Пафнутьев внезапно замер, а потом растянул губы в довольной улыбке:
— Помирать, так с брызгами! — И достал телефон. — Ваше высокопревосходительство, здравия желаю!.. Как у вас дела, Михаил Николаевич?.. Есть переходить сразу к делу. Пожаловаться на Ванюшу Кузьмина хочу. Этот нехороший человек опять втянул в свои преступные аферы не только Алексея, Сашу Романова, Прохора, Вову Михеева, дочь мою Алексию, меня, но и лично вас, Михаил Николаевич… Есть доложить подробности!..
Закончив разговор, Пафнутьев с довольным видом посмотрел на «бухгалтера»:
— Уверен, генерал с Ванюшей церемониться не будет, и осознание этого факта хоть как-то скрасит наши с тобой дни до казни. А сейчас мы будем дружно сдаваться цесаревичу. — Виталий Борисович уже перешел во вкладку «Избранное», но отложил телефон в сторону и вновь уставился на «бухгалтера»: — Родик, дорогой ты мой человек, если дело действительно дойдет до Бутырки, вали все на меня.
— Пошел ты! — нахмурился тот. — Я друзьями не прикрываюсь! Кроме того, контроль за деятельностью финансовых учреждений входит в мои прямые должностные обязанности, а ты лишь осуществляешь общий пригляд. Короче, не нагнетай, может, все и обойдется…
***
Не успели мы с Колей и Сашей после сытного обеда добраться до пляжа, как мне позвонил отец и фактически приказал вернуться в наш номер. Пожав плечами и мысленно выругавшись в адрес тех, кто опять посмел нарушить покой Романовых, я объяснил ситуацию братьям и поспешил в гостиницу.
— Валера, — обратился я к старшему из тройки дворцовых, охранявших сегодня наши покои, — что случилось? — И прислушался к крикам изнутри.
— Кузьмин, похоже, влетел… — поморщился зам Михеева. — И влетел серьезно.
— Ясно… — кивнул я и потянул резную ручку на себя.
Странно, почему чуйка молчит, раз Кузьмин серьезно влетел?..
В гостиной меня ожидала очень интересная картина — дед Михаил тряс за грудки Ванюшу и что-то ему ласково шептал, а вот царственный дед с моим отцом, напротив, орали, обещая колдуну все мыслимые и немыслимые кары! Дед Владимир, царственная бабка, Прохор и Владимир Иванович Михеев наблюдали за происходящим со стороны и тоже возмущались поведением Кузьмина.
Резкий удар, Ванюшино глухое хеканье, и тело колдуна отлетает на добрых пять метров, сбивая по пути кресло. Рывок князя Пожарского, Кузьмин вновь схвачен за грудки и поднят на ноги.
— Мишаня, — к «парочке» подскочил император, — отдай его мне! Дай хоть разок приложусь!
— Уйди, Коляшка! — князь выставил руку, преграждая государю «путь» к вожделенному телу. — Зашибешь же! Уйди, говорю! Я сам! — И новый удар.
На мраморный пол Кузьмин упал уже в позе эмбриона, а захрипеть у него получилось только через несколько секунд. Так, пришло время вмешаться:
— Дорогие родичи, а что, собственно, происходит?
Меня заметили, и «слово взял» его императорское величество:
— Что происходит? — взревел он. — А ничего не происходит, внучок! Просто у твоего дружка великовозрастного неожиданно обнаружились неучтенные банк, одна штука, и страховая компания, одна штука! И твой дружок посмел воспользоваться средствами этих компаний для очень рискованной игры на бирже, передав при этом своему управляющему особо секретную информацию, которую он получил во время несения государевой службы в Монако! Одним словом, жадность фраера сгубила!
Я даже не удивился, подсознательно ожидая от Кузьмина чего-то подобного, но вот в то, что колдун мог так подставиться даже ради получения сверхприбыли, не верил от слова совсем. А царственный дед продолжал тем временем свой крайне эмоциональный рассказ, а когда закончил, продемонстрировав мне на экране телефона список учредителей банка и страховой, пазл сложился:
— Государь, разреши обратиться к Ивану Олеговичу?
— Обращайся… — буркнул он.
— Иван Олегович, — я с улыбкой смотрел на сидящего на полу Кузьмина, лицо которого выражало боль и страдания, — ведь легализация вот таким вот оригинальным способом банка и страховой была не основной твоей целью? И откупиться от Романовых путем введения нас в акционеры ты тоже хотел для вида? Не для вида, конечно… Ну, вы поняли. Ведь так, Иван Олегович?
— Так… — дернул он головой и ощерился. — Мне надо было как-то Витальку Пафнутьева из-под монаршего гнева вывести, переключив все внимание на себя. Все равно бы банк со страховой рано или поздно всплыли…
Я почуял, что столь благородный поступок сразу разрядил напряжение в гостиной. Это же почуял и Кузьмин, который кое-как встал на колени и затянул свою любимую песню:
— Государь, не вели казнить, отец родной! Вели миловать! И Витальку не вели казнить! Дай нам с Виталькой внуков дождаться, понянчиться с ними и воспитать в любви и уважении к тебе с государыней, цесаревичу, царевичу, родине и вообще всему роду Романовых!
Ваня закашлялся, схватившись за ушибленную грудь, но превозмог себя и уже набрал воздуха, чтобы продолжить «Плач Ярославны», но был остановлен рыком императора:
— Молчать! Некогда мне твои стенания слушать! — Он достал телефон. — Виталий, добрый день! Как дела?.. Не очень? А что случилось?.. Ах, «Созвездие» выбило всех из колеи? Ну, ничего страшного, не переживай, мы тут вопрос порешали и слегка покритиковали Кузьмина в грудную клетку. Ты же этого хотел, Виталий, когда Ванюшу князю Пожарскому с потрохами сливал?.. Так это был твой последний аккорд перед казнью?.. Ты так легко соскочить решил???
