чуйка. По внутренним ощущениям, процедура заняла не больше двух минут, а Иван, к которому вернулся нормальный цвет лица, вскочил с паркета, как подорванный, и забегал вокруг нас:
– Ай, жжётся! – он принялся растирать себе ладонями грудь, шею и голову. – Жжется-то как!
– Что с самочувствием, Олегыч? – заулыбался Лебедев.
– Как после парилки! До костей прожарило!
– Устал? – Лебедев повернулся ко мне.
– Норма. Ложитесь, Владислав Михайлович, теперь ваша очередь.
– Уверен?
– Уверен.
Через некоторое время по залу бегал уже командир «Тайги», а мы втроем наблюдали за ним с улыбками.
– Я так не могу, царевич, – вздохнул Кузьмин. – Не скажу, что как заново родился, но вот работать вполне способен.
– Может, мне Алексию в порядок привести? – закинул я удочку.
– Я сам, – нахмурился он. – Мы же с тобой договорились?
– Вопрос снимается, – кивнул я.
– Устал?
– Есть такое дело, но еще парочку человек подлечить смогу.
Тут вмешался Прохор:
– Отставить лечение! У тебя, Лешка, сегодня вечером прием, на который ты и так явишься с вновь приобретённой сединой, а если еще и вид будет замученный, государь меня не поймет! Так что, отставить и забыть! И марш вместе со мной обедать, а господа Кузьмин и Лебедев пусть с личным составом дела дорешивают.
– Есть, господин императорский помощник!
– Прохор, не спеши, давай немного воздухом подышим? – попросил я воспитателя, когда мы с ним вышли из арсенала на улицу.
– Умаялся все-таки, – хмыкнул он. – А собирался еще кого-то там лечить. Дыши на здоровье.
– Спасибо! Прохор, послушай, а почему генерал Михеев так себя дерзко вел? – решил поинтересоваться я. – Да еще и при посторонних?
– При каких посторонних, Лешка? – воспитатель опять хмыкнул. – Это ты у нас в роду человек новый, уж извини за такие слова, а все остальные в курсе. Не смотри, что наш с тобой ротмистр ведет себя крайне корректно, Владимир Иванович, если надо, и главу другого рода раком поставит и на общественное мнение наплюет, а за тебя любому глотку порвет, можешь не сомневаться. Я же тебе говорил, что Михеевы ближники, а ближникам очень многое позволено. А что касается генерала, то он твоего отца вот по этой самой брусчатке в коляске возил, колыбельные пел, игрушки дарил и его с братьями детские шалости от родителей скрывал. Вот и делай выводы. А за то, что ты по своей привычке Ивана Владимировича не послал и даже дерзить не пытался, хвалю! Неужели взрослеешь? – воспитатель хитро улыбался.
– Повзрослеешь тут… – вздохнул я. – Что ни день, какая-нибудь херня случается.
– Это точно. – Прохор посерьезнел. – Лешка, я тут еще одну тему хотел поднять, касающуюся того, как ты сейчас Ваню с Владом лечил. Надеюсь, ты их не поправил?
– Нет, реально просто подлечил. А почему тебя так этот вопрос волнует?
– Во-первых, Лешка, – воспитатель вздохнул, – если старшие родичи узнают, что ты кого-то поправил раньше них, будут очень недовольны, и это мягко сказано. А во-вторых, мы же с тобой договаривались, что Ваню правилом будем крепко за причинное место держать.
– А я думал, что вы друзья? – и не смог я сдержать ухмылку. – Боевые товарищи, пуд соли, все дела?..
– Мал ты еще, Лешка, – отмахнулся Прохор. – На мир вокруг смотришь сквозь розовые очки. Да и благородства дурного в тебе слишком много, последнее готов отдать. А что касается Ванюши, то, как говорится, дружба дружбой, а служба службой.
– Ох уж эта ваша профессиональная деформация, господин императорский помощник! – я улыбался. – Наши с тобой договоренности помню и собираюсь их неукоснительно соблюдать. А что касается этого лечения, то оно действительно очень похоже на правило. Мне даже пришлось мысленно отстраиваться от доспеха, чтобы не дать команду на его восстановление и не лезть в него еще глубже.
– Вот и молодец! – кивнул Прохор. – И вообще, – он задумался на пару мгновений, – надо бы… – и осекся. – Короче, Лешка, я с твоим отцом кое-что обсужу и потом тебе расскажу.
– Хорошо. – Я пожал плечами и сделал еще один глубокий вдох.
– Что-то ты к нам на приемы пищи зачастил. – Я смотрел на отца, с аппетитом хлебавшего ушицу. – Неужели в Большом дворце не так вкусно кормят?
– Компания не та. – Он утер подбородок салфеткой. – Да и обстановку иногда требуется сменить, вот и… А ты не рад?
– Рад, – кивнул я. – Только как-то непривычно. Так, глядишь, со временем и царственные дедушка с бабушкой начнут запросто захаживать, как и остальные родичи, и заживем мы вместе большой дружной семьей.
– Алексей! – буркнул Прохор, но под взглядом отца уставился в свою тарелку.
Родитель же отложил ложку в сторону и встал:
– Могу уйти.
– Извини, – вздохнул я. – Не подумал.
Он уселся обратно, но к еде так и не вернулся, пропал аппетит и у меня. Некоторое время за столом стояла тишина, пока отец не спросил:
– Как там Алексия?
