Она оглянулась на свою импровизированную свиту, состоящую из моих теток и Михеевой с Петровой-Врачинской, и те с улыбками покивали.
— В смысле «возьмет в оборот»? — Я сделал вид, что не понимаю, о чем идет речь.
— Не прикидывайся, внучок, — хмыкнула бабуля. — Невеста твоя девка умная и хваткая, характер свой до свадьбы показывать не будет, а вот потом… — Императрица опять оглянулась на свою свиту. — Сам не заметишь, как по струнке ходить начнешь. А если Сонька еще и забеременеет…
Я сделал вид, что напрягся.
— Бабушка, ты это к чему?
— К тому, Лешенька, что ты должен знать: у тебя есть любящие родичи, к которым всегда можно прийти и поговорить о наболевшем.
Я кивнул.
— Ты себя имеешь в виду, бабушка?
— Именно, внучок, — с достоинством кивнула она. — А у тебя есть еще кандидаты, с которыми ты можешь обсудить семейные дела?
Я решил не говорить бабуле, что если захочу обсудить с кем-то свои семейные дела, то уж точно не с ней, и отделался обещанием:
— Конечно, бабушка! Если будут проблемы — ты узнаешь о них первой.
Надо было отдать должное старушке — она мне не поверила и, изогнув бровь, спросила:
— Точно узнаю?
— К гадалке не ходи!
Уже под конец «великосветской пати» меня изволил подозвать к себе царственный дед, который вокруг и около ходить не стал и с ходу заявил, что он в курсе наших с отцом планов посидеть на яхте узким кругом, и предупредил, чтобы мы не особо увлекались: завтра предстоял трудный рабочий день. Мои попытки выяснить подробности этих самых трудностей не увенчались успехом — глава рода упорно молчал и делал загадочное лицо, что в его «веселом» состоянии смотрелось весьма забавно.
На яхту получилось попасть только в одиннадцатом часу ночи, и после поздравлений адмирала Варушкина с помолвкой мы с отцом, дедом Мишей Пожарским, Прохором, Ваней, братьями Колей и Сашей, Владимиром Ивановичем Михеевым и отцом с сыном Петровыми по традиции расположились на носу «Звезды». Тут уж мне пришлось выслушать все, что «действительно» думают мои самые близкие люди по поводу нашей с Соней помолвки, а общую мысль взялся сформулировать князь Пожарский:
— Бедная девочка! — под общий смех отсалютовал мне бокалом улыбающийся дед. — Сонечка еще не подозревает, насколько у тебя, Лешка, тяжелый и суровый характер! Даже я, пройдя все ступеньки армейской службы, повоевав и навидавшись всякого разного, до тебя не дотягиваю! А чего стоят твои припадки гнева, когда всем окружающим хочется забиться под плинтус и не отсвечивать, а еще лучше — оказаться от тебя подальше? Одно внушает осторожный оптимизм — твое, внучок, нежное и любящее отношение к сестрам и Алексии. — Он хмыкнул. — А значит, у тебя все-таки есть шанс построить с Сонечкой отличную семью и нарожать мне кучу маленьких правнуков и правнучек! За это и предлагаю выпить!
Через какое-то время тенденция изменилась: меня, слава богу, обсуждать перестали, и все сосредоточились на обсуждении достоинств моей невесты. Вывод был однозначен: великому князю Алексею Александровичу несказанно повезло с принцессой Соней! Особенно повлиял на этот вывод тот факт, что норвежка собиралась идти по стопам своей матери и поступать на медицинский, а не «на какой-то там юридический или на журналистику» — именно так выразился захмелевший Ванюша Кузьмин, которого поддержали такие же пьяненькие окружающие. Исключением был только скромно промолчавший Шурка Петров, да и я особо не возмущался — все-таки медики, учителя, военные, пожарные и сотрудники правоохранительных органов гораздо полезнее для империи, чем обычные юристы, журналисты и художники. Особенно когда у тебя все родичи мужского пола с военным образованием, а у Шурки отец с покойным дедом — с дипломами сельхозакадемии. В защиту акул пера неожиданно выступил мой отец:
— Журналисты тоже важны! — заявил он. — Кто общественности в правильном русле осветит действия властей? — Родитель оглядел присутствующих. — Мы тут с родичами прикинули и решили, что Анюта Шереметьева вполне подойдет на роль пресс-секретаря главы вновь образованного холдинга. Что думаете?
Все были согласны, что княжна Шереметьева — лучший выбор для холдинга, однако и тут не обошлось без особого мнения Ванюши Кузьмина:
— Николаич, это все, конечно, хорошо, — вещал пьяненький колдун, — но мне просто интересно: за кого Шереметьевы теперь свою княжну замуж выдадут при таких-то профессиональных успехах Анюты? — Ваня ухмыльнулся. — Кроме царевича, Коли с Сашей и нашего Смоленского Рембрандта, уже в достаточной мере проявивших и зарекомендовавших себя, остальные знатные молодые люди из малого света похвастать особыми успехами в жизни пока не могут. Мезальянс, как говорится, налицо…
Мой родитель задумался на несколько секунд, а потом повернулся к князю Пожарскому.
— Дядька Миша, а ведь Ванюша дело говорит. Как бы нам действительно жизнь Аннушке не испортить.
Князь покивал.
