— Тамара!..
— В «Маргариту» пусть бармен зонтик воткнет, чтоб как в лучших домах, — добавила та, лениво махнув рукой. — А Романов твой никуда не денется с подводной лодки, Женька, еще не такие у твоих ног валялись.
***
И опять эта ничем не примечательная каюта со спецсвязью, возле которой была самая чистая палуба на всей яхте — два сменяющихся «матросика» возле этой каюты только и делали, что «терлись» со швабрами. И опять разговор с отцом, при котором в этот раз присутствовал Прохор.
— Да, Маша с Варей ведут себя хорошо, Коля с Сашей тоже, как и вся остальная молодежь.
— Как с принцами отношения складываются? — родитель продолжал задавать ничего не значащие вопросы, которые мы с ним могли обсудить и по обычному телефону.
— Нормально.
— А про роман Панцулаи с Гогенцоллерном почему не упоминаешь?
Я многозначительно посмотрел на ухмыляющегося воспитателя и поморщился:
— Фриц у меня разрешения испросил и обещал, что все будет в рамках приличий.
— Сынок, это он тебе сам пообещал, или ты с него это обещание потребовал?
— Ну, фактически я потребовал.
— Отлично! — повеселел голос родителя. — Запретный плод сладок. Больше в отношения Панцулаи и Гогенцоллерна не вмешивайся, пусть у них все идет своим чередом, а там видно будет.
— Ты что, хочешь Лену под Фрица подложить? — возбудился я.
— Желательно с последующей беременностью и рождением на территории Российской империи милого такого маленького Гогенцоллерна.
— Отец!
— Я сказал, не вмешивайся! — рявкнул родитель, чей голос сейчас очень напоминал рык царственного деда. — Грех представившейся возможностью не воспользоваться! Эту «тему» я передам твоей бабушке, а она действовать будет через свою Люду. Ну, Людмилу Александровну… Людмила женщина умная и опытная, найдет для твоей Панцулаи правильные слова. — И после небольшой паузы родитель поинтересовался: — Чего молчишь?
— Ты же сказал не вмешиваться, — вздохнул я, понимая, что былого отторжения подобные методы «работы» любимых родичей на благо отечества у меня уже не вызывают, судя по всему, начинаю привыкать.
— И ты меня послушаешь? — в голосе родителя чувствовалось недоверие.
— Конечно, ваше императорское высочество.
— Ладно, — с тем же сомнением протянул он. — Неужели начинаешь слушаться кого-либо, кроме Прохора и Михаила Николаевича? Это хорошо… Теперь же перейдем к основной теме моего звонка. С Алексеем Нарышкиным познакомился?
— Да.
— Как он тебе?
— Если даже Ваня Кузьмин охарактеризовал Нарышкина как авторитетного мужчину, то мне остается к мнению Колдуна только присоединиться.
— Замечательно! А теперь слушай меня внимательно. Нарышкин к тебе прибыл не только в силу известных нам всем обстоятельств, но и, так совпало, по причине нахождения на отдыхе на Лазурном берегу одного очень интересного для нас человечка, обладающего важной информацией. Получить ее силами одного Нарышкина не представляется возможным, а тут в Монако и ты с Ваней-Колдуном, и Прохор, и целое подразделение нашего морского спецназа, — голос родителя становился все напряженнее. — Людовик, король Франции, хоть и сам заинтересован в ответах человечка уже на свои вопросы, помогать нам с интересантом оказался наотрез, обещал только полное невмешательство своих спецслужб взамен на включение в наш опросник пары своих пунктов. Короче, сынок, Алексей Петрович, Прохор и Ваня посветят вас с Колей и Сашей в детали операции, а вы уж подстрахуйте там Нарышкина с моряками.
— Сделаем, что сможем, — пообещал я, глядя при этом с недоумением на воспитателя, а когда мы с родителем попрощались, поинтересовался: — Прохор, это кому мы такому под нос опросник совать будем, если отец прямо просит подстраховать спецназ, а король Франции отказывается помогать?
— Банкира, Лешка, — воспитатель выдавил из себя улыбку, от которой у меня побежали знакомые мурашки, — обычного банкира. А теперь возвращайся обратно к друзьям, и Колю с Сашей предупреди, чтобы они только делали вид, что злоупотребляют. Вернемся в Монако, расскажу остальные подробности ночной операции.
***
День, в общем и целом, прошел плодотворно и весело — мы с импортными принцами продолжали «притираться» к друг другу, находили все больше тем для обсуждения и общих интересов. Не стала исключением и предстоящая поездка на Ибицу — Георг пресек все попытки Джузеппе самостоятельно решить вопрос с нашим размещением на острове и тут же позвонил Изабелле, внучке испанского короля, с которой был помолвлен. Через несколько минут британец заверил нас, что вопрос закрыт, Изабелла все проконтролирует и даже лично нас встретит на Ибице.
— Завтра она уже будет на острове, — Георг был явно доволен подобной инициативой своей невесты. — Заодно со всеми познакомится.
