Но подняться в нашу с братьями комнату мне была не судьба.
— Алексей, — заметил меня родитель, — подойди.
Оказалось, Нарышкин пришел с новостями от Савойских — испанские спецслужбы все-таки установили личности тех трех злодеев, напавших на наше посольство в Мадриде. Ими оказались бывшие военнослужащие той самой Седьмой роты Специальных операций, с которыми мы столкнулись недавно на Ибице.
— Испанцы вышли на след, — рассказывал мне генерал. — Осталось дело за малым — установить точное местонахождение злодеев, чем сейчас испанцы активно и занимаются.
— Алексей Петрович, — улыбался я, еле сдерживая закипающую внутри злобу на испанцев, — а Савойские вам, случайно, досье на этих троих не передали?
— Обещали завтра передать, — улыбнулся мне в ответ Нарышкин. — Но, Алексей, я почему-то уверен, что, кроме той информации, которая прямо имеет отношение к нашему делу, в досье ничего лишнего содержаться не будет.
Родитель мой вопрос по поводу досье и, главное, содержащихся в них фотографиях понял правильно:
— Пусть хотя бы купированное досье на злодеев передают, остальную информацию мы пробьем через военную разведку.
— Потороплю Савойских, — кивнул генерал.
Когда Нарышкин с Михеевым удалились на балкон, я все-таки решил спросить у отца о Петровых, но родитель от меня просто отмахнулся:
— Это не разговор на пять минут, Алексей. Весь расклад получишь после приема, а сейчас мне некогда.
— Хорошо, а война с Польшей будет? — Я указал на царственного деда, продолжавшего общение по телефону на повышенных тонах.
— Не будет никакой войны, сынок, — ухмыльнулся отец. — Но скромную контрибуцию мы с поляков все-таки постараемся содрать…
***
Начало приема ничем не отличалось от начала других таких же приемов, проходивших во дворце Гримальди ранее — проходка среди прибывших во дворец раньше нас, приветствие вновь прибывших, ничего не значащие фразы и стихийно возникающие компании «по интересам». Но было и отличие — звездами приема на этот раз были Петровы, которых мой царственный дед не отпускал от себя ни на шаг и фактически демонстрировал всем остальным представителям правящих родов мира. Случился и неприятный эксцесс, когда король Польши вместе со своим наследником попытались увести от Романовых Владимира Александровича Петрова якобы для деликатного разговора и в такой же деликатной форме оба-двое пшеков были посланы императором далеко и надолго. Инцидент, естественно, был замечен всеми присутствующими на приеме лицами, а ситуацию пришлось сглаживать хозяину дворца — князю Альберу Гримальди. Эмоциональное общение глав трех родов продлилось недолго, удовлетворенный Гримальди наконец кивнул и отошел от короля с императором к Петровым, переговорил уже с ними, после чего мой друг со своими родичами обреченно двинулись к Сигизмунду и Николаю…
— Царевич, — улыбался мне Кузьмин, — и как ты отнесся к тому, что твой любимый воспитатель не только за тобой приглядывал, но и за Петровыми общий надзор осуществлял?
Ничто в Ванюше уже не напоминало о том, что еще четыре часа назад мы его, сильно избитого князем Пожарским, тащили вместе с Прохором в номер отлеживаться — колдун, обряженный в темный деловой костюм и белую сорочку, был бодр и весел, а в руке держал бокал с шампанским, коим сейчас и указывал в сторону вышеозначенных Петровых, стоявших рядом с императором Российской империи и королем Польши.
— Бред это все! — негромко, но решительно заявил Прохор. — Если за Петровыми и осуществляли общий надзор, то это прошло мимо меня.
Мои братья всем своим видом показали воспитателю недоверие к его словам и тут же «нарвались» на угрозу:
— Ну, я вам устрою, господа курсанты…
Коля с Сашей предпочли тут же удалиться в сторону наших друзей, их примеру хотел последовать и я, но Прохор меня остановил:
— Лешка, ты-то хоть мне веришь?
— Верю, конечно. Тем более отец мне после приема обещал дать полный расклад, вот там и…
Взвизгнувшая чуйка заставила меня замолчать — мой царственный дед явно вышел из себя и уже орал на короля Польши:
— Не бывать такому, Сигизмунд! Петровы — русские дворяне и мои верные подданные! И тебе никогда присягу не принесут!
К императору и королю тут же поспешил не только князь Монако, но и короли Франции, Британии, Италии и император Германии. Петровых быстро оттеснили в сторону, и прямо посреди зала начались «переговоры на самом высоком уровне».
К понуро стоящим Петровым я подойти не решился — им сейчас явно было не до дружеской поддержки — и предпочел дождаться решения «высоких договаривающихся сторон» в обществе воспитателя и колдуна.
— Ваня, как ты с дочерью пообщался? — поинтересовался я.
— Царевич, лед тронулся!.. — И Кузьмин с довольным видом принялся пересказывать разговор с Алексией.