– Спит. Ей Иван обещал заняться, я ему Прохоровскую спальню отдал.
– Хорошо. Костюм на вечер подобрал?
– Нет еще.
– Займись прямо сейчас. – Отец опять встал. – И еще. К четырнадцати часам вам с Прохором следует явиться на аудиенцию к государю. Приятного аппетита!
Не успел он сделать и пары шагов, как его остановил воспитатель:
– Саша, я тебя провожу. Переговорить бы надо… – А уже от двери Прохор сделал мне страшное лицо: – Лешка, чтоб к моему возвращению свою пайку съел полностью!
«Приказ» воспитателя я выполнил, запихав в себя остатки супа и «второго», прекрасно понимая, что ужин сегодня будет очень поздно, или вообще придется во время приема обходиться легкими закусками. Затем наступил черед «приказа» родителя, и я направился к гардеробу, где снял с вешалки серый в крупную клетку костюм, надел белую рубашку и удостоверился, что все на мне сидит нормально.
Тут вернулся Прохор – и не один, а в компании Ивана.
– Как Алексия? – сходу у меня поинтересовался колдун.
– Спит.
Он закрыл глаза и замер на пару секунд, а потом удовлетворенно заявил:
– Норма. А я, с вашего позволения, заморю червячка. – Колдун взял чистую тарелку и открыл крышку супницы. – Аппетит зверский! Славно ты меня разогнал, царевич! Корову готов съесть!
– Ванюша, может, попросить тебе уху-то подогреть? – хмыкнул Прохор. – Да и рыбную запеканку тоже?
– У нас сегодня рыбный день? Отлично! Давай я первую порцию ухи пока так заточу, а ты пока попросишь, чтобы подогрели?
– Договорились.
«Морить червячка» я Кузьмину не мешал, а вот когда он откинулся на спинку стула и шумно выдохнул, поинтересовался:
– Как там остальные?
– Приходят в себя, царевич. Мы с Михалычем постарались, да и остальные, которые на дежурстве были, нам помогли. Только вот меня, чую, скоро откатом накроет, и какой он будет силы, не могу даже предположить.
– Что за откат? – решил спросить я, хотя догадывался и так.
– Лучше у воспитателя своего спроси, его в свое время знатно поломало.
И мы вдвоем с Иваном уставились на Прохора.
– Обычный откат, как при серьезных нагрузках, – пожал плечами тот. – Насколько я себе представлял этот процесс тогда, во время войны, Ваня не сколько напитывал меня этой пресловутой энергией, которую вы видите как просветление поврежденных темных участков, сколько возбуждал собственную мою энергию, если хотите, скрытые резервы организма, хранящиеся на «черный» день. В природе же, как известно, ничего не бывает просто так, и тело после использования НЗ дает тебе понять, что так делать нельзя. Ну и… ломает тебя серьезно. Еще, конечно, тяжесть последствий зависит от степени вмешательства, и Ваня свои эксперименты на мне ставил только совсем уж в крайних случаях, когда перед нами вопрос элементарного выживания стоял ребром. Доходчиво, Лешка?
– Доходчиво, – кивнул я. – Но почему тогда меня не ломало после всех этих вмешательств сначала Владислава Михайловича, а потом и Ивана?
– Вопрос не по адресу, – развел руками Прохор. – Вон у нас специалист по этим делам сидит.
А «специалист» с задумчивым видом ковырялся зубочисткой во рту и никак на нас не реагировал.
– Ванюша? Ты с нами? – позвал его Прохор.
– Да-да… – «очнулся» тот. – Я просто себе тот же вопрос задал, это который про откат или, если хотите, отходняк. Короче, видится мне все это так: чем выше класс колдуна, чем он сильнее, чем обширнее запасы его внутренней энергии, тем сильнее его воздействие, в том числе и такое. Следовательно, логично и обратное, на сильного колдуна подобное воздействие будет оказывать меньшее воздействие. Могу даже с уверенностью заявить, что у Лебедева после лечения его императорским высочеством отходняк будет посерьезнее моего. Но, уверен, ничего страшного со стариком не случится, он и не через такое проходил.
Мы с Прохором переглянулись и уже хотели высказаться по этому поводу, но Иван поднял руки в защитном жесте:
– Не переживайте, вопрос здоровья Михалыча возьму на личный контроль. – Кузьмин ухмыльнулся. – И вот еще что, царевич, ты бы с возможностями своими был поаккуратнее, в том числе и в лечении, а то мало ли что… Видел же, как я вокруг вас бегал? То-то…
К четырнадцати часам, как и было предписано, мы с воспитателем ожидали в императорской приемной.
– Алексей Александрович, – Анатолий, адъютант царственного деда, как и всегда, был малоэмоционален, – вас просили зайти, а вас, Прохор Петрович, – обождать.
В императорском кабинете, как и в прошлый мой визит, собралось все старшее поколение рода Романовых, плюс императрица, отец и родной дядька, который Николай Николаевич. Все они расположились кто где, а вот отодвинутый стул возле маленького стола, придвинутого к большому дедовскому, явно предназначался для меня.
– Сразу говорю, Грановитую палату обнесли без моего участия! – заявил я сходу, чуя очередной «серьезный» разговор. – Ни сном, ни духом, где брюлики! Зуб даю!