя распространяется и на родичей Елены, особенно когда эти родичи имеют перед родиной огромное количество заслуг. Ответьте честно, Виктор Викторович, — канцелярский впился взглядом в глаза пограничника, — считаете ли вы свое новое назначение заслуженным?
Панцулай на секунду отвел глаза, а потом ответил:
— Скажу так, я потомственный военный, привык выполнять приказы, и, если командование посчитало возможным назначить меня на эту должность, значит, у командования были на то причины. Мое же личное отношение к назначению не имеет к делу никакого отношения — я русский офицер и обязан с честью выполнять свои непосредственные должностные обязанности.
Пафнутьев несколько секунд рассматривал Панцулая, а потом кивнул:
— Такое отношение, Виктор Викторович, совсем не в чести среди немалого количества ваших новых сослуживцев, они больше заняты интригами и склоками, поэтому я в начале нашей с вами беседы и упомянул о недоброжелателях. Но не переживайте, в этом серпентарии вам служить недолго — скоро вы получите еще одно новое назначение, где таких проблем у настоящего русского офицера возникнуть не должно.
Как и предполагал Пафнутьев, Панцулай не стал опускаться до пошлого выяснения подробностей своей будущей службы — полковник просто отпил из бокала вина и подцепил вилкой небольшой кусок крабового мяса.
— Виктор Викторович, а как у вас обстоят дела с проживанием в столице?
— В неплохой гостинице разместили, как я уже и говорил. Насчет служебного жилья пока речь не заходила, — пожал плечами Панцулай. — Но я непривередливый — служба, знаете ли, приучила ко всякому.
— А как же супруга и двое младших сыновей?
— Пока останутся на моем прошлом месте службы, а дальше будем посмотреть.
— А у дочери не хотите остановиться?
— В общежитии? — поморщился полковник. — Благодарю покорно! Мне в гостинице удобнее.
Пафнутьев переглянулся с супругой, та встала, сходила к соседнему столику с теми двумя канцелярскими и вернулась с какой-то папкой, которую протянула Панцулаю:
— Изучайте, Виктор Викторович, — улыбалась Елизавета Прокопьевна, — вам будет очень интересно.
Полковнику хватило пары минут, чтобы разобраться в содержимом папки. Еще минута ему понадобилась, чтобы прийти в себя, после чего он, еле сдерживая себя, спросил:
— Это шутка какая-то? Очень дорогая мистификация ценой в ресторан и две квартиры в самом центре Москвы? Или обещанная провокация? И почему вы опять вмешиваете в свои грязные игры мою несовершеннолетнюю дочь?
— Успокойтесь, Виктор Викторович! — нейтральным тоном сказал Пафнутьев. — Сейчас я вам все объясню, а потом моя супруга и должный скоро появиться господин Трегубов устроят вам подробную экскурсию по новому имуществу вашей дочери. И у меня будет к вам просьба.
— Внимательно слушаю, — буркнул Панцулай.
— Не стоит вам сегодня выяснять отношения с Еленой Викторовной, и тому есть две причины. Первая: сами до завтра немного успокоитесь. И вторая: в связи с последними событиями в Испании у всей нашей делегации в Монако было не так много времени на сон, ну и нервы еще… Так как?
— Хорошо, сегодня никаких звонков. И я жду объяснений…
Глава 6
За импровизированным полдником разговоры под тлетворным влиянием Гогенцоллернов, Виндзора и Медичи так или иначе свернули в сторону наших «подвигов» на границе с Афганистаном — всей компании хотелось кровавых подробностей. Мы с братьями держались до последнего и изо всех сил пытались избежать рассказов, но ничего не получилось — принцы сделали вид, что обиделись на нас, озвучив убойный аргумент: раз сам господин Белобородов упомянул о наших подвигах, значит, мы просто обязаны поведать присутствующим все самые интересные подробности. Переглянувшись с Николаем, мы по молчаливому согласию назначили в рассказчики многоопытного в этих делах Александра, о чем и поведали ему путем взглядов и многозначительного разведения рук. Александр вздохнул, отодвинул в сторону недоеденную запеканку, отпил кофе из маленькой чашечки и начал свой душещипательный рассказ, призванный отозваться эхом в очерствелых душах европейских слушателей:
— В походный лагерь на границу нас доставили ближе к вечеру на вертолете, и не успели мы представиться полковнику Пожарскому, который был командующим операции… прошу прощения, друзья, начальником лагеря, и нормально разместиться, как нас четверых с господином Белобородовым, Колей и Алексеем включили в охранение лагеря до самого утра. Наша зона ответственности проходила как раз по берегу реки Пяндж, являющейся границей между Российской империей и королевством Афганистан. Если говорить откровенно, друзья, — Александр поморщился, — полковник Пожарский знал, что делал, и отвел молодым самый сложный для охранения участок — шум воды заглушает все звуки, бурное течение образует водовороты и пену, размытые и ломаные берега являются отличным укрытием для диверсантов! Одним словом, не расслабишься ни на секунду! И вот на третий час несения службы на пульт дежурного поступает сигнал о сработке сигнализации, которую наши спецы установили на афганском берегу! Информация тут же по рации доводится до сведения господина Белобородова. — Шурка покосился в сторону воспитателя, который в обществе Ванюши и Валеры, замка Владимира Ивановича, изволил распивать кофий. — Господин Белобородов, учитывая подготовку нашей группы и затребовав у дежурного из резерва бойцов на наши позиции, тут же принимает решение о захвате лазутчика или целой группы таковых! Ну и понеслась…
Дальше на Александра не иначе как снизошло вдохновение — погоня нашей группы за Никпаями была крайне эпична: с преодолением водных препятствий, камнепадами, оползнями и каменными ловушками, а господин Белобородов хоть и отставал от великих князей в процессе, но не намного, и этого «немного» ему вполне хватало, чтобы держать ситуацию под полным своим контролем. Благодарные слушатели послушно открывали рты, вздрагивали и округляли глаза, а Шурка продолжал нагнетать и нагнетать! Захват афганцев, с его слов, вышел не вполне чисто, но не по нашей вине — проклятые Никпаи не хотели сдаваться живыми, и нам троим стоило неимоверных усилий помешать малодушному самовыпилу этих душманов! Дальше замершие и забывшие, как дышать, высокородные слушатели внимали подробностям экспресс-допроса, устроенного троим наркоторговцам господином Белобородовым. В результате впечатлительная Наталья Долгорукая убежала в уборную — на слабую девичью психику произвело неизгладимое впечатление упоминание о конечностях, которые мы с братьями ломали Никпаям в ходе полевого допроса по приказу далекого от гуманизма господина Белобородова. Когда же Александр добрался до допроса афганцев в нашем лагере, побледнели буквально все — многочисленные переломы мелких костей, выжженные глаза, воткнутые в ноги ножи, ведра воды для приведения клиента в сознание и, главное, великие князья в качестве подмастерьев у пыточных дел мастера Прохора Петровича могли произвести впечатление на кого угодно! И ничего, что Шурка сгустил краски, зато теперь на нас с братьями молодые люди смотрели фактически другими глазами: одно дело стихией кого-нибудь убить или на эмоциях в драке поломать, а вот так, без эмоций и спешки, целенаправленно превращать живого человека в «кусок мяса» для получения информации — на такое из присутствующих мало кто был способен. В сторону моего воспитателя тоже кидали характерные взгляды, в которых, как я