Белые кролики определенно здесь любимая тематика… Они скачут по обоям, шторам, подушкам. Выбор дизайна интерьера неожидан для восьмидесятилетнего мужчины, который любил писать мрачные и тревожные книги. Хотя, как всегда утверждает Адам, лучшие писатели, как правило, не имеют ничего общего со своими персонажами.
Адам смотрит на меня со странным выражением на лице.
— Если ты знаешь хоть что-нибудь о том, что здесь происходит на самом деле, то сейчас самое подходящее время рассказать мне, — произносит он тоном, который обычно приберегает для холодных звонков.
— Не пытайся обвинять меня! Это место принадлежит автору, на адаптацию романов которого ты потратили последние десять лет своей жизни. Он мне никогда не нравился. И его книги тоже. И все происходящее в эти выходные говорит о том, что именно ты — причина, по которой мы заперты здесь в ловушке.
Адам снова смотрит на антикварный письменный стол, который раньше принадлежал Агате Кристи. Тот сделан из темного дерева и довольно маленький, но в него встроено десять крошечных ящичков, которые я по-настоящему замечаю, только когда муж начинает их выдвигать. Каждый напоминает миниатюрную деревянную шкатулку, и когда он вытряхивает первый на свою ладонь, из него вываливается миниатюрная бронзовая статуэтка кролика.
— Я видел его раньше, — бормочет он, тут же переходя к следующему ящику.
Внутри он находит оригами — бумажную птицу, точно такую же, как та, которую он всегда носит с собой в бумажнике. Я молча наблюдаю, как краска отливает от его лица.
Мне не нравится видеть своего мужа в таком состоянии. Все остальные знакомы с другой версией этого человека. Они ничего не знают ни о его настроении, ни о его неуверенности, ни о его регулярных кошмарах о женщине в красном кимоно, которую сбивает машина. Он не просто просыпается задыхающийся и весь в поту, когда она ему снится, — иногда он кричит. Адам провел всю жизнь, убегая от того, что пугало его больше всего, и хотя тот мальчик теперь выглядит как мужчина, он не так уж сильно изменился.
Не в моих глазах.
Он открывает другой ящик и достает старинный железный ключ.
Следующий наполнен медными пенни. Их, должно быть, больше сотни, и на каждом вырезан смайлик.
Керамика
Слово года:
монакопсис — существительное.[38]
Тонкое, но стойкое ощущение,
что ты не на своем месте.
Неспособность распознать свое предполагаемое место обитания,
отсутствие ощущения дома.
28 февраля 2017 года — наша девятая годовщина
Дорогой Адам!
Наш дом больше не кажется нам домом, но по крайней мере в этом году ты не забыл про нашу годовщину. Полагаю, это уже кое-что. Ты снова был погружен в писательство, а я проводила время, занимаясь другими делами с другими людьми.
Мы решили устроить тихий вечер — как большинство в последнее время, — с бутылкой шампанского и едой на вынос, чтобы отпраздновать отметить девять лет совместной жизни. Ужин в гостиной во время просмотра фильма, по нашему общем мнению, был лучшим способом сделать это. Поскольку сидение в тишине только подчеркивает натужность наших попыток завести разговор. Ты вручил мне распечатанный ваучер, явно купленный в последнюю минуту в интернете, для занятий по гончарному делу. Я тебе — кружку с надписью «Уйдите, я пишу!». Я даже подумывала о том, чтобы предложить тебе вдвоем сходить к семейному психологу, но до сих не нашла подходящего момента. Мы оба ступаем так осторожно, что, похоже, забрели в тупик.
Я почувствовала смесь облегчения и волнения, когда раздался звонок в дверь и спас нас от самих себя. Ты вскочил, чтобы открыть, и так долго торчал в коридоре, что я предположила: пришел кто-то из твоих знакомых. Но это оказалась моя подруга с работы. Она плакала. Я слегка пошатнулась, когда увидела вас рядом. Я стараюсь не говорить с ней о нас, но она всегда интересовалась, поэтому, чтобы не показаться грубой, приходилось рассказывать. Наверное, я просто хотела оставить ее себе, чтобы моя подруга не имела к тебе никакого отношения, как бы глупо это ни звучало.
— Что случилось? — заволновалась я, глядя на вас, стоящих в дверях: ты в тапочках, она на высоких каблуках, и по ее лицу текут слезы.
В прошлом году она начала работать волонтером в «Приюте для собак Баттерси». Если бы нам действительно пришлось платить всем, кто работает на благотворительность, мы бы скоро обанкротились. Волонтеры на подхвате у персонала практически во всем: ухаживают за животными, моют их, выгуливают, кормят. Они убирают питомники, рассказывают о нас, где только могут, собирают средства на мероприятиях, а некоторые даже помогают мне в офисе. Так мы и встретились. Взамен в начале этого года я посодействовала ей в получении оплачиваемой работы на полный день, так что теперь мы видимся почти ежедневно.
Мои коллеги относились к ней не так тепло, как я. Они шутили, что мы могли бы быть близнецами, если бы не мои прямые светлые волосы в противоположность ее копне блеклых каштановых кудрей. Но я думаю, что большинство стервозных комментариев были от зависти. Сплетни — это почти всегда любимое дитя ревности. Моя подруга застенчива и не слишком общительна, что вызывает у людей подозрения. А еще она тихая и всегда говорит так, будто сомневается во всем, что выходит из ее собственных уст, будто пробует слова на размер, боясь, что они могут не подойти. Но только не сегодня.
