Владимир с Васильевым вскочили и поклонились:
– Никаких, ваше императорское высочество!
– Отлично. Первым вашим заданием, господа, будет чистый захват вашего коллеги Бирюкова, на его местонахождение я вас выведу. Моральные терзания, типа, он наш брат, товарищ по оружию и прочая романтическая лабуда, присущая больше молодым людям моего возраста, будут?
– Нет, ваше императорское высочество.
– Замечательно. У вас наверняка возник понятный вопрос: почему я лично не займусь батюшкой Олегом? А я вам отвечу – его труп бесполезен. У Бирюкова должно быть досье, которое вы дружно собирали на рода империи, и его необходимо у Бирюкова изъять, следовательно… – Великий князь все с той же улыбкой вопросительно посмотрел на церковных колдунов.
– Бирюкова перед устранением мы должны допросить и забрать у него досье, – продолжил отец Владимир.
Молодой человек повернулся к Кузьмину:
– Иван Олегович, руководство этой операцией ложится на вас.
– Есть, Алексей Александрович, – кивнул тот.
– Теперь перейдём к текущим вопросам, – продолжил великий князь. – Господа, от безвременно покинувших нас Гагариных мне… в наследство достался не только этот особняк, но и загородное имение в Подмосковье. Даю вам три дня, чтобы всей честной компанией вместе с семьями разместиться в этом имении. Со временем подберем вам жильё в Москве, чтобы, так сказать, вы у меня были постоянно под рукой. Вопросы?
– Ваше императорское высочество, – начал неуверенно Владимир, – три дня мало. Нам ведь ещё с братьями переговорить надо и объяснить ситуацию… В конце концов, семьи собрать…
– Три дня, отец Владимир, – твёрдо заявил великий князь. – Мой телефон вы знаете, также знаете, что я умею быть очень убедительным. Постарайтесь донести эту простую мысль и до ваших братьев.
– Хорошо, ваше императорское высочество.
– Ещё вопросы? Просьбы?
– Вопросов и просьб пока нет, ваше императорское высочество, – поклонились оба батюшки.
Молодой человек повернулся к Святославу:
– Ваше святейшество, обратите внимание, отцы Владимир и Василий даже не попытались заикнуться о каких-либо гарантиях безопасности, что характеризует их только с лучшей стороны. Пожалуй, мы с батюшками действительно сработаемся.
– Рад это слышать, Алексей, – важно кивнул патриарх. – Могу ли я предложить братьям помощь в переезде?
– Безусловно, ваше святейшество. – И молодой человек повернулся обратно к Владимиру с Василием. – Господа, ещё один существенный момент. Чтобы не было недопонимания и разных там инсинуаций, прошу воспринимать полученные приказы со стороны господина Пафнутьева, Белобородова и Кузьмина как отданные мной лично.
– Безусловно, ваше императорское высочество.
– Алексей Александровича будет вполне достаточно. Ваше святейшество, не желаете ли совершить променад после сытной трапезы? А отцы Владимир и Василий пока ответят на срочные вопросы господина Пафнутьева.
– С удовольствием, Алексей.
– Ну ты дал, царевич! – Кузьмин хлопнул меня по плечу. – И уже на акцию батюшек сходу подписал! – Он повернулся к Пафнутьеву. – Учись, Борисыч, бац-бац – и в дамках!
– Согласен, – обозначил тот улыбку. – Это был как раз тот случай, когда грубый наезд сразу решает все вопросы с взаимопониманием, а клиент делается мягким и податливым, как та известная субстанция. Хотя Алексей батюшек до этого и так в угол загнал, а тут просто добил.
– Наша с Прохором школа! – оскалился Кузьмин. – Мы во время дальних рейдов так же предпочитали действовать, хоть и знали по-китайски только основные выражения и международный язык жестов.
– Ванюша, – ухмыльнулся Прохор, – ты, насколько я помню, одно только выражение по-китайски знал, цитирую: «Зверь, эта тварь узкоглазая мне не нравится, воткни ему ножик вон туда».
– Виталий Борисович, – вклинился я, – батюшки хоть дельное что-то сказали, пока мы с патриархом битых три часа друг друга светскими беседами развлекали? Мне даже пришлось объяснять свое кощунственное отношение к останкам покойного Мефодия, но, боюсь, понимания я так и не встретил…
– Сказали, Алексей, – кивнул Пафнутьев, – я уже успел кое-какие указания раздать, но там ещё работать и работать с информацией. А сейчас прошу простить, меня ждут с докладом в Кремле. И ещё, насчёт всех этих непонятных для моего понимания вещей, которыми ты угрожал батюшкам, в Кремле поймут, о чем идёт речь?
– Конечно, Виталий Борисович, – усмехнулся я, – передавайте привет любимому дедушке.
– Обязательно, Алексей. И… спасибо тебе! – Он опять обозначил улыбку. – В том числе и за слова о семье. Знаю, что говорил ты искренне, и я это ценю.
Пафнутьев повернулся и вышел из гостиной.
– Стареет наш Борисыч, – пробормотал Кузьмин, – сентиментальным становится…
Я же пропустил эти слова мимо ушей, чуйка внезапно предупредила о чужом взгляде в спину…
– Ваня, ты что-нибудь чувствуешь? – спросил перед тем, как провалиться в темп.
