Пока я ел, Ит в нетерпении метался по ветке, убегая всё дальше и дальше, останавливаясь, чтобы оглядеться и прислушаться, затем возвращаясь ко мне. Он родился совсем недавно, но вёл себя так уверенно, словно был уже вполне взрослым.
— Мы высоко над землей, — он вернулся и устроился радом со мной. — Хорошо бы спуститься пониже.
Возможно, мне следовало бы прислушаться к его мнению, ведь я уже положился на его инстинкт при выборе пищи. Но карабкаться по веткам в скафандре было очень неудобно, я боялся споткнуться о переплетения лиан.
Став на четвереньки, я пополз вниз, ощупывая пространство перед собой. Вскоре я добрался до того места, где лианы брали начало — до гигантского ствола дерева.
Каким же огромным он был. Мне кажется, если бы он был полым, внутри вполне мог бы разместиться дом средних для Ангкора размеров, высоту же его мне было даже не вообразить. Я попытался представить, как далека от нас поверхность этого заглушаемого растительностью мира. А вдруг вся планета покрыта подобными деревьями?
Если бы не лианы, я бы никогда не спустился вниз, но их изгибы, скользкие и ненадёжные, всё же служили мне опорой. На моём поясе висел моток троса с крючком на конце, предполагалось, что с его помощью можно закрепиться на поверхности корабля во время ремонтных работ; на «Вестрисе» я не сумел обнаружить его. Теперь я воспользовался им. Зацепив крюк за лианы, я спускался на длину троса, затем выдёргивал крюк и цеплял его снова. Я продвигался вниз с большим трудом и вскоре едва не падал от усталости. Удушливая жара усугубляла мои трудности.
Я добрался до очередной развилки. Эта ветка была ещё толще, чем первая. Я залез на неё, довольный тем, что благополучно преодолел хоть это небольшое расстояние. Густая листва практически не пропускала света, и здесь было темно, как в пещере. Я подумал, что на земле, под скрывающим небо лесным шатром, царит вечная ночь. Даже сюда свет, очевидно, проникал через проём, оставленный спасательной шлюпкой.
На этом уровне уже не рос мох с дыхательными чашечками. Вместо него повсюду виднелись грубые, покрытые шипами наросты, из которых свешивались вниз длинные и тонкие, как нити, усики. На них выступали капельки живицы или похожего на неё вещества. Эти капельки слабо мерцали. Я решил, что это приманка, привлекающая жертву либо с помощью свечения, либо благодаря своему запаху. В них завязло несколько насекомых, временами они предпринимали отчаянные попытки высвободиться, изо всех сил раскачивая похожие на ниточки усики.
Ит замер рядом со мной, я чувствовал, что он недоволен моей медлительностью. Ему не мешал скафандр, и он один уже давно добрался бы до земли. Теперь он требовал, чтобы я шёл дальше. Но если он и боялся чего-то в этом древесном мире, то не стал делиться со мной своими опасениями. Он вёл себя по отношению ко мне, как взрослый, вынужденный иметь дело с ребёнком, о котором надо заботиться и чьё присутствие затрудняет и усложняет выполнение неотложной задачи.
Пыхтя и охая, я снова начал спускаться. Ит скользнул мимо меня и исчез с такой легкостью, что я не мог ему не позавидовать, мне же приходилось ползти, закреплять крюк, цепляться за него, высвобождать его, снова закреплять и снова ползти. По мере того как сгущалась тьма, я стал с большей осторожностью втыкать крюк и подолгу искал опору для рук.
Постепенно у меня создалось впечатление, что я пустился в путь в полдень, а теперь уже вечерело. К счастью, многие растения светились, а покрытые шипами наросты, сочившиеся живицей, становились всё больше и больше и распространяли вокруг себя тусклый свет. Возможно, действительно наступала ночь.
При мысли об этом я удвоил свои усилия. Меньше всего мне хотелось быть застигнутым темнотой на бесконечных лестницах, образованных переплетением лиан. Не останавливаясь, я миновал ещё две ветви, хотя меня и тянуло отдохнуть на них, и упрямо продолжал спускаться вниз.
После исчезновения пившего из лужи существа, мне попадались лишь насекомые. Их здесь было превеликое множество, самых разных — от ползавших по лианам и коре до мириадов крылатых существ. У самых крупных из них тоже были радужные световые пятна. Их антенны, крылышки и другие части тела сверкали яркими красками, в отличие от призрачно-сероватого света, распространяемого растениями. Я видел искры красного, голубого и ярко-зелёного цвета, казалось, вокруг меня порхали на крылышках крошечные драгоценные камни.
