ереметьевой и сказал:
— Анечка, Род Романовых, Мария с Варварой и, особенно, я, благодарим тебя за прекрасно написанную статью! — я открыл футляр и перевернул его так, чтобы девушка видела сверкающее содержимое. — Прими, пожалуйста, этот скромный презент и носи его с удовольствием! — Аня осторожно взяла из моих рук футляр.
Теперь сверкали не только драгоценности, но и глаза всех присутствующих девушек! В том числе, и моих сестер. Подозреваю, отец с дедом им подарок Шереметьевой не показывали и при выборе их мнением не интересовались.
— Это же Фабер! — выдохнула Инга. — Какая красота! Анька, дай посмотреть! — она потянулась к футляру.
— Руки! — Шереметьева прижала футляр к груди. — Потом посмотришь. Дайте хоть Алексея поблагодарить за подарок! — она с трудом оторвала взгляд от украшений и посмотрела на меня. — Алексей, спасибо огромное! Можно я тебя поцелую?
— Можно. — я сделал к ней шаг, и, к видимому разочарованию Ани, подставил щеку, в которую она меня громко и чмокнула.
От неловкого поворота головы в затылке что-то щелкнуло и боль иглой впилась в мозг. Улыбку на лице сумел сохранить лишь с большим трудом, а потом сдерживаться нужды уже не было — футляр пошел по кругу, а девушки на меня перестали обращать какое-либо внимание.
— А я вот ко всем этим цацкам равнодушен. — подошел ко мне Андрей. — Наташка же наоборот, с ума по ним сходит. Слушай, Алексей, я сестру вчера здорово пропесочил… Не обижайся на нее… Да и Инга… Короче, не со зла они все это делают, а по недоумию.
— Андрей, — хмыкнул я, — то, что не со зла, видно сразу. Иначе, разговор был бы другой. А на Ингу с Натальей я не обижаюсь, да и бесполезно это с ними. Одно могу сказать, Наталье очень повезло с братом, а моей сестре с молодым человеком. — Долгорукий чуть покраснел и засмущался. — А мне с другом. И давай эту тему закроем, Андрей. Кстати, уважаемый староста курса, ставлю тебя в известность, я с четверга в Универ ходить не буду.
— Совсем? — возбудился он.
— Нет, конечно. — хмыкнул я. — Уезжаю. На неделю, может быть, больше.
— А это никак не связано с теми слухами, обсуждаемыми в Свете, которые касаются Афганистана? — он прищурился.
Я обозначил кивок.
— Леха, даже не знаю… — протянул он. — Радоваться мне за тебя или переживать?
— Радоваться. — улыбнулся я.
— Блин, ты на самую настоящую войну собираешься! А как же проводы? Может посидим, или ты не хочешь?
— Можно и посидеть. — кивнул я. — В четверг.
Тут к нам подошла Мария:
— О чем шепчемся, мальчики?
— Мои проводы на войну обсуждаем. — пожал плечами я.
— Так… — она нахмурилась. — Отец мне сказал, что вы уезжаете в пятницу. С вами едут Николай с Александром. Вечер четверга у вас свободен?
— Должен был. — я опять пожал плечами.
— Учитывая, что «Русская изба» и «Царская охота» на ремонте, — задумалась Мария, — а другие варианты искать не особо хочется, предлагаю совместить твои проводы, Лешка, с нашими посиделками, и провести это мероприятие в твоем особняке. Малый Свет будет доволен. — улыбалась она. — Все организационные вопросы беру на себя! Тебе совершенно ничего не надо будет делать! — заверила она меня.
— Машенька, я же тебе уже говорил, мой дом — твой дом. — вздохнул я. — Если ты возьмёшь на себя все организационные вопросы, то… не вижу никаких препятствий.
— Лешка, ты самый лучший брат на свете! — засияла она. — А раз ты у меня самый лучший, то позволь тебе сделать намек. Скоро бал в Кремле состоится… Анька Шереметьева точно явится в новых украшениях, а нас с Варькой отец с дедом и бабушкой держат в черном теле… Может любимый братик подарит младшим сестренкам по не очень скромным сверкающим гарнитурам?.. А сестренки его за это будут любить еще больше? — она состроила соответствующую просящую мордашку.
— Во-первых, Мария, — вздохнул я, — очень некрасиво вести подобные разговоры при своем молодом человеке. — она только сейчас обратила внимание на кусающего губы Долгорукого. — Во-вторых, извинись перед Андреем, который, я точно знаю, хотел бы подарить тебе те же самые подарки, но знает, что ты их принимать не должна и не примешь.
— Дюша, прости меня, глупую! — Маша прижала кулачки к груди. — Не подумала!
— Ничего страшного. — Долгорукий сделал вид, что ничего особенного и не произошло.
Чтоб эта парочка не развела мне тут сопли, вмешался:
— В-третьих, Мария, определитесь с Варей, что конкретно вы хотите, а мы с Андреем постараемся вам это подобрать. И про Лизоньку не забудьте. Браслетик там какой или цепку с сережками малышке тоже надо будет подарить. Договорились?
— Я же говорила, что ты, Лешка, у меня самый лучший брат на свете! — опять засияла она. — Дюша, а ты самый лучший молодой человек! Все, я к девочкам, а вы тут продолжайте заниматься вашими мужскими делами…
Долгорукий после ее ухода совсем смутился:
— Леха, как так-то? Это что получается, мое участие ограничится только лишь подбором этих самых цацок?