И государь на протяжении минут пяти объяснял Пафнутьеву в доступных выражениях свое мнение о руководстве Тайной канцелярии и о каждом отдельном ее подразделении, особенно при этом упирая на службу экономической безопасности.
— С патриархией вы сколько возились? — орал в трубку царственный дед. — А с Юсуповыми какой был прокол? Теперь еще «Созвездие» это! Где аналитическая работа? Где агентурная? Чего молчишь? Я тебя спрашиваю!..
Закончил император вполне ожидаемо:
— Пока работай, Виталий, ты мне еще нужен. А вот когда мы вернемся из Монако, ты у меня, родной, вместе со своими дружками Прохором, Ваней и Лешкой отдохнешь на кремлевской гауптвахте! Неделю будешь отдыхать от забот праведных! На хлебе и воде! Конец связи.
Убрав телефон в карман пиджака, царственный дед свой тяжелый взгляд остановил на сыне:
— Александр Николаевич, почему я должен выполнять вашу работу? Взбодрите, наконец, личный состав Тайной канцелярии! А неуемную энергию вот этого деятеля, — дед указал на Кузьмина, решившего от греха переждать вспышку монаршего гнева, стоя на коленях, — пустите, ради бога, в мирное русло. И объясните Пафнутьеву, что его с «Созвездием» не подставили, а реально спасли от крайних мер. — Император вздохнул. — Новый устав банка и страховой утверждаю, контроль и надзор за обеими организациями остается за Иваном. И еще, Ваня, — теперь вздох царственного деда был особенно тяжел, — я все понимаю, даже то, что ты и дальше нам будешь преподносить подобные сюрпризы, но постарайся делать это не так… громко, что ли…
— Так точно, государь! — закивал Кузьмин. — Дурной был, исправлюсь! И детишек своих…
— Уйди уже с глаз моих долой! — отмахнулся царственный дед и направился к бару. — Ни дня спокойно прожить не дают, во все подряд мое вмешательство требуется!
Когда мы с Прохором выводили из номера еле стоящего на ногах Ванюшу, колдун, успевавший еще строить страшные рожи дворцовым, не удержался от комментария:
— А его высокопревосходительство молодцом! Держится еще старик! Думал, он мне почки с гарантией отстегнет, но вроде обошлось.
Воспитатель не удержался и отвесил Кузьмину звонкую затрещину:
— В себя придешь и в церковь сразу беги, за здравие Михаила Николаевича свечку ставь — если бы он до тебя государя допустил, не только почки бы отстегнулись, но и башка отлетела твоя дурная!
— Что есть, то есть… — хмыкнул Ванюша. — Отрицать не буду. Признаю — перемудрил с оперативной комбинацией. По самому краю прошел…
***
Пока Прохор занимался обустройством комфортного «лежбища» для пострадавшего в очередной раз «за ни за что» Ванюши, я, пользуясь моментом, набрал Алексию. Сообщать ей, что она очень внезапно и вполне официально стала очень и очень состоятельной девушкой, я, понятно, не стал, и мы просто поболтали, обменявшись последними новостями. Уже в конце, когда я упомянул о легком ранении ее отца в неравной схватке с подлыми врагами, меня осыпали упреками, твердя, что именно с этого и надо было начинать разговор, и потребовали быстро отдать папе трубку. После моего заявления, что у тебя, мол, и у самой есть номер отца, вызов прервался, а я был удостоен очередной витиеватой благодарности со стороны колдуна, который уже подносил свой телефон к уху:
— Слушаю, Лесенька… — «дрожащим от перенапряжения» голосом ответил он. — Да нормально все со мной, нашла кого слушать… Да, чуть зацепило… Ерунда, через пару дней буду на ногах…
Дальше слушать не стал, а набрал Марию, которая, по моим прикидкам, должна была вместе с Варварой и Елизаветой уже вернуться из лицея. Мое общение с сестрой началось сразу с упрека с ее стороны:
— Что, Лешенька, доволен собой? — вместо «здравствуйте» услышал я. — Наобещали всякого вместе с отцом, а потом оба дружно про свои обещания забыли?
— Машенька, послушай…
— Я тебя уже послушала вчера, Алексей, а сегодня с тобой разговариваю по кнопочному телефону! По милому розовому древнему кнопочному телефону, в котором нет даже функции подключения к «паутине»! А в выходные нам с Варькой еще и строевой подготовкой заниматься вместе с дворцовыми! Доволен собой?
— Машенька… — только и успел сказать я, и на розовом телефоне на том конце провода нажали такую удобную во всех отношениях выпуклую кнопку окончания вызова.
Ну, обижайтесь дальше, вам полезно, а я пока пообщаюсь с младшей сестренкой.
Разговор с Елизаветой неизменно заряжал меня оптимизмом на очень долгий срок — детская непосредственность малой выливалась на старшего брата нескончаемым потоком! Я узнавал все, что происходило за время, прошедшее с нашего последнего разговора, и в лицее, и в Кремле, и за пределами Кремля, и что говорили взрослые в присутствии Лизы. Особое место занимали жалобы на валькирий и старших сестер, которые, конечно же, многое о себе думали. Целых пять минут Елизавета посвятила рассказу о том, что она просмотрела и прочитала в «паутине» о характере и повадках пантер и в очередной раз предупредила меня о желании лично заняться воспитанием «классного кошака по имени Баюн». Тему погрома испанского посольства и разговоров об этом в лицее я решил не поднимать, сама сестренка не упомянула про это тоже, и, попрощавшись с Лизой, я отправился на пляж.