— Да уж, хотели как лучше, а получилось как всегда… Ты, Саша, на эту тему еще раз с батюшкой и матушкой переговори… И не только с ними — с Шереметьевыми тоже. А уж там и решите…
Еще через какое-то время присутствующие разделились на две компании по возрасту: старшую и младшую, — и на нас с Шуркой внезапно нахлынула ностальгия по беззаботному детству. Слушавшие наши воспоминания Коля с Сашей в конце концов не выдержали и взяли с нас торжественное обещание при первой же возможности взять их с собой на Смоленщину.
— Хоть на пару дней! — требовал Николай. — В идеале — на недельку! Хочу русский лес, а не море и пальмы! И баньку деревенскую хочу!
Александр поддержал брата и добавил, что было бы неплохо еще сходить на охоту и рыбалку, да и продегустировать разрекламированную алкогольную продукцию Петрова-старшего он был совсем не против…
Спать я ложился с противоречивыми мыслями: с одной стороны, у меня сегодня состоялась помолвка с выбранной лично мной замечательной девушкой, а родичи оказали мне доверие, включив в правление энергетического холдинга; с другой же стороны, невеста и место в правлении, как ни крути, — это очередная серьезная ответственность с соответствующим кругом обязанностей, которых у меня и без этого до хрена и больше. Чтобы успокоиться, пришел к компромиссному решению: будет день — будет пища…
К десяти часам утра мы с Прохором, Ванюшей и Колей с Сашей, как и было предписано, явились в отель для решения очередных рабочих вопросов. Еще в лифте чуйка указала мне на наличие в районе пентхауса большого количества напряженных незнакомых обликов, а стоящий рядом Кузьмин подтвердил выводы моего подсознания.
— Чувствую, денек будет тот еще… — пробормотал колдун. — Слышь, царевич, когда мы уже на богоспасаемую родину вернемся?
Вопрос Ванюши я оставил без ответа, да он, похоже, от меня его и не ждал…
Чуйка не подвела — перед входом в номер вдоль стеночки устроились семеро мужчин в возрасте от сорока до пятидесяти лет, троих из которых я знал: генерал Нарышкин Алексей Петрович; его заместитель по резидентуре в звании полковника, с которым мы совсем недавно катались по Берлину и установочных данных которого я не помнил; и полковник Пограничной стражи Панцулай Виктор Викторович, мой типа родственник. Последнего в Монако я увидеть вообще не ожидал, но, вспомнив разговоры с отцом насчет Панцулая, мысленно решил согласиться с Ванюшей Кузьминым: денек, похоже, будет тот еще. Остальных мужчин я не опознал, но, судя по компании и моим ощущениям, передо мной стояли кадровые сотрудники спецслужб.
Тем временем Нарышкин скомандовал:
— Господа офицеры!
Вместе с офицерами подтянулись и дворцовые, охранявшие вход в пентхаус, и все они одновременно уставились ничего не выражающими взглядами прямо перед собой. Тут меня в бок легонько локтем пихнул Александр.
— Поприветствуй и скомандуй «Вольно!» — тихонько прошептал он.
— Здравия желаем, господа офицеры! — бодро произнес я.
— Здравия желаем, ваши императорские высочества!
— Вольно! Без чинов! — изобразил я улыбку.
И уже сделал шаг к Алексею Петровичу, протягивая ему руку, но вежливость с благорасположением продемонстрировать не успел: дверь номера распахнулась, а на пороге показался мой отец.
— Вы чего расшумелись? — нахмурился он. — Сколько вас можно ждать? — Это он произнес, глядя на нашу с Прохором, Ваней и братьями компанию. — Проходите уже! И вы, Алексей Петрович. — Это было сказано генералу Нарышкину.
Как оказалось, все Романовы мужского пола, находящиеся в данный момент в княжестве, были в гостиной. Помимо них наличествовали моя царственная бабка, дед Миша Пожарский, устроившийся по своей привычке в районе бара, и подполковник Михеев, обретавшийся рядом с князем. Обмен приветствиями долго не продлился, и царственный дед приступил к делу.
— Алексей Петрович, — смотрел он на Нарышкина, — у меня для тебя плохие новости.
Генерал ощутимо напрягся, но внешне своего волнения никак не показал.
— Так вот, — продолжил император, — нами принято решение отозвать тебя обратно в Москву.
Дед многозначительно замолчал, а Нарышкин вытянулся и рявкнул:
— Есть продолжить службу в Москве, ваше императорское величество!
Император хмыкнул:
— Вы поглядите на него! Прямо сама невозмутимость! А ты, Лешенька, не хочешь узнать, почему тебя в Москву отзывают?
Из генерала как будто воздух выпустили.
— За что, дядька Коля? — убитым голосом спросил он.
— За хорошую работу, племянничек, — опять хмыкнул дед. — Ты назначаешься на должность заместителя начальника Первого главного управления Корпуса с присвоением тебе звания генерал-лейтенанта. Соответствующий указ я подписал сегодня утром.
Нарышкин ожил на глазах, вытянулся и гаркнул:
— Служу государю и Отечеству!
— Не спеши благодарить, Алексей Петрович! — улыбался этот самый государь. — По возвращении на родину ты будешь уволен из Корпуса в связи с переходом на другую ответственную работу.
Генерал-лейтенант насторожился, а дед продолжил: