— Со мной пойдете. Будете в допросе участвовать.
Как оказалось, в допросе изъявили принять участие еще мой отец, дядька, полковник Ермолов, это который из пограничников, и, конечно же, полковник Литвиненко, который Леший.
— Первый, придержи клиента. — кинул мне Прохор.
И я вцепился в плечи афганца, которого приковали к железному стулу еще и ногами. Кляп у Ихаба никто вытащить так и не удосужился, и он просто мычал и дико вращал глазами. Из соседней палатки донесся сдвоенный вой — как я понял, это Годун начал свой допрос.
— Сколько я зарезал… Сколько перерезал… — «затанцевал» Прохор с ножом перед Ихабом. — Сколько душ я загубил… На, тварь!..
Нож вошел по самую рукоятку в левую ногу афганца. Он взвыл, но импровизированный кляп мешал ощутить все оттенки чувств жертвы.
— А так? — по-английски поинтересовался воспитатель, и провернул рукоятку ножа.
Вой усилился, а глаза Ихаба, и так красные, окончательно полопались сосудами и рисковали вылезти из орбит.
— Мне же от тебя ничего не надо. — наклонился к жертве Прохор. — Ты запирайся, как можно дольше! Я тебя очень прошу! Смотри. — он выдернул нож и сразу же пыхнуло огнем.
Запахло паленым, но кровь на ране афганца перестала хлестать.
— Давай еще раз попробуем. — Прохор опять воткнул нож в ногу Ихабу, но уже ниже.
Тот замычал и обмяк.
— Второй, Третий, тащите воду. — скомандовал воспитатель. — Клиент изволит отдыхать в счастливом небытие. Мы ему такое позволить не можем.
Братики выскочили из палатки как ошпаренные. Ждать их пришлось целых пять минут. Наконец, они вернулись с двумя ведрами воды и замерли на пороге палатки.
— Ополосните клиента! — попросил Прохор.
Те осторожно сделали три шага и опять замерли.
— Ну! — прикрикнул воспитатель.
Николай и Александр резко выплеснули воду на Ихаба. Тот дернулся и открыл глаза.
— Первого-то нахрена поливать? — скривился Прохор, хотя прекрасно видел, что вода стекла по моему доспеху. — Еще несите, клиент пока не готов к употреблению.
Пока Ихаб вращал глазами, мычал и пытался дергаться в моих руках, Николай с Александром вернулись с полными ведрами.
— Можно, конечно, уши клиенту отрезать и предъявить ему на обозрение… Потом и нос… — продолжал глумиться Прохор по-английски. — Но мы же не звери какие… Есть более цивилизованные способы получения информации… Давай гнев, Первый. — продолжил он по-русски. — Так, чтобы клиент прочувствовал твой гнев печенкой. Эта тварь тебя в горах завалить хотела!
Я отпустил плечи афганца, обошел, встал перед ним и даванул его гневом. Настраиваться на гнев и не пришлось — Прохор был прав, воспоминания о камнях и пыли были еще очень свежи!
— А-а-а-а! — Ихаб умудрился выплюнуть кляп. — А-а-а-а!
— Заткнись! — рявкнул я, а афганец понял меня без перевода, прикусил губу и преданно уставился в глаза. — Расскажешь все, что знаешь. — приказал я по-английски. — Будешь запираться, вернусь. Договорились?
— Да, да, господин! — залепетал он.
— Ополосните его! — вмешался Прохор. — Чуете? Клиент изволил опорожнить кишечник. И мочевой пузырь заодно…
Николай с Александром в этот раз выплеснули на Ихаба воду уже без дополнительных приказов, и, вслед за мной, выскочили из палатки. За нами вышли и Цесаревич с полковником Пожарским:
— Зверь, можно тебя на секундочку? — заглянул в палатку отец. А когда Прохор вышел, продолжил. — Вам всем сутки ареста! За самоуправство. Устроили тут ночные… побегушки без согласования с командыванием. Гриша, утверждаешь?
— Да. — кивнул тот. — Но наказание вступает в действие с завтрашнего утра. Курсанты, быстро обеспечили себя двумя бутылками водки на нос, которые вы должны употребить до отбоя. А ты, Прохор, мне еще здесь пригодишься.
— Рад стараться, господин полковник! — вытянулся мой воспитатель.
— Не ерничай, Белобородов. — нахмурился дядька. — Проследи, чтобы курсанты получили указанное, и возвращайся. Задачу понял?
— Понял, Григорий Михайлович. — кивнул Прохор. — Пятнадцать минут. И доверьте клиента в мое отсутствие полковнику Литвиненко. Я уверен, он справится.
— Договорились. Ждем. — кивнул дядька.
Через десять минут мы сидели с братьями за обеденным столом в своей палатке и тупо пялились на шесть бутылок водки.
— Чего смотрим? — ухмылялся Прохор. — Наливаем и пьем!
— Не хочется. — выразил общее мнение Александр.
— Надо, молодые люди. — улыбался воспитатель. — Алкоголь расслабляет, примеряет с ужасной действительностью, и, самое главное, в таких вот ситуациях помогает не сойти с ума. Как бы дико это не звучало. Так что пейте, чтоб после сегодняшнего крыша не поехала! Если в Лешке я уверен, то вот в вас…
Тут я с Прохором был полностью согласен — братики до сих пор были сильно бледноваты.
Я разлил по стаканам водки, и проследил, чтобы Николай с Александром выпили.