Я слушал и одновременно отслеживал состояние королей и императоров, настроение которых внушало осторожный оптимизм — царственный дед с Сигизмундом, судя по всему, уже пришли к какому-то взаимовыгодному соглашению и сейчас обсуждали частности. И вот наконец к присутствующим повернулся князь Гримальди:
— Дамы и господа! Прошу минуточку вашего внимания! Император Николай и король Сигизмунд хотят сделать совместное заявление! Прошу, господа!
Совместное заявление, если убрать цветистые фразы, фактически свелось к двум вещам: Сигизмунд, как и было написано в статье, подтвердил, что им действительно во имя исторической справедливости подписан указ о признании рода Петровых-Врачинских правопреемником рода графов Врачинских со всеми положенными регалиями, включая это самое графское достоинство. Единственное, король Польши уточнил, что внесет изменения в свой указ, где Петровы-Врачинские будут считаться подданными императора Российской империи. Мой же царственный дед, в свою очередь, заявил, что тоже признает за родом Петровых право на именование графы Петровы-Врачинские и подпишет соответствующий указ о внесении изменений в Бархатную книгу.
После оглашения заявлений зааплодировали все присутствующие на приеме, и чуйка мне подсказывала, что эти аплодисменты были вполне искренни — как-никак восстанавливалась историческая справедливость! К тому же грозные Романовы таким вот образом получили от пшеков «по носу», фактически признав за собой вину в «притеснении» Польши и одного из ее древнейших родов.
Что же касалось самих Петровых-Врачинских, то к ним выстроилась целая очередь из представителей правящих родов мира, которые при поздравлениях называли Владимира Александровича не иначе как «ваша светлость»! Когда очередь поздравлять дошла до нас с братьями, нервы у новоиспеченной графини Петровой-Врачинской не выдержали, она кинулась мне на шею и разрыдалась:
— Лешенька, как же так?! — всхлипывала она. — Как же так, Лешенька?! Это такая честь!..
— Ангелина Ивановна, — я растерянно смотрел на дядьку Вову, который тоже находился в полусумрачном состоянии, — вы чего?.. Тетка Геля!..
Спасла графиню и меня многоопытная царственная бабуля, мгновенно оказавшаяся рядом:
— Ангелина, — с угрозой протянула она, — ты чего это тут устроила? Быстро пришла в себя! Аня, Инга, — грозная старушка повернулась к нашим девушкам, — позаботьтесь об Ангелине Ивановне.
Юсупова с Шереметьевой оперативно увели Петрову-Врачинскую на балкон дышать свежим воздухом, а мы продолжили поздравлять Владимира Александровича и Александра с Дмитрием Владимировичей.
Когда первый ажиотаж по поводу восстановления исторической справедливости спал, а Шурка с Димкой оказались в компании нашей молодежи, меня в сторону отвел новоиспеченный граф:
— Послушай, Алексей, — с напряжением в голосе начал глава рода Петровых-Врачинских, — это же твои проделки?
— Вы что, дядька Вова?! — отмахнулся я. — Это поляки раскопали и на весь мир раструбили.
— Не с подачи ли Романовых раскопали и раструбили… — протянул он. — Теперь вроде как и свадьба Шурки с Кристиной мезальянсом совсем не выглядит, и друг у тебя лучший — будущий граф с родословной, которую не стыдно иметь и какому-нибудь князю… Я-то свою родословную хорошо знаю, — дядька Вова покривил губы, — правда, в этих церковных записях не копался, но все же…
От дальнейших объяснений меня спасли подошедшие Прохор с Ваней.
— Ваша светлость! — лыбился колдун. — Надо бы за графское достоинство обязательно проставиться… — он поднял руки в защитном жесте: — На сегодня не претендуем, но вот что касается ближайших дней…
— С огромным нашим удовольствием! — кивнул Петров-Врачевский…
***
До номера мы добрались ближе к полуночи. Коля с Сашей, пожелав всем спокойной ночи, отправились наверх спать, а я задержался в гостиной, рассчитывая, что получу наконец необходимые объяснения.
— Присаживайся, внучок, — указал мне царственный дед на диван и сам уселся в кресло. — Как я понял, тебя интересуют подробности происходящего?
— Очень, — кивнул я.
— Что ж… — дед устало улыбнулся. — Начнем издалека, а именно с того, что в роду Романовых у наследника совсем недавно появился сын, что стало большой неожиданностью не только для наших подданных, но и для правящих родов всего мира. Особенно неприятным этот факт стал для наших заклятых друзей из Польши, правящий род которой очень рассчитывал… ну, ты понял.
— На очередную смуту в России они рассчитывали, — поморщился я. — Кто бы сомневался.
— И мы не сомневались. Твое появление спутало им все карты — были одни расклады, стали другие. А теперь вопрос, Лешка: что должны были предпринять не только поляки, но и те же самые немцы, французы, британцы и прочие заинтересованные лица при появлении новой проходной фигуры, если использовать шахматные термины?
— Собрать об этой фигуре как можно больше информации.
— Так точно, — кивнул дед. — Чтобы на основании этой информации осуществлять дальнейшее планирование своих действий. К этим действиям можно отнести в том числе и попытку вербовки нового человечка, и подводку к интересующему объекту своих фигур влияния. Как думаешь, можно назвать всех этих принцев и принцесс, которых рядом с тобой сейчас великое множество, агентами влияния?