— Давай, Алексей, рассказывай про свою жизнь. — попросил меня Николай Николаевич, брат отца, когда все Великие князья переместились на «нашу» с Прохором половину. — Про учёбу, про Корпус, про друзей. А то с нами Александр не сильно многим и делился. — он укоризненно посмотрел на цесаревича, а другие мои дядья подтверждающее загудели.
Пришлось рассказывать.
— Вот племяннику повезло! — усмехнулся он, когда я закончил. — Хоть иногда в Корпусе душу отводит! — все остальные завистливо переглянулись.
— В каком смысле, Николай Николаевич? — не понял я.
— Во-первых, не Николай Николаевич, а дядька Николай! — назидательно сказал он. — Во-вторых, мы все закончили Московское Высшее Командное училище, только разные факультеты. И нам во время учёбы допускалось пользоваться силой в строго определённых случаях, в отличие от других курсантов. А тренировались мы только в Жуковке, на фамильном полигоне, и то, только между собой.
— Почему? — опять не понял я.
— Отец тебе всё объяснит. — шутливо отмахнулся от меня Великий князь. — А ты в свои семнадцать лет уже и тех вояк в банке взял, и шпиона этого… Вот я и говорю, что тебе повезло! Мы-то в этом возрасте только к казарме привыкали и о подвигах мечтали! По стопам отца пошёл, это он у нас жандармский факультет закончил.
Дальше разговор коснулся Прохора, которого, как оказалось, все прекрасно знают. Мой отец сообщил Великим князьям, что мой воспитатель достиг ранга «абсолют». Из поздравлений я понял, что никто и не сомневался в его талантах.
— Прохор, мне кажется, или ты помолодел? Просто давно тебя не видел… — спросил мой самый молодой дядька, Константин Владимирович.
Мой воспитатель кинул взгляд на отца, который и ответил двоюродному брату:
— Помнишь, что мог Александр Первый? — тот кивнул. — Алексей может то же самое. Но до конца мы с отцом не уверены.
Надо было видеть лица Великих князей, которые уставились на меня в изумлении. А отец продолжил:
— К Михаилу Николаевичу приглядитесь.
Теперь уже все смотрели на князя Пожарского, который в этот момент как раз разливал водку по рюмкам старшим Романовым и себе. Первым не выдержал дядька Николай, как я понял, он был самым непоседливым из Великих князей:
— Михаил Николаевич, я прошу прощения, а как вы себя чувствуете?
— В смысле?.. — опешил князь Пожарский.
— Николай, ты разве не видишь, что мы разговариваем? — нахмурился Император, указывая на уже практически пустой графин с водкой.
— Отец, просто Сашка сказал про прадеда Александра Первого… — чуть замялся Великий князь. — Вот я и…
— Понятно. — протянул Николай Третий. — У Прохора спросите, а нас, молодёжь, оставьте в покое! — они отвернулись, и продолжили негромко о чём-то разговаривать.
Теперь Прохору было не отвертеться, и пришлось ему в подробностях рассказал о своём «лечении». Потом наступила моя очередь. В двух словах я описал всё, что видел, чувствовал и исправлял, заметив, как к нам тихонько присоединяются все три присутствующих здесь моих деда.
— Алексей, я готов! — заявил дядька Константин, когда я закончил. — Хоть этих, наконец, побью! — он указал на старших Владимировичей. — И этих! — имелись ввиду Николаевичи.
— Цыц, молодёжь! — вмешался Император. — Всему своё время! Давайте-ка уже по домам, завтра трудный день. А мы посидим ещё втроём, по-стариковски… Александр, довези сына с Прохором до Жуковки.
Всю дорогу мы молчали, только в конце, когда обычная «Нива» заехала на территорию поместья Пожарских, отец поинтересовался:
— Обижаешься на меня, Алексей?
Я, сделав над собой усилие, ответил:
— Дай мне время. Слишком всё неожиданно…
— Хорошо. — кивнул он и протянул мне руку, пожав которую, я вышел из машины.
Уже когда мы с Прохором поднялись на крыльцо, мой воспитатель меня похвалил:
— Молодец, Лёшка! Вёл себя достойно! Вот и дальше постарайся вести себя так же. Будь достоин фамилии Романовых и Пожарских!
Ещё на входе мы услышали громкий женский смех, несмотря на то что был уже двенадцатый час ночи. Когда же зашли в гостиную, поняли его причину — пьяненькие Леся с Викой вышагивали перед сидящим на диване Сашкой Петровым в нарядах пятидесятых-шестидесятых годов. Если Леся сделала себе высокую причёску, и была одета в чёрное платье с пышной, летящей юбкой, которое оставляло открытыми плечи, то вот Вика щеголяла в безразмерной яркой рубашке, частично заправленной в шорты из обрезанных джинсов, огромных очках и бандане.
— Мальчики вернулись! — увидела нас Вика. — У вас всё нормально? А где Михаил Николаевич?
— Да, мы вернулись. У нас всё хорошо. Михаил Николаевич задержится в городе. — по порядку ответил Прохор. — А вы чем занимаетесь?
— Нам Наталья вещи из старого гардероба принесла. — заявила Леся. — У нас костюмированная вечеринка! Посмотрите! — она указала на стол, который был весь усеян набросками женских нарядов.
