По моей «нижайшей» просьбе дежурный разместил нас с Нарышкиным и Каранеевым в той самой большой камере, где я с Прохором, Иваном и братьями отходил после нападения покойного Тагильцева, и куда потом в «вертухайской» форме заявились три моих деда и отец.
Неудачливые дуэлянты молча разместились на шконках по разным углам камеры и сразу же улеглись, повернувшись к стенам головами. Я последовал их примеру и тоже развалился на соседних с нарышкинскими нарах, благо выбор позволял.
Разговоры разговаривать с молодыми людьми не собирался, а тем более их мирить – я им не нянька, не близкий друг, пусть сами ищут способ урегулировать конфликт. Единственное, завтра собирался переговорить с остальными лицами, причастными к дуэли, чтобы уже они предприняли все от них зависящее, чтобы… Короче, пусть предпринимают. Особую ставку делал на Багратиона, как на самого авторитетного молодого человека в этой компании, ну и на Николая с Александром Романовых.
Через полчаса незаметно для себя задремал, а проснулся от какого-то движения на гауптвахте. Буквально через минуту в камере вспыхнул свет, дверь открылась и в проеме появился полковник Удовиченко.
– Проходите, ваше высокопревосходительство. – Он сделал шаг вперед и в сторону, пропуская в камеру старика в темном костюме, в котором я узнал командира Отдельного корпуса жандармов генерала Нарышкина. – Вот тут они и отдыхают, голубчики…
Мы с младшим Нарышкиным вскочили, а за нами, потирая глаза, и Каранеев:
– Здравия желаем, ваше высокопревосходительство!
«Быстро же „мухоморы“ стуканули полковнику, а тот, по ходу, оперативно доложился Нарышкину, – мысленно поморщился я. – С другой стороны, может, это и к лучшему…»
Генерал оглядел нас хмурым взглядом и обратился к Удовиченко:
– Геннадий Иванович, я, с твоего дозволения, вот этого заберу на пару минут? – он указал на внука.
– Конечно, Петр Александрович, – кивнул полковник.
Когда главный жандарм империи с внуком вышли, Удовиченко повернулся ко мне:
– Курсант Романов, будьте так добры, проследуйте в свою… индивидуальную камеру.
– Есть, господин полковник. – И строевым шагом направился в коридор.
В самом коридоре услышал глухие удары и стоны из соседней камеры:
– Пока твой отец в этих сраных заграницах делами государственными занимается, – орал генерал, – ты у нас, крапивное семя, тут дуэли вздумал устраивать… – И новый звук удара. – Встать! Я тебе покажу, внучок, как Родину любить!..
– Равняйсь! Смирно! – это уже начал свою «беседу» на повышенных тонах с Каранеевым полковник. – В глаза смотреть, курсант! Здесь вам не тут, понимаешь! Ишь, распоясались! Сгною заживо! – И без перехода: – На каникулы, небось, домой собрались? К мамке?.. Отдохнуть от тягот службы и вечернего досуга? Отставить гробовое молчание и виноватый вид внешности! Отвечать четко, когда с вами разговаривает старший по званию!..
Что уж там ответил Каранеев, я, закрыв за собой дверь в камеру, не услышал, завалился на ставшую уже такой родной шконку и попытался снова заснуть. Однако мне это не удалось – буквально через пятнадцать минут в камеру заглянул Удовиченко:
– Курсант Романов, на выход, вам срочно надо подышать свежим ночным воздухом.
– Слушаюсь, господин полковник.
Сам Удовиченко остался в дежурке, а я прошел на крыльцо гауптвахты, где меня ожидал Нарышкин:
– Алексей, ты это… Спасибо, короче! – он выдавил из себя улыбку и потер костяшки на правой кисти.
– Рад стараться, Петр Александрович, – кивнул я. – Вы не сильно?.. – и указал на его руки.
– Мало еще, – генерал поморщился. – В увольнительную придет, я еще добавлю. И из дома подлеца не выпущу на все время праздников.
– А мне ваш внук показался очень разумным молодым человеком…
– Из-за чего хоть они? А то молчит как рыба об лед, и Каранеев тоже.
– Не в курсе. Мне Демидова с Хачатурян позвонили, вот я и сорвался. Девушки, кстати, тоже ничего не знают.
– Ясно. Ты это, Алексей, в среду в Ясенево приедешь?
– Хотелось бы, но я как раз до среды в училище.
– Орлов готовится, своих гоняет до седьмого пота. Давай, – он протянул мне руку, которую я и пожал, – до среды, и шагай спать. Деду Михаилу привет!
– Всего хорошего, Петр Александрович!
Во вторник утром нас с неудачливыми дуэлянтами до спортивного городка провожали мухоморы. Искренне обрадовавшись, я заметил, что Нарышкин прихрамывает и периодически потирает грудь, Каранеев же пребывает в крайне дурном настроении. В самом спортивном городке мы с молодыми людьми разделились: они пошли дальше, а меня мухоморы повели к моему курсу.
И опять построение, на котором капитан Уразаев без всяких пояснений довёл до остальных курсантов информацию о моем переводе обратно в университет. Не забыл Вадим Талгатович сказать и пару тёплых слов обо мне и закончил самыми наилучшими пожеланиями в мой адрес.