— Именно, Андрей. — хмыкнул я. — Если тебе все же предоставится возможность дарить Марии… дорогостоящие подарки, я лично прослежу, чтобы они соответствовали статусу моей сестры. Веришь?
— Верю. — с облегчением кивнул он. — Леха, а может я и сейчас смогу как-то поучаствовать?.. Долей малой?
— Обидеть меня хочешь? — насупился я, хотя прекрасно понимал молодого человека.
— Вопрос снимается. — кивнул он. — Если еще и я тут, как Наташка, начну выступать… Спасибо, Леха!
Когда первый ажиотаж вокруг подарка Шереметьевой спал, а Мария раздала присутствующим задания об оповещении Малого Света о встрече в четверг в моем особняке, разговор зашел о неком молодом художнике:
— Алексей, а где Александр Петров? — как бы между делом поинтересовалась Маша. — Твой начальник охраны, когда мы его спрашивали, отказался общаться с нами на эту тему…
Молодец, Михеев! Не сдал! Запомним…
— К Александру родители приехали, ты же знаешь. Он с ними время проводит.
— А когда он вернется? — последовал следующий вопрос сестры.
— Машенька, — как можно радушнее заулыбался я, — ты определись для себя, что для тебя важнее: или ты живешь спокойно, или имеешь очередной неприятный разговор с бабушкой.
Понятно, что я никому жаловаться на сестер не собирался, а самым бессовестным образом блефовал — любимая бабуля, в том числе и для сестер, как я понял, являлась полноценным Родовым пугалом…
— Я поняла, Алексей… — досада на лице Марии читалась невооруженным взглядом, да и Варвару чуть передернуло. — Думаю, вопрос с нашими портретами мы будем решать в текущем режиме.
Все многозначительно покивали, видимо зная репутацию нашей бабули, но от комментариев воздержались, по той же причине.
Уже провожая всех по домам, обратился к Юсуповой:
— Инга, наши договоренности с князем насчет завтрашнего вечера в силе?
— Дедушка тебя очень ждет, Алексей. — гордо ответила она. — Как и я! — Инга глянула на Шереметьеву и Долгорукую с превосходством.
— Буду. — заверил я ее, и подумал, что к Юсуповым с пустыми руками заявляться не дело.
Проводив сестер и друзей, вернулся в дом и направился в столовую, где, как и ожидал, застал своего воспитателя вместе с Викой, которая, при моем появлении, молча встала из-за стола и с недовольным видом ушла.
— Что, Лешка, — ухмыльнулся Прохор, — проблемы в семейной жизни?
— Похоже на то. — я сел за стол напротив воспитателя. — Сегодня наша Ведьма, наказанная за плохое поведение, ночует в своих апартаментах.
— Это ты так решил? — продолжил улыбаться Прохор, а я кивнул. — Смотри, Лешка, я бы не был в этом так уверен. Вот увидишь, Ведьма с тобой спать уляжется, к гадалке не ходи! Ладно, с Юсуповой и Долгорукой разобрался?
— Да.
— Подарок Шереметьевой, надеюсь, вручил?
— Да.
— Тогда пошли, за отчет будем браться, который по итогам сегодняшнего дня нам приказали написать.
— Прохор, давай завтра напишем. — взмолился я. — Голова болит после дядьки… Да еще эти гости…
— Так подлечись, колдун ты наш доморощенный. — заявил он мне, причем, на полном серьезе. — Иван умел. И нас лечил, постоянно повторяя, что мы всем обязаны его развитому воображению.
— Это как? — не понял я.
— Откуда я-то знаю? — воспитатель пожал плечами. — Помнишь, я тебе говорил, что Ванюша мог нам сил добавить?
— Помню. — я все больше и больше начинал сгорать от любопытства.
— Вот, про это я и говорю. Лечил он себя, как на собаке все заживало. Да и на нас тоже. После того, как Ванюша нас подлечивал…
— Прохор! Подробности! — не скрывая нетерпения, попросил я.
— Ну… Ваня видел наши проблемные зоны в виде темных пятен, говорил, что сейчас зальет их светом, а потом еще и крестил их…
Бл@дь, почему я должен вытягивать такую важную информацию из Прохора клещами?
— И что у вас было потом?
— Что было… Жгло и щипало в тех местах… А потом заживление происходило просто великолепными темпами. Я же говорю, как на собаках все заживало. Ты меня в бане видел, Лешка?
— Да.
— Уверен, если бы не Ванюша, я выглядел не так… фотогенично. Хотя… Шрамы украшают мужчину.
— А раньше нельзя было мне это рассказать? — выдохнул я, чуя, что набрел на что-то действительно важное.
— Про шрамы? — не понял Прохор.
— Да, ну тебя! — я вскочил из-за стола и буквально побежал на третий этаж, в свои покои, надеясь все же, что прогнозы Прохора относительно Вики не сбудутся.
Воспитатель оказался прав — Вяземская не собиралась ночевать у себя, а преспокойно сидела в нашей гостиной и копалась в телефоне.
— Явился? — хмыкнула она. — На секс можешь даже не рассчитывать. Ты наказан, Романов. Надолго наказан.
Не обращая на Вику никакого внимания, я прошел в спальню и завалился на кровать прямо в одежде.
Темп!
Попытка посмотреть на себя со стороны, как тогда, пару месяцев назад, не удается — сосредоточится мешает эта проклятая головная боль.
Глубже в темп! Про головную боль забыть!