– Абсолютно ничего, – услышал через пару секунд. – «Тайгу» по тревоге поднимать?
– Не надо. Если ты ничего не чувствуешь, они и подавно ничего не услышат. Да что же это за херня такая? – поморщился я, не представляя, кто таким образом на меня смотрит.
А может, я себя на нервной почве загоняю? Взгляды все какие-то мерещатся. А может, и не мерещатся…
– Ты чего такой грустный? – Отец Василий отвлёкся от дороги и взглянул на сидящего на пассажирском сиденье отца Владимира. – Все же нормально прошло, а ведь у нас реально был шанс из особняка великого князя вообще не выйти.
– Да вот оцениваю личность нашего нового командира, – вздохнул тот. – Прежний-то, покойный который, с нами в дружбу играл, в демократию, творческий подход стимулировал для решения поставленных задач. А этот? Сходу пообещал в случае неповиновения семью вырезать и нас грохнуть. И, что самое характерное, говорил это всё так убедительно и таким обыденным тоном, как будто каждый день за завтраком младенцами невинными питается. Череп еще этот… – он перекрестился.
– А чего ты от него ждал, Вова? Там со всех сторон поколения профессиональных душегубов! Ещё и бабка царственная редкая змеюка, так что ничего удивительного я тут не вижу. Одно меня успокаивает, наш Святослав – мужчина принципиальный, а этот Алексей Александрович у него явно в любимчиках. И это после того, Вова, как этот самый Алексей Александрович чуть родичей нашего патриарха не вырезал. Лучше думай, как мы братьям и нашим семьям ситуацию будем объяснять, они-то пока счастья не имели с его императорским высочеством лично познакомиться и не успели оценить весь масштаб его личности.
– А чего тут объяснять, Вася? – пожал плечами Владимир. – За нас с тобой это уже сделал покойный Тагильцев, когда про взгляд великого князя и своих от него ощущениях рассказывал. Добавим только, что великий князь уже научился местоположение определять, и все вопросы сразу отпадут.
– А про то, что легко этим взглядом убить может, говорить будем?
– Не сейчас.
– Согласен. А вообще, ты в этом вопросе великому князю… веришь?
– А тебе моих вчерашних ощущений мало было? – буркнул Владимир.
– Такой скорости заползания под кровать я никогда не видел, – ухмыльнулся Василий и, глядя на демонстративно отвернувшегося друга, продолжил: – Вова, если бы это был какой-то левый колдун, получилось бы позорно, а тут будущий император российской империи тебя приложил, что, согласись, где-то даже и почётно. О таком, Вова, внукам рассказывают, как семейную легенду.
– Меня приложил семнадцатилетний пацан, вот что будут в семейных легендах говорить.
– Этот семнадцатилетний пацан несколько часов назад нас с тобой раком без всякого напряга поставил! – не выдержал Василий. – И даже голос не повысил! Так что заканчивай с рефлексией и настраивайся на работу. У нас впереди три дня самого настоящего кошмара с этим переездом. Хотя после переезда, чую, кошмар будет только усиливаться.
– Всё, я в норме. И снизь скорость, не хватало еще в кювет улететь.
– Вот, такой брат Владимир мне нравится больше…
– Ладно, царевич, приказ на повышенную готовность я все же отдал, – вздохнул Кузьмин. – А сейчас было бы неплохо нам с Прохором спокойно сесть, расслабиться и перекусить, а то живот начинает урчать. – Он глянул на воспитателя. – Петрович, как ты смотришь на эту идею?
– Сугубо положительно, – кивнул тот. – И было бы неплохо сбрызнуть очередную победу его императорского высочества.
– Полностью поддерживаю сие славное начинание! – кивнул колдун, – Но только если чисто символически, не нравится мне настроение нашего с тобой воспитанника.
– В каком месте он наш с тобой? – делано возмутился Прохор. – Сынка только мой и ничей ещё! Колдун, ты примазаться хочешь?
– Имею право, Зверь! – гордо выпрямился тот. – А кто в Бутырке по ложному доносу за царевича в предвариловке отсидел? Кто его выхаживал и в таинства колдунского мастерства посвящал? Кто длинные ночи не спал и царевича охранял?
– Сожгу, тварину колдунскую! – возмутился Прохор.
– В лягушку превращу, живодер херов! – не остался в долгу Кузьмин.
– Господа, – хмыкнул я, – нам всем надо срочно выпить! И, к вашему сведению, Иван Олегович, воспитатель у меня один. А вы при всей моей к вам любви и уважении максимум тянете на наставника. Будьте так любезны, Иван Олегович, распорядитесь, чтобы нас обеспечили должным количеством алкоголя и чем-нибудь на закусить.
И под насмешливым взглядом Прохора колдун начал разоряться:
– Царевич, как ты мог? Я же в тебя душу вложил! Частичкой себя пожертвовал! Последним делился! На киче в трудные минуты поддерживал! А ты? Презлым заплатил за предобрейшее! – Он «побрёл» в сторону столовой. – Но ничего! Отольются кошке мышкины слёзы! Наступит праздник и на моей улице…
А у меня в кармане завибрировал телефон, звонила Виктория.
– При