Во время кросса у меня было время обдумать и оценить такое скромное прощание – без участия отца явно не обошлось, а то с нача училища генерала Ушакова сталось бы и общее торжественное построение на плацу организовать, где уже краткими напутствиями великий князь Алексей Александрович бы не обошелся.
После занятий по рукопашному бою и общей физической подготовке капитан Уразаев отвёл меня в сторонку:
– Курсант Романов, сегодня вечером разрешаю переночевать у себя в комнате. Можете использовать эту возможность для того, чтобы нормально проститься с курсом… и всеми остальными. У себя в холодильнике найдёте три бутылки красного сухого. Надеюсь, что этим всё и ограничится. Мы договорились?
– Договорились, господин капитан, – с благодарностью кивнул ему я.
Помня о своем обещании, данном Демидовой и Хачатурян вчера у спортивного городка, решил переговорить с ними после общения с братьями, Татищевым и Багратионом:
– Ночью на гауптвахту заявились генерал Нарышкин и полковник Удовиченко. Мне надо объяснять, что конкретно там было?
– Не надо, – буркнул Багратион. – Каранеев ходит мрачнее тучи, а Нарышкин постоянно хватает себя за разные части тела и морщится от боли. И оба молчат. А мы уж с Колей и Сашей, грешным делом, на тебя, Алексей, подумали… Это же в твоем стиле…
Да, ну и репутация у меня…
– Евгения с Тамарой решили так же? – натянуто улыбнулся я.
Братья с Татищевым кивнули, а Багратион вздохнул:
– Они эти подозрения первыми и озвучили…
– Понятно. Короче, молодые люди, делайте всё для того, чтобы Нарышкин с Корнеевым помирились или хотя бы сохранили нормальные отношения.
– Да там Каранеев исполняет… – поморщился Сандро. – Нарышкин-то, можно сказать, во всём прав.
– Разбирайтесь. И учтите, что вы у полковника Удовиченко на карандаше, и его вызвал не я, а мухоморы.
– Алексей, – вздохнул Багратион, – мог бы и не говорить. Твоя репутация, помимо всего прочего, говорит о том, что свои проблемы ты решаешь самостоятельно, так что никому из нас и в голову не пришло заподозрить тебя в стукачестве.
– Вот и чудно. Кстати, я завтра в училище последний день, с четверга возвращаюсь в университет. Сегодня вечером после ужина приглашаю вас к себе в комнату немного посидеть. Сделайте так, чтобы Нарышкин с Каранеевым тоже явились. – Все четверо молодых людей кивнули. – А теперь, с вашего разрешения, мне надо решить один вопросик с Демидовой и Хачатурян.
Девушки явно ожидали, что я к ним подойду. Быстро пересказав им нашу беседу с молодыми людьми и пригласив вечером к себе, заявил:
– А теперь, красавицы, обсудим вашу выходку с появлением у спортгородка, да ещё и в обществе Панцулаи. Слушайте меня внимательно и запоминайте: раз уж вы решили, что я взял Елену под опеку, какое-то время в мое отсутствие её опекуншами побудете вы. Ставлю задачу – организовать девушке достойные новогодние каникулы, в идеале и всей ее семье. Естественно, расходы беру на себя.
Демидова с Хачатурян переглянулись и не очень уверенно кивнули.
– Особые пожелания будут? – поинтересовалась Евгения.
– Вы сначала про планы у Лены все выясните, потом мы с вами будем думать.
– Ясно. А если она откажется от нашей помощи?
– А вы сделайте так, чтобы не отказалась. Если же упрётся, действовать будем через генерала Нарышкина, тот просто вызовет отца Елены в Москву в приказном порядке под каким-нибудь надуманным предлогом. А уж там масса вариантов.
– Хитро, – кивнула Тамара и пихнула Евгению в бок. – Подруга, я бы на твоем месте уже начинала ревновать.
Демидова же выпрямилась и посмотрела на Хачатурян с гордым видом:
– Много будет чести для Панцулаи!
Как же в этот момент Евгения была хороша!
Сразу же после ужина, пока не собрались курсанты, успел позвонить Елизавете и убедился, что с младшей сестренкой все в порядке. Следующей была Вика Вяземская, которая вновь «пожаловалась» мне на генерала Орлова, чуть не оставившего все подразделение «Волкодав» ночевать в Ясенево перед завтрашними показательными выступлениями. Алексии звонить не стал, помня о её занятости, просто отправил смайлик с поцелуем. А уже когда начали собираться курсанты из моего первого отделения во главе с Евгением Зверевым, мне позвонил Прохор:
– Так, Лёшка, слушай меня внимательно и запоминай. Завтра я за тобой заеду в одиннадцать часов, так что будь готов. Командование училища в курсе, как и твой курсовой офицер. Шмотки собери, но с собой их тащить не надо, потом дворцовые заберут. Как понял?
– Понять-то понял, а едем мы сразу в Ясенево?
– Туда. Там вообще, судя по всему, солидная делегация собирается, все уже до вечера распланировано, в том числе и фуршет на открытом воздухе. Если узнаю что-то новенькое, завтра тебе обязательно расскажу. Всё, пока!
– Пока!
Положив трубку, я попытался прикинуть, чего же за делегация такая солидная собирается? Неужели дед с отцом и дядькой Николаем придумали что-то ещё для волкодавов? И почему мне родитель вчера никаких подробностей не озвучил? Ладно, завтра будет видно…