зовущий голос, которым девушка старательно на русском выговаривала слова приветствия.
Твою же бога душу мать! Как Соне удается создать полную иллюзию беззащитности, спровоцировать желание оберегать и обладать? Хотя нет, не так! Как ей удается дать почувствовать всем окружающим ее мужчинам, что они именно что мужчины, а она та самая женщина, единственная и неповторимая, та, которой можно и нужно обладать без всякой этой навязанной обществом шелухи в виде условностей и воспитания, руководствуясь одними голыми, первобытными инстинктами! А если она ведьма, и это все морок? Почему тогда молчит чуйка, или подсознание не желает отменять легкое, такое приятное томление в чреслах?
Темп! Анализ доспеха не только принцессы, но и ее старших родичей…
Слава Богу, норма, никаких признаков колдунской породы! Походу, у Сони это врожденное, а не благоприобретенное, и можно только позавидовать будущему супругу девушки.
Не укрылось от меня и повышенное внимание принцессы к моей скромной персоне, но это можно было списать на мой новый имидж героя, старательно слепленный мировыми СМИ. Не стоило забывать и про еще юный возраст Ольденбургской, ее впечатлительность, и не льстить себе любимому тем, что такая девушка проявляет интерес.
— Алексей?! Алексей?! — из размышлений меня вырвал голос отца.
— Да, я здесь…
— Алексей, ты о чем задумался? Его величество тебе вопрос задал.
— Прошу прощения, ваше величество, — я обозначил поклон норвежскому королю, невольно бросив взгляд на его роскошную рыжую бороду, и провел рукой по своим седым волосам. — Ваше величество, это все последствия недавней легкой контузии.
— Ничего-ничего, — махнул рукой Харальд и улыбнулся. — Я тут у нашего дорогого хозяина справки навел, — король кивнул в сторону стоявшего рядом князя Гримальди, — он мне сказал, что за главного в большой и дружной компании молодежи именно ты, Алексей, и я хотел обратиться к тебе с просьбой присмотреть за внучкой. Могу я на тебя рассчитывать?
— Безусловно, ваше величество! — и опять поклон. — Не переживайте, принцесса Соня будет в надежных руках.
Твою же мать! Старик Фрейд был прав! И оправдываться не стоило — буду выглядеть еще глупее! Алексей, соберись! И не смей краснеть!
Король же хмыкнул, оглядел меня с улыбкой с ног до головы и кивнул:
— Очень на это надеюсь, Алексей. Господа, еще увидимся. — И Ольденбругские направились дальше по залу.
Только мы успели обменяться понимающими взглядами с братьями, как из задних рядов «делегации Романовых» послышался недовольный голос Демидовой:
— Витюша, челюсть подбери! Что, никогда скандинавок белобрысых не видел?
Обернувшись на голос Евгении, первым, что мы увидели, был утирающий со лба выступившую испарину слегка бледный Нарышкин, рядом с которым ехидно улыбался Каранеев:
— Витя, не поверишь, я тоже под впечатлением! — он похлопал друга по плечу. — Кто бы мог подумать, что тот нескладный и малосимпатичный подросток из учебника по истории правящих родов превратится в… настоящую леди. Девушки, — Каранеев обвел насмешливым взглядом наших нахмурившихся прелестниц, — хочу сообщить вам пренеприятную новость: хоть вы у нас и самые красивые, но у вас появилась очень сильная конкурентка.
За всех раздраженно ответила Долгорукая:
— Видали мы лилипутов и покрупнее!
— Ну, сынок, слушаю внимательно.
Мы впятером — родитель, Прохор, Ваня, Владимир Иванович и я — расположились на шезлонгах на носу «Звезды». Время было уже второй час ночи, но раньше покинуть дворец Гримальди не получилось — прием затянулся. В гостиницу не пошли, уж слишком много там появилось лишних ушей.
— А начни, пожалуй, со своих впечатлений о представленных главах правящих родов и их наследниках.
— Да там и говорить-то особо не о чем, за исключением Аль-Нахайянов и египтян-Фатимидов, которые явно к нам благорасположены, остальные держатся нейтрально и негатива не испытывают. И вообще, отец, такое ощущение, что все эти короли, цари, шейхи и князи с наследниками с огромным удовольствием вырвались из своих владений на тусовку среди равных себе и выяснять отношения не собираются.
— И у нас с дядькой Вовой такое же мнение, — кивнул родитель. — Что насчет силы? Ничего необычного не заметил?
— Все на уровне общего стандарта, — пожал я плечами. — Кто-то сильнее, кто-то слабее, но вот египтяне, отец и сын, единственные сумели произвести на меня впечатление — глава рода примерно на твоем уровне, сын все же не дотягивает, но пока…
— Фатимиды всегда были сильны, — задумчиво протянул родитель, — без них уже какое столетие в Африке ни один серьезный вопрос не решается. Что молодежь?
— С появлением Сони начинают накаляться страсти, — вздохнул я.
— Следовало ожидать, — ухмыльнулся отец. — Медичи и Гогенцоллерны сделали на норвежку стойку?
— Возбудились не по-детски. Но это еще полбеды — демонстративно поплыл и младший Нарышкин.
Родитель нахмурился:
— Вы, я надеюсь, ему объяснили, что он вообще без шансов, даже несмотря на высокий статус его рода?