«А не многовато ли принцев и принцесс для одной поездки? — мысленно поморщился я. — Не отдых, а один сплошной дипломатический прием! Решено, в следующий раз или в Сочи, или в Крым! Лучше вообще на Кавказ, а если сильно повезет, то с Прохором на Смоленщину, в родное поместье…»
Понятно, вслух подобную «ересь» я бы присутствующим никогда не сказал, особенно после довольных переглядок Марии с Варварой, которые точно получали от такого отдыха истинное наслаждение, и приходилось мне только улыбаться во весь рот, демонстрируя радость от предстоящего знакомства с Изабеллой.
Николай с Александром, мало того что после моего предупреждения практически не пили, так еще и показывали свое хорошее воспитание, вовсю ухаживая за Евой и Стефанией. Мое периодическое наблюдение за старшей из сестер Гримальди не осталось ею незамеченным — сначала она смущалась, а потом, улучив момент, отвела меня в сторону:
— Алексей, прекрати, пожалуйста! — улыбнулась она. — Ты заставляешь меня чувствовать себя опять маленькой нашкодившей девочкой.
Изображать непонимание под этой обезоруживающей улыбкой я не решился:
— Хорошо, Ева, больше не буду.
— Спасибо огромное! — чуть расслабилась она. — И еще, Алексей, дедушка просил передать, что воспринял ночные действия твоей охраны в нашем казино как твое предварительное согласие по… тому вопросу. Что мне передать ему?
— Можешь передать мой совет, Ева, что было бы очень неплохо, если бы князь нашел для охраны Монако хорошего колдуна, — не повелся я на легкую провокацию Гримальди.
— Можешь кого-нибудь посоветовать? — только на миг лицо Евы стало серьезным, а потом опять озарилось ее неповторимой улыбкой, и в этот миг она успела показать мне себя настоящую, ту Еву, которую я видел своей чуйкой.
«Эта под мою бабку вряд ли до конца прогнется, а Колю или Сашу быстро на путь истинный направит…»
— Может, господин Кузьмин согласится? — продолжила девушка, у которой в карих глазах плясали чертики.
— А кто будет маленьких Романовых от злодеев защищать? — «парировал» я.
— Тоже верно! — засмеялась она. — Алексей, ты же не будешь на меня обижаться, если я передам в подробностях наш разговор не только деду и отцу, но и сестре?
— Будь так добра, — кивнул я. — Но Кристине пересказывай наш разговор не на яхте, а в спокойной домашней обстановке.
— Само собой. Я пойду?
— Конечно, Ева…
Сама Кристина в нашей компании появлялась редко — они с Сашкой Петровым уединились на носу яхты и, судя по задумчивому виду обоих, занимались совместным написанием морских пейзажей, делая перерывы только на отлучки в бар и на покупаться. Каково же было наше удивление, когда Смоленский Рембрандт после некоторых колебаний и под одобряющим взглядом младшей Гримальди вручил принцам и принцессам альбомные листы с их портретами, начертанными простым карандашом, чем вызвал понятную ажитацию среди счастливчиков. Особенно довольны были Стефания, Ева и Мария с Варварой — девушки не стеснялись выражать свой восторг, молодые же люди были более сдержаны, а судя по тому, как они аккуратно держали листы, пряча их от порывов легкого ветерка, судьба этих портретов должна была сложиться как нельзя лучше.
— Александр уже третий день рисованием себя развлекает, — пояснила Кристина, видимо, опасаясь ложного впечатления, что для ее молодого человека написать портрет, даже карандашом, ничего не стоит. — Сегодня он вносил последние штрихи и отдельно рисовал только вчера присоединившегося к нам Георга.
— Алекс, благодарю, — кивнул британец, — у тебя действительно огромный талант! Только почему я на портрете не вижу твоей подписи?
— И мы, — «возмутились» остальные.
— Это же так, просто наброски, — засмущался Петров.
— Мы настаиваем!
— Хорошо-хорошо…
В конце концов, с портретами разобрались и до возвращения на берег отдали их на хранение обратно Александру, в его специальную папку, после чего Петров попал в «цепкие лапы» Демидовой, Хачатурян, Шереметьевой, Долгорукой и Юсуповой. «Выяснение отношений», впрочем, долго не продлилось и обошлось без эксцессов — Шурка просто похлопал рукой по вышеупомянутой «заветной» папке и сообщил девушкам, что, пока он не завершит работу над набросками их портретов, те их не увидят.
Наблюдая за поведением моего друга, я не мог не отметить изменений в его поведении — как ни крути, а Шурка волей-неволей набирался светского лоска и привыкал «вращаться» в кругах высшей аристократии, в том числе и европейской, становясь там своим. При всем при этом приобретенный лоск и некоторая уверенность в себе, которых ему так не хватало в начале «карьеры», не входили в конфликт с его природной простотой и некоторой наивностью, которые легко списывались окружающими на репутацию творческой личности и даже добавляли Петрову некоторого шарма в общении с молодыми и не очень аристо. Оценил я и тактичность друга — он единственный, кто не только не пытался выяснить результаты моих раздумий по поводу сделки с Гримальди, но и как-то повлиять на мое решение — вчерашний разговор с его отцом можно было в расчет не брать, беседа состоялась явно по инициативе последнего. Именно на тактичность друга я и списывал возникшую между нами в последнюю пару дней легкую неловкость, ну, и еще на его желание побольше пообщаться с семьей и исполнение мной обязанностей по развлечению импортных принцев и принцесс…