— В себя пришёл? Не кажутся уже твои проблемы не решаемыми? — поинтересовался я, на что Петров кивнул. — Так что, когда опять накатит, ты обращайся, Сашок! Я тебе ещё что-нибудь расскажу про свою весёлую жизнь в пошлой роскоши и разврате, при полном отсутствии проблем!
— Лёха, а когда у тебя новая сватка намечается? — Петров смотрел на меня глазами восторженного ребёнка. — Ты мне про Юсуповых ещё не рассказал! Я в курсе вашего конфликта! Просто, раньше стеснялся спросить…
Твою же Петрова мать! За что мне это?
— Саша, давай мы это как-нибудь потом обсудим? И обещаю, что на следующую какую тайную операцию тебя обязательно возьму. Ты доволен? — вздохнул я.
— Доволен. — радостно кивнул он.
К моему счастью появился Прохор, который «торжественно» вручил Александру золотую карту Имперского банка.
— Я за твоими тратами буду следить, Сашка. — улыбался мой воспитатель, авторитет которого у Петрова был непререкаем с нашего совместного детства. — Так что веди себя прилично.
— Спасибо, Прохор! — поблагодарил тот. — Да мне много и не надо…
— Не скажи! — хмыкнул Белобородов. — Охрана Пожарских мне докладывает о повышенном внимании к твоей персоне женского пола из твоей Суриковки! Блузоны в пятнах от масленой краски с беретами нынче не в моде, всем шмотки от-кутюр подавай! Костюмы там всякие, галстуки шелковые с хитрыми узлами… А это всегда деньги, как ни крути, Саша! Кроме того, надо бы тебе к портному нашему сходить, статус обязывает!
— Какой статус, Прохор? — совсем растерялся Петров.
— Ты портрет Михаила Николаевича пишешь, дружок! — мой воспитатель поднял вверх указательный палец. — Это тебе не банку сгущёнки на летнем пикнике в лесу втайне сточить. Чувствуешь ответственность?
— Чувствую. — автоматически кивнул мой друг.
— Вот и постарайся соответствовать моменту! — отрезал Прохор. — А то, ишь, моду взяли, мнение старших не уважать! Тем более, князь столько для тебя сделал!
— Прохор, Прохор, ты что?.. — Сашка аж встал. — Я всегда добро помню!
— Вот и будь добр! — подвёл итог мой воспитатель. — В понедельник к портному пойдёшь, и без возражений! Костюмы, рубашки, галстуки там… Модный художник в России больше, чем художник! — переиначил Прохор расхожую фразу.
— Хорошо. — покорно согласился Петров.
В «Избу» с Сашкой спустились в половине пятого и застали «работу» Дворцовой полиции с какими-то «хитрыми» приборами. Для нас был накрыт большой стол в задней части ресторана, с диванами и приставными креслами.
— Ваше Императорское высочество, работа закончена, камер и другой подслушивающей техники не обнаружено! — отчитался мне незнакомый чел в гражданском.
— Молодцы! Благодарю за работу! — единственное, что я сообразил ответить ему.
Чел кивнул и удалился.
Когда мы сели с Сашкой за стол, и я налил ему клюквенного морса в бокал, он поинтересовался:
— Лёшка, а у тебя сейчас всегда так?
— Практически, всегда. — кивнул я.
— Это же ужас! — вздохнул он. — А я тебе ещё про свои проблемы плачусь…
— А что делать? — усмехнулся я. — Ты ещё всего не знаешь. — в памяти всплыли бабкины «заходы» к Вике.
— Но на что-нибудь эдакое ты меня возьмёшь? Обещал ведь! — глаза Петрова опять горели, собственные его проблемы были забыты.
— Безусловно, Саша! — пообещал я.
Первым в «Избу» прибыл Андрей Долгорукий, который благополучно преодолел заслоны Дворцовых.
— Очень рад вас видеть! Особенно тебя, Александр! — мой университетский товарищ помнил, кому обязан встречей с Марией Романовой. — С Алексеем-то мы практически каждый день видимся.
— Андрей! И я! — встал Петров.
— Александр, как вообще дела? — спросил Долгорукий, и хитро улыбнулся. — Когда наши красавицы дождутся своих портретов?
— Да я с понедельника только портрет князя Пожарского буду писать… — ответил Петров. — Дело сложное, и по времени ничего не ясно. Так что придётся девушкам подождать.
— Я помню тот разговор в галерее. — кивнул Андрей. — Может тоже к тебе в очередь записаться, Саша? — Долгорукий продолжал улыбаться.
— Ничего обещать не могу, Андрей! — Петров гордо выпрямился, но не выдержал, и рассмеялся, а мы вслед за ним.
«Неудобную тему» разговора прервала Аня Шереметьева.
— Саша, привет! — она обняла и «поцеловала» Петрова. — Андрюша! — был обнят и Долгорукий. — Алексей! — меня уже потискали основательно. — Ты помнишь свои слова, что ты сегодня весь мой?
— Конечно, Анечка!
— Вот и веди себя соответственно! — удовлетворённо кивнула Шереметьева, слегка прижимаясь. — Иначе беды не миновать! Мне есть о чём беспокоится, Алексей?
— Ксюша Голицына на нашу встречу приглашена. — добровольно «покаялся» я.
— Проклятая «медичка»! — выпрямилась Аня и сделала недовольное выражение лица. — Но ничего, по их понятиям это естественный отбор. У этой Голицыной нет никаких шансов. Так ведь, Пожарский?
