Мне нужно найти Адама. Вернувшись на лестничную площадку, пробую другие двери, но все они по-прежнему заперты. Его здесь точно нет, я уже обыскала все комнаты. Тут я вспоминаю про склеп.
— Адам! — кричу я снова.
Тишина.
Я бегу так быстро, что чуть не падаю со скрипучей лестницы.
— Я здесь! — отзывается он, когда я вхожу в гостиную, но его не видно.
— Где?! — Я вне себя.
— За книжным шкафом, у задней стены.
Я слышу его слова, но не могу понять их смысла.
Иду на звук его голоса, таращась на полки, уставленные книгами от пола до потолка. И не понимаю, что ищу, пока не обнаруживаю полоску света, выхватывающую потайную дверь, заставленную корешками старых книг. Я колеблюсь, прежде чем открыть ее, снова чувствуя себя так, словно провалилась в кроличью нору или попала в ловушку одного из мрачных и тревожных романов, которые любит адаптировать мой муж.
Тонкая дверь скрипит, и я оказываюсь в комнате. Это рабочий кабинет, но не похожий ни на один из тех, что я видела раньше. В длинном, узком, темном помещении есть только одно витражное окно, пропускающее свет. В одном конце стоит антикварный письменный стол, за которым сидит мой муж.
— Кто бы здесь ни был, он ушел, — сообщает Адам, не поднимая глаз. — Я обыскал все здание. Единственное, что поменялось, так это то, что дверь сюда была открыта.
— Я не понимаю…
— Думаю, что как раз начинаю понимать. Кажется, я узнаю эту комнату.
Он, похоже, не замечает, что я едва могу дышать. От людей с дефицитом сочувствия не дождешься сострадания сверх лимита, и мой муж всегда легко отвлекается на свои собственные мысли и чувства.
— Правда?
— Да, я видел все это раньше. Сначала не мог сообразить, где именно, а потом заметил это, — говорит он, постукивая по блестящему деревянному столу. — Вернее, фотографию этого кабинета в журнале, только несколько лет назад. И помню, о ком была статья. Ты говоришь, что мы выиграли уикенд случайно, в лотерее, но это не может быть правдой. Все это слишком для простого совпадения. Теперь я знаю, кому принадлежит часовня.
Медь
Слово года:
сбить с панталыку — фразеологизм.
Привести кого-то в замешательство,
сбить с толку
28 февраля 2015 года — наша седьмая годовщина
Дорогой Адам!
Это был трудный год.
Октобер О’Брайен была найдена мертвой в лондонском отеле несколько месяцев назад, и ты был одним из последних, кто видел ее живой. В газетах писали о возможном самоубийстве. Записки не обнаружили, но у ее кровати нашли пустые бутылки из-под алкоголя и таблетки. Это было явно губительно. И удивительно. Эта женщина всегда казалась такой счастливой и позитивной, по крайней мере внешне. Ей едва исполнилось тридцать лет, и у нее было все, ради чего стоит жить. Вы двое стали довольно близки — я сама очень к ней привязалась, — а случившееся означает также, что съемки «Камень-ножницы-бумага» отменяются. Ты не можешь снять телесериал без главной звезды шоу.
Похороны были ужасными. Уверена, что большинство находящихся там людей просто разыгрывали то, что, по их мнению, называется горем. Двуличные мошенники. Похоже, когда ты знаменит, настоящих друзей завести еще труднее. Я была удивлена, узнав, что настоящее имя Октобер — Рэйнбоу О’Брайен. Ее родители были хиппи, и никто не надел на службу черное.[30]
— Слава богу, она использовала сценический псевдоним, — прошептал ты.
Я кивнула, но в душе была не согласна. Эта женщина действительно немного напоминала радугу: красивая, пленительная, яркая — и исчезла из нашей жизни, едва появившись. Раньше я думала, что имя — это просто имя. Теперь сомневаюсь. Я подружилась с Октобер, время от времени мы встречались за бокалом хорошего вина, гуляли с собакой и посещали художественные галереи. Я тоже скучаю по ней. Такое чувство, что теперь, когда ее нет, в нашей жизни не хватает чего-то большего.
Поездка в Нью-Йорк казалась отличным способом отметить нашу седьмую годовщину и развеять печаль, пока я не поняла, что она совпала с премьерой последнего фильма Генри Винтера «Черный дом». Ты так хотел угодить был так польщен, когда он заявил своему агенту и студии, что приедет лишь в том случае, если и ты там будешь. Ты вообразил, будто это потому, что он доволен адаптацией и хочет, чтобы ты получил заслуженную похвалу за написанный сценарий. Но не по этой причине он хотел увидеть тебя. И не по этой причине предложил тебе пригласить свою жену.
В последнее время ты был чертовски угрюм немного отстранен, и я не хотела затевать еще одну ссору, но быть третьей лишней рядом с парой писателей, пока они грелись в призрачных лучах непостоянного голливудского солнца, мне не особо понравилось. Как и шествие по красной дорожке в старом кинотеатре на Манхэттене, где состоялась премьера. «Зигфельд» был моим любимым местом — кинотеатр старой школы, оформленный в красно-золотых тонах, с морем плюшевых красных бархатных сидений. Но когда меня сфотографировали, я почувствовала себя обманщицей. Я ненавидела сниматься и в лучшие времена, а тем паче здесь, где по сравнению с присутствующими прекрасными созданиями — с их тонкими талиями и пышными волосами — я для тебя, скорее всего, сплошное разочарование. Трудно сиять, когда тебя окружают звезды. Мысль о том, чтобы просто быть обычным, похоже, делает тебя несчастным, тогда как мне больше ничего не нужно.
