ли годовщины вместе. И я принялась размышлять, где находимся мы по шкале нормальности. Жюри в моей голове все еще не приняло решение по этому вопросу, когда я вернулась на станцию Хэмпстед. Небеса разверзлись, пока я шла к дому, и я промокла до нитки. Открывая садовую калитку, я ощутила необъяснимую ярость при виде посаженной тобой уродливой магнолии и, подойдя к входной двери, почувствовала, что мои руки дрожат от раздражения и холода.
Пытаясь вставить ключ в замок, я услышала женский смех, доносящийся изнутри. Открыв дверь и войдя внутрь, я в первое мгновение решила, что, вероятно, сплю. Голливудская актриса пила вино на моей кухне! С тобой! В нашу годовщину!
— Что ты делаешь дома так рано? — спросил ты, глядя так же ошарашено, как и я.
— Спектакль отменили, — промямлила я, зло уставившись на девушку — я ничего не могла с собой поделать. Октобер О’Брайен в реальной жизни оказалась еще красивее, чем на фотографиях, обнаруженных в Интернете. Ее чрезвычайно бледная, похожая на фарфор кожа была безупречна, а медные волосы, подстриженные в стиле пикси, сияли в свете наших кухонных ламп. Если бы у меня была такая прическа, я бы выглядела, как мальчишка, но она напоминала счастливую эльфийскую принцессу с большими зелеными глазами и широкой белозубой улыбкой. Даже в свои двадцать лет я никогда не выглядела настолько привлекательно.
Спохватившись, ты просто представил нас друг другу, будто прийти домой и обнаружить, что твой муж пьет вино с другой женщиной, которую ты видела только по телевизору и в фильмах, было абсолютно нормально. Я уже собиралась выставить себя полной идиоткой, но тут безупречные красные губы Октобер расплылись в улыбке, и она объяснила то, что должен был объяснить ты.
— Так приятно познакомиться с вами, — промурлыкала она, протягивая идеально ухоженную руку. Какое-то мгновение я не была уверена, пожать ее, поцеловать или отшвырнуть. У меня почему-то возникло странное желание сделать реверанс. — Вчера вечером ваш муж признался, что никогда не готовил вам праздничный ужин. Я заявила, что не хочу иметь ничего общего с его сценарием, пока эта ситуация не будет исправлена, и когда выяснилось, что он не умеет готовить, я предложила свою помощь. Предполагалось, что это будет сюрприз… но, похоже, он не удался?
Я почувствовала, как мое лицо вспыхнуло сразу по нескольким причинам.
Сначала я пожалела, что не убралась в холодильнике, потом запаниковала из-за состояния наших старых кастрюль и сковородок — беспокоилась, что она, должно быть, думает обо мне, о нас и о состоянии нашей кухни. Потом я пожалела, что не накрасилась получше, потому что рядом с этим волшебным созданием я чувствовала себя старой потрепанной летучей мышью.
Мне не стоило беспокоиться. Не думаю, что когда-либо встречала более добрую или щедрую женщину — неудивительно, что ты захотел с ней работать. Даже Боб влюбился в нашу гостью — правда, этот-то любит всех. Я настояла, чтобы Октобер осталась и поужинала с нами, — ты не возражал, — переоделась в сухую одежду, открыла еще одну бутылку, и мы провели невероятно чудесный вечер. Все три блюда были восхитительны, особенно шоколадный пудинг. Я всегда думала, что меня смутит встреча с кем-то вроде Октобер О’Брайен. Она такая потрясающая, успешная и умная… Но она была совершенно очаровательной, скромной и милой. Это заставило меня понять, что, независимо от того, кем все считают знаменитостей, они просто люди. Как ты и я. Даже те, что пугающе красивы.
— Я знал, что ты тоже ее полюбишь, как только встретишься с ней, — сказал ты, когда Октобер ушла.
— Ты был прав, но тебя я люблю больше.
— Практически всегда? — спросил ты и улыбнулся. — Так ты не против, что я теперь работаю с ней? И ты не будешь ревновать?
— Кто сказал, что я ревновала?! — взмутилась я, и ты поднял бровь.
— Тебе и не нужно. Она прекрасна, но она всего-навсего актриса.
— Ты считаешь меня красивой?
— Ты мой СВЧ, — ответил ты.
— СВЧ?!
— Самый Важный Человек.
Спасибо тебе за замечательный юбилей в этом году, который я, конечно, не забуду.
Пять лет. Куда они делись? Так много воспоминаний, в основном счастливых, и я с нетерпением жду возможности в будущем создать с тобой еще больше. Я подозреваю, что у каждого есть Самый Важный Человек. Я — твой, а ты — мой. Отныне и навсегда.
Твоя жена. ХХ
Робин
Робин сидит абсолютно неподвижно, спрятавшись в холодном, темном углу часовни, в ожидании, пока гости снова поднимутся наверх. Мужчина спускался дважды и чуть не поймал ее. Она задумывается, узнал бы он ее сейчас вообще. Даже не беря в расчет его слепоту на лица, она предполагает, что, вероятно, с тех пор как они виделись в последний раз, слишком сильно изменилась.