— Прохор, ты иди… — махнул рукой я. — Мы разберемся.
— Я бы с вами посидел… — вздохнул он. — Но дела, дела… Не скучайте! Допьете, и сразу спать.
Минут через десять после его ухода, я решил поинтересоваться:
— Ну, братики, как вам война?
— Говно! — сразу же ответил Николай. — Нахер войну!
— Поддерживаю. — присоединился Александр. — Давайте еще выпьем! У меня эти крики пленных из головы так и не уходят!
— У меня тоже! — кивнул Коля. — Леха, наливай! Да еще этот хруст костей…
— А как же хруст камней? — бросил я. — Их удары о доспех? А каменная пыль? Братики, эти три твари нас там похоронить пытались!
— Понятно все это… — Николай опрокинул очередной стакан. — Но все равно, стремно на душе как-то…
— И у меня. — опрокинул свой стакан Александр.
— Прохор, а ты с Николаем и Александром не жестковато начал? — спросил нахмуренный Цесаревич.
— А насчет Лешки ты не переживаешь уже? — ухмылялся тот.
— Нет, не переживаю. Все последние события подтверждают стабильность психики сына, да и ты его в соответствующих… традициях воспитывал. А вот за Николая и Александра я начинаю переживать…
— Да нормально все с ними будет! — отмахнулся Прохор. — Себя вспомни.
— При мне людей пытать не сразу начали. Да еще так показательно. Я сначала трупов насмотрелся и сам… убивать начал, а уж потом…
— Саша, ты пойми… — вздохнул Прохор. — Если в Лешке я уверен полностью, то вот что могут выкинуть твои племянники в боевой обстановке, не знаю. А сейчас у них мозги должны хорошо прочистится… Как шелковые будут, можешь мне поверить.
— Будем надеяться. — кивнул Цесаревич.
— И вообще, Саша. — Прохор улыбался. — Лешка мне еще в палатке этих троих афганцев предлагал погасить… Это же предлагал и Литвиненко перед броском…
— Погоди… — вскинулся Александр. — Точно! Как я не сообразил-то? Так ты с самого начала был настроен моим племянникам дать возможность проявить себя? И показать все ужасы войны? — Белобородов продолжал скромно улыбаться. — А Николай с Александром… поняли?
— Нет.
— Ну ты и жучара, Зверь! Я теперь желание братца Николая отдать тебе на воспитание сыновей полностью поддерживаю. А там и еще кого пристроим…
— Саша! — нахмурился тот. — Вы что, действительно из Лешкиного особняка ясли собрались сделать? У нас скоро свободных покоев не останется!
— Уплотнитесь. — отмахнулся Цесаревич. — Если что, соседние участки выкупим. Прохор Петрович Белобородов, директор-распорядитель Императорских яслей! — он причмокнул. — А что, мне нравится как звучит. Визиток тебе наделаем, — ухмылялся Александр, — форму какую-нибудь придумаем с эмблемой. Штатные единицы выделим, щедрое финансирование… Как сыр в масле будешь кататься!
— А должность помощника Императора куда девать? — Прохору было совсем не до смеха.
— Будешь совмещать. — пожал плечами Цесаревич. — Утром, например, ты помощник Императора, а после обеда директор-распорядитель Императорских яслей.
— Это ты, Саша, обалденно придумал… — совсем поник Белобородов. — Я на тебя Государю официально пожалуюсь.
— Как жалобу подписывать будешь, ты уже определился? — ухмылялся Цесаревич. — Как помощник, или как директор-распорядитель?
— Все! Заканчиваем этот беспредметный разговор! — отмахнулся Белобородов и зашагал в сторону пытошной…
Глава 9
Глаза открылись сами собой — к палатке кто-то подходил. Заворочался и Прохор. Дверь открылась, и на пороге появился подполковник Мехренцев. Он откашлялся и громко сказал:
— Господа, доброе утро!
На своих кроватях заворочались и Николай с Александром.
— Доброе утро, Арсений Станиславович. — поприветствовал я коменданта.
— Доброе. — кивнул воспитатель, а братики буркнули что-то непонятное.
— Не вставайте, я ненадолго. — махнул рукой Мехренцев. — Меня полковник Пожарский послал вам напомнить, что вы все под арестом. Домашним. Часового не будет, так что просьба, господа, палатку покидать только в случае крайней необходимости. Завтрак, обед и ужин вам принесут. Честь имею! — козырнул он и вышел из палатки.
Прохор нас кровожадно оглядел и скомандовал:
— Подъем, молодежь!
Николай с Александром со стонами откинули одеяла и уселись на кроватях.
Сегодня ночью мы с ними не сильно-то и засиделись — в этот раз водка братикам языки не только не развязала, а, наоборот, вогнала в тихую тоску. Допив своё, Николай с Александром приступили к планомерному уничтожению и моего алкогольного «доляна». Так что, когда в палатку вернулся Прохор, абсолютно пьяные братики встретили его добрыми улыбками и заверениями в полнейшем и неизменном своем уважении. Кое-как уложив их спать, мы с воспитателем сели за обеденный стол.
— Что наша добыча рассказала? — поинтересовался я.
— Как и предполагалось, ничего существенного. — отмахнулся Прохор.
Со слов воспитателя получалось, что эти трое были простыми разведчиками, совершенно не посвящёнными в планы Никпаев. А учитывая, что работать им приказали рядом с нашим городком, где был очень велик шанс захвата, в эти планы их не посвящали намеренно.