Gillette Venus. И все равно держу ее перед собой, а затем прижимаюсь к стене — отодвинуться еще дальше попросту некуда. Моя голая спина ощущает ледяную плитку.
На несколько секунд все стихает. Затем тишину нарушает удар кулаком в дверь. Мне так страшно, что я начинаю плакать, слезы текут по моим щекам.
— Амелия, ты там? Все в порядке?
Голос моего мужа одновременно смущает и успокаивает меня.
— Адам? Это ты?
— Кто же еще?!
Я открываю дверь и вижу, что он стоит в пижамных штанах, подавляя зевоту, с торчащими во все стороны волосами. Свет от старомодного подсвечника, который он держит в руках, отбрасывает призрачные тени по спальне, так что теперь я чувствую себя как в романе Чарльза Диккенса.
— Почему ты плачешь? Что случилось? — беспокоится он.
Мои слова, будто спотыкаются друг о друга, когда я спешу их выпалить.
— Ничего. Просто что-то разбудило меня, я услышала шум внизу, свет не горел, потом мне показалось, что кто-то поднимается по лестнице и…
— Это же был я, глупышка! Мне захотелось пить, и я пошел за водой. Но, полагаю, что все трубы замерзли, потому что ни один из кранов не работает.
— Нет воды?
— И электричества. Шторм, должно быть, вывел из строя генератор. Я пытался разыскать блок предохранителей, пока находился внизу, — на всякий случай, вдруг я смог бы что-то починить? Но безрезультатно. Хорошо, что у нас есть эти жуткие подсвечники!
Он опускает его ниже подбородка и корчит глупые рожицы точно так же, как дети делают это с фонариками на Хэллоуин. Мне становится лучше. Немного. По крайней мере, происходящему есть рациональное объяснение. И я даже чувствую смущение, оттого что, вероятно, выгляжу глупо.
— Мне показалось, я услышала внизу шум. Словно кто-то сновал туда-сюда. Я была так напугана…
— Мне тоже показалось, это меня и разбудило, — перебивает Адам.
Отступивший было ужас возвращается.
— Что?!
— Это была вторая причина, по которой я спустился вниз: хотел проверить, все ли в порядке. Но главные двери все еще заперты, другого пути ни внутрь, ни наружу нет, это место похоже на Форт-Нокс. Я хорошенько осмотрелся: ни грабителям, ни овцам не удалось проникнуть внутрь, все в норме. Так, как было. Кроме того, Боб залаял бы, если бы сюда вошел незнакомец.
Это правда: Боб действительно рычит, как только незнакомец подходит к входной двери нашего лондонского дома, но лишь до тех пор, пока мы ее не откроем. Тогда он виляет хвостом с удвоенной скоростью и переворачивается, чтобы показать посетителям свой животик — лабрадоры слишком дружелюбны, чтобы быть хорошими сторожевыми собаками.
Мы забираемся обратно в постель, и я задаю вопрос, на который Адам не любит отвечать.
— Ты когда-нибудь жалел, что у нас нет детей?
— Нет.
— Почему?
Я ожидаю, что муж сменит тему — так обычно и происходит дальше, — но он этого не делает.
— Иногда я рад, что у нас нет детей, потому что боюсь, что мы могли бы как-то облажаться с ними, как наши родители облажались с нами. Я думаю, может быть, наш род по какой-то причине подошел к концу.
Думаю, мне больше нравилось, когда он не отвечал. Мне неприятно, что он так говорит о нас, но часть меня задается вопросом: а что, если он прав? Я всегда чувствовала себя брошенной людьми, о которых имела глупость беспокоиться, включая моих родителей. Да, они погибли в автокатастрофе еще до моего рождения, однако результат — я росла в одиночестве — такой же, как если бы они намеренно отказались от меня. Когда вам некого любить или вы не были любимы в детстве, то каким образом вы сможете этому научиться?
Но разве любовь не похожа на дыхание? Разве это не инстинкт? Нечто данное нам безусловно, умение, с которым мы рождаемся? Или любовь — это как говорить по-французски? Если вас никто не научит, у вас не получится говорить бегло, а если вы не будете практиковаться, то забудете, как это делается.
Интересно, действительно ли мой муж все еще любит меня?
— Мне здесь не нравится, — признаюсь я.
— Да, мне тоже. Может быть, нам стоит уехать утром? Найти хороший отель где-нибудь в менее отдаленном месте?
— Звучит заманчиво.
— Хорошо. Давай попробуем немного поспать, пока на улице не рассветет, а потом соберемся и поедем. Может быть, тебе принять еще одну таблетку снотворного, вдруг поможет?
Я следую его совету, несмотря на предупреждения в аннотации, потому что устала, и, если завтра мне снова придется ехать несколько часов, мне необходимо немного отдохнуть. Но, прежде чем мои глаза закрываются, я замечаю, что «дедушкины» часы в углу комнаты остановились. Я рада, что, по крайней мере, они больше не разбудят нас среди ночи. Я прищуриваюсь и вижу, что они остановились на трех минутах девятого, что кажется странным — помнится, мы слышали их перезвон в полночь, — но мой разум слишком устал, чтобы даже попытаться понять. Адам обнимает меня за талию и притягивает к себе. Я не могу вспомнить, когда в последний раз он делал так в постели или когда его присутствие давало мне ощущение безопасности. Похоже, эта поездка уже сблизила нас. Как обычно, он засыпает через несколько минут.