Войдя внутрь более часа назад, Робин подумала, что они легли спать, и ей пришлось спрятаться, когда она услышала, как кто-то спускается по старой деревянной винтовой лестнице. Ему каким-то образом удалось избежать всех самых скрипучих ступеней. К счастью, в гостиной, которую она всегда считала скорее библиотекой, где вдобавок имеются диваны, было много укромных мест, а книжные шкафы обеспечивали достаточное укрытие, пока она разглядывала этого мужчину. Затем она вошла в потайную комнату. Секреты — это загадка только для тех людей, которые их еще не знают. Если ими поделиться, они могут обратиться ложью, и подобно гусеницам, превращающимся в бабочек, красивая ложь может улететь далеко-далеко. Об этой старой часовне Робин известно все: она когда-то в ней жила.
Она и сейчас могла обретаться здесь, если бы захотела, но предпочитает этого не делать.
Теперь Робин не любит задерживаться в этом месте дольше, чем это необходимо. Ей всегда приходится набираться колоссального мужества, чтобы войти в эти старые двери, и в тех редких случаях, когда этого нельзя избежать, она делает все, что требуется, как можно быстрее. Гости тоже захотели бы убраться, если бы знали правду о том, где они остановились, но люди видят только то, что хотят видеть.
Потайная комната спрятана за библиотекой, и Робин ненавидит эту часть часовни больше всего. Это помещение достаточно легко найти за книжным шкафом — если знать, где искать, — однако нужно быть внимательным и напрягать зрение. Большинство людей идут по жизни расслабленно, не глядя по сторонам. А с помощью книг очень удобно многое скрывать, особенно с помощью закрытых книг, как и с помощью закрытых людей.
Некоторые воспоминания вызывают клаустрофобию; их разнообразие, всплывающее в этой комнате, всегда душит ее. Робин старается не двигаться, насколько это возможно, изучает паркетный пол, будто разгадывает головоломку, при этом изо всех сил пытается не смотреть ни на что, напоминающее ей о прошлом. Но мысли не подчиняются приказам; они приходят и уходят, когда им заблагорассудится.
Луна сегодня полная и яркая. Она сияет сквозь витражи, отбрасывая ряд узоров, которые кажутся странными и незнакомыми. Вид собственной тени привлекает внимание Робин и заставляет ее почувствовать себя ребенком. Даже тень выглядит печальной! Робин не собирается сжимать кулак, но, когда понимает, что ее силуэт на стене повторяет за ней движения, поднимает руку выше, меняя форму пальцев. Сначала камень. Затем плоская, как бумага, ладонь. Затем она делает движение, напоминающее ножницы, и улыбается.
Убедившись, что стало безопасно, Робин встает, чтобы уйти. Она замирает, когда ей кажется, что она кого-то видит, но это всего лишь ее собственное отражение в зеркале над каминной полкой. Зрелище поражает: она почти не узнает саму себя. В ее маленьком домике нет зеркал. Женщина в отражении, смотрящая на нее сейчас, выглядит такой старой, а бледная кожа настолько белая, что ее можно принять за привидение.
Робин лезет в карман за ключом, чтобы запереть за собой потайную комнату, но вместо него пальцы находят кое-что другое, дающее ей легкое ощущение столь необходимого комфорта: ее любимую красную помаду. Она съелась до расплющенного обрубка. Робин помнит, как впервые воспользовалась ею: в ту ночь шел дождь и ей причинили боль. Но это подчеркнуло важность того, что не стоит доверять никому, кроме себя.
Лучшие уроки часто те, которые мы получаем, не осознавая этого.
Робин использует крошечный кусочек помады — бережно, стараясь сохранить на подольше, — затем любуется своим новым отражением в зеркале. Она снова улыбается, однако это не слишком-то получается, и вскоре уголки ее рта опускаются вниз. Тем не менее она выглядит лучше, и это придает ей смелости, чтобы сделать то, ради чего она сюда пришла.
Посетители не выглядели счастливыми ни когда только-только прибыли, ни когда она наблюдала за ними через окно. Проводя пальцами по корешкам книг в гостиной, она отметила, что эти люди все еще не кажутся счастливыми. Она слушала их разговор в спальне наверху: их голоса доносились до нее, их слова будто бы отражались от высокого сводчатого потолка прямо в ее уши.
Ей кажется странным, что гости наивно предположили, будто могут остановиться здесь бесплатно. Только дураки верят, что можно получить что-то просто так. Ей пришлось подавить смех, когда она услышала, как они договариваются уехать утром. Но ее веселье вскоре переросло в гнев. Это самая большая проблема современных людей: они не ценят то, что у них есть, они всегда хотят большего. Они не хотят работать для этого. Они не хотят его заслужить. И они жалуются и стонут, как избалованные дети, когда не добиваются своего. Слишком много людей думают, будто мир им чем-то обязан, и обвиняют других за свой собственный неудачный жизненный выбор. И все полагают, что могут просто сбежать, если что-то пойдет не по их плану.
Здесь такого не произойдет.
Гости вольны твердить все, что им заблагорассудится, они могут даже верить в сказанное, если это поможет им заснуть, положив головы на ее подушки. Шторм снаружи, возможно, и прекратился — на данный момент, — но завтра утром отсюда никто не уйдет. После того, что она уже видела и слышала, Робин абсолютно убеждена, что по крайней мере один из них никогда больше не покинет это место.