— Так ведь, Шереметьева. — кивнул я.
— Молодец, Пожарский! — Аня улыбалась. — Александр, как твои дела? — всё внимание девушки переключилось на Петрова.
— Всё замечательно, Анна! — кивнул тот.
Их разговор прервался появлением приснопамятной Ксении Голицыной. Мне пришлось вставать, как и Сашке.
— Ксения, это Александр Петров, очень талантливый художник, о котором ты слышала. Александр, это княжна Ксения Голицына, моя хорошая знакомая и ценитель изящных искусств! — представил я их друг другу.
— Александр! Наслышана! — заулыбалась Голицына Петрову.
— Прославленный Род, княжна! — особо и не потерялся Петров. — Для меня честь познакомиться с вами! — кивнул он.
— С тобой, Александр! — поправила его Голицына. — У нас всё по-простому.
— Хорошо, Ксения, с тобой. — опять кивнул Сашка.
Что это? Петров принял условия игры общества? Или разговор со мной его так впечатлил? Раньше за ним такой смелости в общении с аристократией не замечалось…
А мои размышления прервались конфликтом на входе — в ресторан пыталась попасть Кристина Гримальди со своей охраной, коей противостояла Дворцовая полиция. Пришлось подойти.
— Алексей, моих людей не пускают! — разозлённая Гримальди производила совершенно сногсшибательное впечатление — невысокая, с острыми скулами, сжатыми кулачками и гневным выражением лица. — Что это значит, Алексей?
И действительно, на улице четверо её охранников находились в кольце Дворцовых, которые и не думали проявлять учтивость к французам.
— Кристина, к нам должны скоро присоединиться принцессы Романовы, вот охрана и лютует. — попытался я успокоить Гримальди. — Прошу отнестись с пониманием. Под мою ответственность.
Девушка кивнула.
— Остаётесь в машине. — сказала она охране по-французски, подошла ко мне, и добавила по-русски. — А у тебя, Пожарский, судя по всему, и с Романовыми всё в порядке?
— Всё врут, злые языки…
— Злые языки?.. — принцесса взяла меня под ручку.
— Врут, собаки бешенные… — даже и не попытался я объяснить ей «игру слов».
Именно «под ручку» я и подвёл принцессу Монако к нашей маленькой, но дружной компании.
— Кристина, позволь представить тебе Александра Петрова, художника! Со всеми остальными ты уже знакома.
Мой локоть был откинут в сторону, а Гримальди протянула Петрову руку:
— Александр, я поклонница вашего таланта! — принцесса очаровательно улыбалась. — Сочту за честь узнать хоть что-то из подробностей ваших художественных приёмов! — то, с каким обожанием она смотрела на Петрова, меня успокаивало — мне с Шереметьевой и Голицыной проблем хватало. — Александр, вы что-то! Вы явление в наше непростое время! — продолжала вдохновенно «витийствовать» Гримальди.
— Полностью с тобой согласен, Кристина! — хмыкнул я. — Прошу ознакомиться.
И достал заранее приготовленные «наброски» Александра по мотивам «Сочинского разврата». Пара минут присутствующим понадобилось на разобрать рисунки, а потом…
— Саша, ты красавчик! — это был Долгорукий.
— Петров, не была б я Шереметьевой, тут же бы тебе портрет в обнажённом виде заказала!
— И я! — это была Ксения Голицына. — Хотя… Впрочем… Мне нечего стесняться своего тела!
— Александр! — французский акцент стал особенно отчётлив. — Я хочу такой портрет! Согласна на всё! Любые деньги!
Да… Пришло время собирать камни…
— Рисунки мне верните! — с трудом, но рисунки, под осуждающие взгляды моего друга, мне вернули. — Теперь вы понимаете всю глубину таланта нашего художника? Прониклись?
Все покивали, а Гримальди подсела к Петрову практически вплотную и не сводила с него обожающего взгляда.
— Кристинка, ты это, иллюзий вредных не строй! — хмыкнула Аня Шереметьева без особой уверенности. — Он тут много чего другим наобещал…
— Разберёмся. — отмахнулась Гримальди, не сводя взгляда с Петрова.
Очередные разборки по поводу очередного же портрета пера Петрова прервало появление на входе Великих княжон, но всё прошло без какой-либо помпы — просто мы все встали и поприветствовали их. Маша быстро «представила» меня Варе, а потом уже мне, как хозяину вечера, пришлось взять в свои руки обязанности по знакомству:
— Ваши Императорские высочества, позвольте вам представить её светлость Кристину Гримальди, принцессу Монако!
— Ваша светлость!
— Ваши Императорские высочества!
— Ваши Императорские высочества, с Великой княжной Марией мой друг, Александр, знаком. — следует кивок старшой сестры. — А вот с Великой княжной Варварой нет. Ваше Императорское высочество, княжна Варвара, позвольте вам представить моего друга, дворянина Александра Петрова!
— Александр! — важно кивает Варя.
— Ваше Императорское высочество, княжна Варвара! — мой друг кланяется.
— Для вас Варя, Александр.
— Почту за честь, Варя! — Александр кланяется повторно.
Слава богу, протокол соблюдён! И мы спокойно занимаем места за столом. Какое-то время мы с Сашей и Андреем потратили на наполнение бокалов вином, Вариного — морсом, а потом уже девушки поухаживали за нами, раскладывая по тарелкам салатики.