Адам
Я притворяюсь спящим и размышляю, как долго мне придется обнимать ее, прежде чем я смогу вернуться к тому, что делал внизу.
Амелии всегда было трудно заснуть, но таблетки помогают, и по мере того, как они действуют, ее дыхание меняется. Так что все, что мне нужно, это подождать. И прислушиваться. Так же, как я делал это немного раньше. Вторая таблетка должна подействовать — обычно так и происходит, даже когда я тайком раздавливаю их и кладу ей в чай. Она очень тревожный человек. И я делаю это для ее же блага. Как только она снова засыпает, я выскальзываю из-под одеяла, беру подсвечник и выхожу из комнаты как можно тише. На самом деле мне нет нужды освещать себе путь — я знаю, куда иду, — но я про себя отмечаю необходимость избегать самых шумных половиц: я помню, какие из них скрипят.
Боб следует за мной вниз по деревянной винтовой лестнице, и мне приходит в голову мысль — как же хорошо, что у меня есть собака, они такие любящие и преданные. Собаки не безжалостны и не подозрительны. Они не ревнуют и не затевают постоянных скандалов, чтобы в итоге вам было страшно находиться с ними рядом. Собаки не лгут. Возможно, с годами Боб стал немного глуховат, но он всегда рад меня видеть, в то время как Амелия видит вещи только со своей точки зрения.
Я устал. От всего этого.
Раньше я верил в любовь, правда, когда-то я верил также в Деда Мороза и Зубную Фею. Я слышал, что люди описывают брак как две недостающие части головоломки, которые складывают вместе и обнаруживают, что они идеально подходят друг другу. Но это абсолютно неправильно! Люди разные, и это прекрасно! Два кусочка разных пазлов не могут и не будут соответствовать друг другу, если только один из них вынужденно не согнется, не сломается, не деформируется, чтобы подогнать себя к другому. Теперь я осознаю, что моя жена потратила много времени, пытаясь изменить меня, заставить меня чувствовать себя незначительным, чтобы мы лучше подходили друг другу.
Никто не должен обещать любить кого-то другого вечно. Самое большее, что может сделать любой здравомыслящий человек, — это пообещать попытаться. Что, если тот, за кого вы вышли замуж или на ком женились, десять лет спустя станет неузнаваемым? Люди меняются, и обещания (даже те, которые мы стараемся сдержать) иногда приходиться нарушать.
Несколько месяцев назад я снова начал бегать. Писательство — это уединенная профессия, и к тому же малоподвижная. Я провожу пугающее количество времени, сидя на заднице в домике, и единственная часть моего тела, которая получает приличную тренировку, — мои пальцы, стучащие по клавиатуре. Боб выводит меня на прогулку раз в день, но, как и я, он стареет. Бег был необходим просто для того, чтобы привести себя в форму и попробовать лучше заботиться о себе. Но, конечно, моя жена усмотрела в этом план завести интрижку. Пару недель назад она выбросила мои кроссовки вместе с мусором за ночь до того, как мусорные баки были опустошены. Я видел, как она это делала. Это ненормальное поведение.
Я только что купил новые кроссовки, впрочем, они не единственная вещь в моей жизни, которая нуждается в замене. Может, я и не очень хорошо разбираюсь в лицах, однако могу понять, что выгляжу старше. Я чувствую это. Возможно, потому что все остальные в моей отрасли, похоже, теперь становятся моложе: руководители, продюсеры, агенты. В последний раз почти все мои собеседники в комнате сценаристов выглядели так, словно сбежали со школьных занятий. Раньше в их роли был я. Совсем недавно я тоже был новичком. Странное чувство, когда ты все еще ощущаешь себя молодым, но все вокруг начинают относиться к тебе так, будто ты старый. Мне всего лишь немного за сорок, и я пока не готов к выходу на пенсию.
Привлекают ли меня другие люди? Разумеется. Я человек, мы созданы для этого. Однако это никогда происходит из-за красивого лица — я все равно их не разбираю. В данном смысле люди для меня чем-то похожи на книги, и меня, как правило, искренне заводит то, что находится внутри, а не просто броская обложка. Признаюсь, в последнее время я много думал о кое-ком другом, представляя, как бы это было, если бы я был с ней. Но разве каждый из нас порой не позволяет себе маленькие фантазии? Всего лишь! И это не значит, что я действительно собираюсь претворять их в жизнь. В последний раз, когда я переспал с той, с кем не должен был, для меня все закончилось плохо. Я усвоил этот урок. Мне так кажется. Кроме того, я постоянно работаю, и сейчас у меня нет времени заводить интрижки. Я делаю все возможное, чтобы успокоить беспрестанную ревность своей жены, однако, что бы я ни говорил, она, похоже, просто неспособна мне доверять.
И в каком-то смысле она права.
Я никогда не был до конца честен с ней. Хотя это для ее же блага.
Есть так много вещей, про которые я не могу ей рассказать; как, например, про снотворное, которое я иногда добавляю в ее горячие напитки перед сном. Словом, о том, что ей не нужно знать. Это я отключил электричество, когда она была в склепе. Она не разбирается в блоках предохранителей — все, что мне нужно было сделать, это щелкнуть выключателем и закрыть люк. В тот момент я забыл о генераторе, но сейчас я и его вырубил, и в ближайшее время у нас не будет света.