— Витя слушать никого не хочет, — опять вздохнул я. — Может, ты с его отцом поговоришь, а то как бы дело не закончилось… ну, ты понял… международным скандалом.
— Здесь с вами закончим, и я Алексея вызвоню. Хотя…
Родитель достал телефон, дозвонился до генерала, попросил того явиться на рецепцию отеля и ждать нашего возвращения с «вечернего променада». Закончив разговор, отец хохотнул:
— А сам-то ты как сумел противостоять бабским чарам этой белобрысой норвежской ведьмы, сынок? Или тоже слегка… плывешь?
— Подплываю… но держусь.
Родитель же повернулся к заинтересовано слушающим наш разговор Прохору, Ивану и Владимиру Ивановичу:
— Представляете себе обалденную секс-бомбу из ваших самых смелых фантазий?
— Да…
— А саму невинность?
— Да…
— А теперь совместите и то, и то в одну юную девушку шестнадцати лет и получите норвежскую принцессу Соню. Получается совместить?
— Н-нет…
— Ничего страшного, — ухмыльнулся родитель, — скоро вам выпадет счастье это уникальное создание увидеть собственными глазами и понять, что я имею в виду.
Я не выдержал:
— Отец, а ты сам-то не поплыл от юной норвежки на старости лет? Вон как сочно Соню описываешь.
— Сынок, — выдавил родитель сквозь смех, — неужели я похож на педофила? У меня дочки мал мала! А сказанное мной было лишь констатацией очевидных фактов, не более. Кроме всего прочего, поклонником творчества господина Набокова я никогда не являлся и с Гумбертом себя не ассоциировал. — Он посерьезнел. — Надеюсь, вы Соню в своей компании не обижали?
— Молодые люди активно плыли и готовы были норвежке услужить буквально во всем, а вот девушки… Отрытых столкновений не было, но Демидова, Хачатурян, Юсупова и Долгорукая своей неприязни не скрывали.
— Что принцессы?
— Скорее настроены благожелательно.
— Что сама Соня?
— А вот тут, отец, самое интересное! — хмыкнул я. — Самой Соне явно комфортнее в мужском обществе, и на контакт с девушками она по собственной инициативе не идет. Фактически она весь вечер и провела в компании молодых людей.
— Оно и понятно, — родитель улыбался, — с девушками напрягаться надо, а молодые люди сами ее развлекут и приятностей наговорят. Кстати, а как она сама с молодыми людьми?
— Ко всем ровно и… благожелательно, — сформулировал я свои ощущения, — без всякого намека на высокомерие, которое мы наблюдали у испанки Изабеллы.
— Никого не выделяла? — родитель изогнул бровь.
— Ну… никого.
— А если хорошенько подумать и вспомнить? — бровь изогнулась еще сильнее.
— В мою сторону постоянно поглядывала, — вздохнул я. — Отец, да я последние дни новость номер один по всему миру, было бы странно, если она не уделяла мне особого внимания!
— Предположим, — кивнул он. — А почему поглядывала, а не смотрела? Ты что, рядом с Соней мало находился?
— Я, как и обещал ее деду, Соню представил всем по второму разу, а там ее взяли под опеку Медичи с Гогенцоллернами… Ну, подошел пару раз, спросил, все ли у них хорошо… И вообще, — я начал злиться, — ты реально хочешь меня на этой Соньке женить?
Родитель хохотнул:
— Вот твои царственные дед с бабушкой прилетят, глянут на это чудо природы и решат, достойна ли норвежка нашего Лешеньки, раз русские девушки внука не устраивают. — И только я собрался разразиться очередным гневным спичем, как отец посерьёзнел и остановил меня властным жестом. — Сынок, давай всю текущую номенклатуру твоих баб и их спецификации обсудим как-нибудь в следующий раз? А теперь займемся делам нашими грешными, ради которых, собственно, мы на яхту ночью и приперлись. Лешка, вот этого господина ты где-нибудь видел? — отец протянул мне фотоснимок чернявого мужчины за пятьдесят. — Посмотри внимательно, не спеши.
Повертев в руках снимок, я пожал плечами:
— Не видел. А кто это и почему я его должен был видеть?
Родитель сделал требовательный жест рукой, получил фото обратно и показал изображение «чернявого» сначала Прохору, а потом Ванюше. Те помотали головами:
— Не имели чести…
Отец поморщился, покосившись в сторону Михеева:
— Вот и Вовины бойцы этого господина не опознали. Не появлялся он и на нужных камерах видеонаблюдения, по крайней мере, без грима. А вот Канцелярия его установила по твоей, сынок, наводке, — родитель окинул меня многозначительным взглядом, а Прохор с Ваней в это время понимающе переглянулись.
— По какой еще наводке? — не понял я. — И зачем этого типа Канцелярии вообще надо было устанавливать?
Цесаревич повернулся к воспитателю с колдуном:
— Кто объяснит непутевому отроку ход наших с вами мыслей?
— Давай я, Шура, — кивнул Прохор. — Лешка, кто нам совсем недавно уверенно заявил, что шестой колдун, игравший роль контролера в Сен-Тропе, был в Москве, когда… ты Бирюкова завалил? Сам продолжишь?