— Еле за ними успеваю! — указал пьяненький Петров на наброски. — Вика уговорила меня написать её портрет, сейчас выбираем образ…
Твою же мать… Я мысленно схватился за голову. Сашка ещё портрет деда не написал, Юсупова, Долгорукая и Шереметьева в очереди стоят, я ещё молчу про мою, как оказалось, сестру, Марию Романову… А его тут уже, по тихой грусти, взяли в оборот! И куда, спрашивается, смотрела Леся?
— Слышал, Лёшка? — гордо выпрямилась Вика. — Образ выбираем! Может в камуфляже и с автоматом? Как настоящая Валькирия? — её огромные очки мешали мне понять, шутит девушка, или нет…
— А что, мне нравится! — подал с дивана голос Петров. — Вика в униформе, с автоматом… В этом, определённо, что-то есть!
Я уже собрался сказать всё, что думаю по этому поводу, но Прохор меня опередил:
— Леся, опиши Вике все перипетии нелёгкой судьбы нашего художника в последнее время.
Через пять минут расстроенная Вика спросила у меня:
— Лёшенька, но можно же что-нибудь сделать?..
— Не уверен. — ответил я, кровожадно смотря на опустившего глаза друга. — Если только Александру не бросить учёбу, и плотно заняться выполнением данных обещаний… И переодевайтесь давайте, гулять пойдём. Свежий воздух вам явно будет нелишним.
Когда девушки ушли в соседнюю комнату, Сашка подал голос:
— Лёха, извини! Опять за языком не слежу. Но Вика так просила! Я не устоял! И где ты их таких милых только находишь! — на что мы с Прохором только усмехнулись, лишний раз убедившись в том, что решение о выборе Рода Пожарских в качестве агента молодого художника, было верным.
Прогулка на свежем воздухе оказала благотворное воздействие на обеих девушек и моего друга, и, когда мы вернулись через полчаса домой, они все чувствовали себя весьма неплохо. Проводив Сашку до его комнаты, мы, втроём, направились в мою.
— У тебя кровать мягче. — пояснила Вика.
— А я уже привыкла с тобой засыпать… — зевая, сказала Леся.
Когда «молодёжь» разъехалась, а Семён принёс ещё один графин с водкой, Император спросил у своего брата:
— Володя, как думаешь, стоит ли прямо сейчас объявлять про Алексея?
Тот задумался и посмотрел на князя Пожарского, давая понять, что отвечать придётся ему.
— Хорошо. — вздохнул Николай. — Что ты, Миша, думаешь по этому поводу?
— Думаю, Коля, что надо повременить с официальным объявлением. — ответил князь. — У внука только жизнь в столице начала налаживаться, друзья появились, служба в Корпусе пошла. Ну, объявишь ты на весь мир, что у Александра сын есть, которого все эти годы тщательно скрывали. И у него даже происхождение очень достойное, на зависть многим, — мать княжна Пожарская… Да никто и слова не скажет! Подданные и все главные Рода Империи только радоваться будут, узнав, что есть кому в будущем Императором стать, да девок своих подсовывать! Кого в жёны, а кого и в любовницы! А сам Алексей? У него же никого вокруг не останется после этого! Никаких друзей и просто хороших знакомых! Все, конечно, станут относится к нему с должным уважением, пытаться набиться в друзья и приятели, с прицелом на будущее, но ты готов поручиться за искренность их чувств? — князь пристально смотрел на Императора.
— Нет, Миша… — помотал головой Николай.
— Коля, сколько мы с тобой друг друга знаем? — продолжил Пожарский. — Лет семьдесят, если не больше! С Володькой столько же. — Великий князь кивнул. — Мы с детства знакомы, когда на деньги и власть было наплевать! Наши сыновья друг с другом хорошо знакомы, в Лицее учились вместе. Все друг другу свои. Вот и надо Алексея делать своим для общества, с друзьями, недругами, общими дурными выходками и шалостями! Как у нас с вами двумя было. Чтобы были общие воспоминания. Необходимо, чтобы Алексей, хотя бы для общества, ещё какое-то время побыл князем Пожарским. Я всё сказал.
— Вова? — Николай посмотрел на брата.
— Я согласен с Мишей. — кивнул Великий князь. — Он дело говорит. Но решать тебе, Коля.
Император взял графин и разлил водку по рюмкам. Но этого времени на размышления ему не хватило, и он подцепил вилкой кусок колбасы.
— Хорошо. — Император бросил вилку и взял рюмку. — Будь по-вашему! За молодого князя Пожарского! — они чокнулись и выпили. — Но каков был «Царский гнев»? А ведь Алексей ещё в полную силу не вошёл! Что же будет дальше?
— Ты, Коля, не загадывай! — хмыкнул Великий князь. — Главное, чтоб он с тобой, Сашкой и сёстрами общаться нормально начал.
— После Колиной речи о том, что все претензии, как к Главе Рода, предъявлять надо к нему, будет всё нормально. — заверил Пожарский. — У Лёшки на лице облегчение было написано. Я заметил. Это ты, Величество, вовремя сказал! Уважаю!
— Нет ничего проще, твоё сиятельство, чем говорить правду! — с важным видом сказал Император, и разлил из графина водку по рюмкам. — Давно так душевно не сидел. За правду!..
Только в третьем часу ночи князь Пожарский загрузился вместе с обоими Романовыми в свою «Чайку», и они поехали в Жуковку.