— Мне невыразимо жаль, что я пришла вот так, без приглашения, — бормочет она, вытирая заплаканное лицо тыльной стороной ладони. На ней огромное пушистое пальто с капюшоном, которое совсем не подходит к ее каблукам.
— Что произошло? С тобой все в порядке? — спросила я, и она начала рыдать. — Заходи…
— Нет, я действительно не могу. Адам сказал, что у вас годовщина.
Твое имя в ее устах показалось мне каким-то чужим.
— О, не беспокойся об этом. Мы женаты уже почти десять лет, у нас даже секса больше нет.
Взгляд, который ты бросил на меня тогда, трудно переоценить.
Интересно, что отразилось на моем лице, когда подруга приняла приглашение, вошла внутрь и опустила капюшон, обнажив копну светлых волос. Тусклые кудряшки исчезли, теперь они были уложены, как у меня, и выкрашены точно в такой же оттенок.
— О… — пролепетала она, наблюдая за моей реакцией, когда снимала пальто. — Я изменила прическу.
— Это я вижу, — произнесла я, рассматривая остальные изменения в ее внешности. Ее рабочая униформа, состоящая из толстовки «Баттерси», старых джинсов и кроссовок (это практически все, что я когда-либо видела на ней) уступила место облегающему красному платью. Она выглядела иначе, но в то же время знакомо: она напоминала меня. Она даже говорила, как я. Ист-эндский говор, к которому я привыкла, пропал. С другой стороны, многие люди звучат по-другому, когда нервничают. А она, казалось, очень нервничает, сидя рядом с тобой.
— Я просто… хотела хорошо выглядеть, потому что у меня намечалось свидание… но оно прошло неудачно. Он сказал, что хочет зайти за мной, и я подумала, что он, возможно, старомоден… он казался добрым… но теперь он знает, где я живу. Он угрожал мне и стал очень агрессивным, когда я не пригласила его войти, и… Мне так жаль, я больше никого не знаю в Лондоне, кроме тебя и…
— Все в порядке, теперь вы в безопасности. Не хотите ли бокал шампанского? — предложил ты, и она улыбнулась, обнажив зубы, которые показались мне белее, чем раньше.
Ты всегда лучший муж, когда присутствуют зрители.
Мне было так жаль свою подругу, пока мы втроем сидели в гостиной, пили наше юбилейное шампанское и слушали, казалось, бесконечные страшные истории о ее одинокой жизни. Я и представить себе не могла, каково это в нашем возрасте — остаться одной. Мир так сильно изменился — всё онлайн: знакомства, быстрые знакомства, приложения для знакомств. Все это звучит ужасно. Я никогда не замечала раньше — возможно, потому что она хорошо скрывала это под мешковатыми футболками и старыми джинсами, которые обычно носила, — но моя подруга очень красива, когда прилагает к этому усилия. Если одинокая жизнь так тяжела для нее, представь, на что это было бы похоже для нас, простых смертных. Я чувствовала себя слишком старой для этого. Я наблюдала за тобой, наблюдала за ней и была очень добра и внимательна. Она постоянно сияла, пока ты вел вежливую беседу, будто существовала норма на улыбку, которую она должна была выполнить до конца вечера. Я была рада, что вы двое вроде бы поладили. Когда мы открыли еще одну бутылку, продолжая слушать ее откровения об ужасных свиданиях с ужасными мужчинами, я осознала, как мне же повезло, что у меня когда-то случилось одно из лучших свиданий.
— Что ж, было приятно наконец-то познакомиться с твоей женой с работы, — прошептал ты, когда мы забрались в постель. Она спала в комнате для гостей, и, учитывая количество выпитого ею алкоголя, вероятно, необходимости понижать голос не было.
— Не представляю, почему я никогда раньше не приглашала ее. Теперь, когда я думаю об этом, не понимаю, как она узнала, где я живу. Не помню, чтобы я когда-либо давала ей наш адрес. Тем не менее я рада, что ей удалось найти меня.
— Она не совсем такая, какой я ее себе представлял по твоему описанию. Она кажется… милой.
Ты произнес это так, словно это было оскорбление.
— Ты находишь ее привлекательной?
Ты рассмеялся.
— Нет.
— В самом деле? Несмотря на прическу, каблуки и макияж…
— В самом деле. Кроме того, я не могу разглядеть всего этого, забыла? Я вижу только то, что внутри.
— И что же ты увидел? Внутри?
— Актриса. Я встречался с ними достаточно часто, чтобы понимать, каковы они.
Я рассмеялась.
— Это безумие… Большую часть времени она тихая маленькая мышка.
— Не все актрисы блистают на сцене. Некоторые ходят среди нас, маскируясь под обычных людей. — Мы оба рассмеялись, и ты прижал меня к себе еще крепче. Есть что-то совершенно волшебное в том, чтобы лежать в уютной постели, когда на улице холодно. Делиться теплом тела с тем, кого любишь. Или к кому привык. Но только потому, что мы все еще спим в одной постели, это не значит, что наши мнения совпадают.