Мы условились, что после премьеры проведем время наедине, однако Генри пожелал, чтобы на следующий день ты сопровождал его еще на нескольких мероприятиях. Я понимаю, почему ты не мог сказать «нет»; я просто хотела бы, чтобы твое «да» не звучало так радостно. Понимаю, что ты всегда был его большим поклонником, понимаю, как ты благодарен ему за то, что он позволил адаптировать свои романы, понимаю, что это значит для твоей карьеры, но разве я уже не заплатила за это достаточную цену? Бродить по городу в одиночестве, пока ты держишь за руку обожаемого автора, а не меня, — определенно не то, как я себе представляю счастливую годовщину.
Какое-то время ты был сам не свой. Я знаю, что ты скорбишь по Октобер, догадываюсь, что она была больше, чем просто коллега. Кроме того, несбывшаяся мечта увидеть свою собственную работу на экране, должно быть, тоже расстраивает. Однако меня не покидает ощущение, что происходит что-то еще. То, о чем ты мне не рассказываешь. В наших судьбах есть постоянные обитатели, остающиеся с нами на долгие годы, а есть туристы, просто проезжающие мимо. Иногда бывает трудно заметить разницу. Мы не можем и не должны удержать всех, кого встречаем на пути. В своей жизни мне пришлось столкнуться с большим количеством туристов, с людьми, которых нужно было держать на безопасном расстоянии. Если вы никого не подпускаете слишком близко, никто не сможет причинить вам вред.
Я провела сегодняшний день в одиночестве, посещая районы Нью-Йорка, которые никогда раньше не видела, пока ты следовал за Генри Винтером по всему городу. Пожилой автор может показаться очаровательным в том случае, если вы бываете в его обществе крайне редко, поскольку в реальности этот человек живет как отшельник, пьет как сапожник, и ему невозможно угодить. Я не могу тебе этого сказать, потому что мне не следует этого знать. Я, как и ты, читала все его романы. Последний можно в лучшем случае назвать посредственным, но ты все равно ведешь себя так, будто этот человек — реинкарнация Шекспира.
Я старалась не погрязнуть в подобных мыслях и отправилась на Статую Свободы. Паром до острова был набит битком, но я чувствовала себя одинокой. Внутри памятника на экскурсии я присоединилась к группе незнакомцев. Там были семьи, пары, друзья, и когда мы поднимались по лестнице, я осознала, что у каждого из этих людей есть рядом тот, с кем можно поделиться впечатлениями. Кроме меня. Коллега с работы написала эсэмэску, интересуясь, как проходит поездка. Я знаю ее не так давно, и это показалось мне чересчур фамильярным, поэтому я не ответила.
К короне Статуи Свободы ведут триста пятьдесят четыре ступени. Ступая по ним, я мысленно подсчитывала причины, по которым мы с тобой все еще вместе. В нашем браке по-прежнему много хорошего, но растущее число плохих моментов заставляет меня чувствовать, что все начинает разваливаться. Расстояние между нами, пустота в наших сердцах и словах — это пугает меня. Многие супружеские пары, которых мы знаем, тоже совершают ошибки в отношениях, но у большинства из них есть эдакий невидимый клей молодой семьи, который удерживает их вместе. У нас есть только мы.
Я сделала то, на что никогда не решалась на высоте… я сделала селфи.
После этого я отправилась на Кони-Айленд. Наверное, летом здесь должно быть оживленнее, но мне очень нравилось бродить по закрытым галереям. В последнюю минуту я даже купила для тебя подарок — в этом году он должен быть медным, и, как оказалось, его непросто найти. В нашем браке было так много взлетов и падений! Допускаю, что седьмой год должен быть трудным. Я слышала о семилетнем зуде; уверена, что ты тоже. Тем не менее, что бы ни случилось, я знаю, что не буду первой, кто начнет чесаться.[31]
Когда мои ноги заболели от долгой ходьбы, я отправился обратно в гостиницу с удачным названием «Библиотека». Это небольшой, зато идеально оформленный бутик-отель, полный книг и оригинальных придумок. Каждая комната посвящена своему предмету — у нас была математика. Хотя, учитывая, как сложился этот вечер, было бы уместнее находиться в номере ужасов.
На ужин я заказала нам столик (знала, что ты не вспомнишь) в соседнем стейк-хаусе под названием «Бенджамин», который порекомендовал консьерж. Обстановка и атмосфера вызвали у меня странные ассоциации — нечто среднее между «Сиянием» и «Крестным отцом»[32], что, оглядываясь назад, опять же кажется вполне уместным, но обслуживание и стейки были безупречны. Как и вино. Мы выпили две бутылки красного, пока я слушала, как ты рассказываешь о своем дне, проведенном с Генри. Ты не поинтересовался, чем занималась я, и не обратил внимания на новое платье, которое я купила в «Блумингдейл». Комплименты в наши дни ты делаешь только случайно.