Стояла уже глубокая ночь, когда, отчаянно цепляясь за грубую кору, я спустился с последней петли лианы, которая упиралась в землю далеко в стороне от дерева. Я спрыгнул на мягкую подстилку из опавшей листвы и провалился в неё по колено. Тёмная, безлунная и беззвёздная ночь.
— Сюда! — раздался зов Ита. Я барахтался в перегное, пытаясь нащупать ногами твёрдую почву. Однако теперь я повернулся в том направлении, откуда раздался его призыв.
Корни лиан расползались в стороны от чудовищного ствола дерева, между ними и стволом оставалось небольшое пространство, в котором не росли светящиеся растения и было совершенно темно. Мне показалось, что мой спутник нашёл там себе убежище. Опираясь на лианы, я с трудом вытащил ноги из вязкого перегноя и, протиснувшись в щель между корнями, оказался в пещере. У нас не было ни света, ни оружия, но всё же мы могли чувствовать себя относительно защищёнными. Я не имел ни малейшего представления о том, какие существа бродят под пологом леса. Всегда лучше заранее предположить худшее, чем обманывать себя ощущением ложной безопасности. Практически во всех мирах на деревьях обитают мелкие животные, а крупные живут на земле.
Я согнулся и сел, прижавшись спиной к корню дерева. Я расположился лицом к выходу, чтобы ни одно движение за завесой корней не утаилось от моего взгляда. И чем дольше я сидел в темноте, тем лучше различал окружающие нас предметы.
К моему поясу был прикреплён фонарик, однако не стоило включать его без особой необходимости. Его свет вполне мог привлечь внимание тех тварей, встречи с которыми я стремился избежать. Мелькали искры света, отмечавшие движение крылатых существ. Теперь появились и другие, они не летали по воздуху, а ползали по земле.
Воздух звенел от множества звуков. Не успел я устроиться, как раздался глухой прерывистый писк. Затем неподалёку послышалось сопение, которое постепенно слабело, пока не утихло вдали. Из последних сил я боролся со сном, воображение рисовало мне яркие картины того, что произойдёт, если я закрою глаза и не замечу вовремя какую-нибудь тварь, которая подползёт или неслышно подкрадётся к нашему ненадёжному убежищу.
Я не спускал пальца с кнопки фонарика. Возможно, если у нас не будет другого выхода, нам удастся ослепить дерзкого охотника внезапной вспышкой света и убежать.
Ит вскарабкался на своё любимое место у меня на плечах. Он потяжелел, должно быть, рос, причём гораздо быстрее, чем котёнок или детёныш любого другого известного мне животного. Я почувствовал, как его жёсткая, похожая на проволоку, шерсть царапнула по моей коже. У меня отнюдь не возникало желания погладить его или приласкать.
— Куда мы пойдём дальше? — не то, чтобы я рассчитывал получить чёткий ответ на свой вопрос, просто общение с существом, которое не было таким враждебным, как всё, окружающее меня, действовало успокаивающе.
— Ночью никуда. Это место ничуть не хуже любого другого, — я снова уловил в его словах раздражение.
— А утром?
— Куда глаза глядят. Одно направление ничем не лучше другого. Мне кажется, это большой лес.
— Спасательная шлюпка упала не далеко отсюда. Там остались инструменты, оружие, если оно всё ещё действует.
— Приятно слышать. Ты начинаешь думать. Да, нашей первой целью будет корабль. Но не последней. Не думаю, что мы можем рассчитывать на помощь спасателей.
Я с трудом боролся со сном, Ит устроился поудобнее на моих плечах и груди, и я почувствовал, как его шерсть кольнула меня.
— Спи, раз тебе хочется, — уловил я его отрывистую мысль, — если ты будешь плохо обращаться со своим телом, оно выйдет из повиновения. Завтра утром тебе понадобится послушное тело и ясный ум.
— А если какой-нибудь ночной зверь, рыскающий по лесу, решится вытащить нас из этой норы? Тарки в своём панцире и то в большей безопасности.
— Когда это случится, тогда и будем думать, что делать. Мне кажется, я чувствую опасность острее, чем ты. Я уже говорил тебе, что у этого тела есть определённые преимущества.
— У этого тела? Скажи мне, Ит, а каким должно быть твоё настоящее тело?
Я не получил никакого ответа, если не считать ответом внезапно возникшую между нами непроницаемую стену. Я понял, что, сам того не желая, оскорбил своего спутника. Ит, очевидно, был не склонен рассказывать мне о той жизни, которую он вёл, а, может, и не вёл до того момента, когда Валькирия, оказавшись на болотистой планете, проглотила чёрный камень.
Его доводы показались мне достаточно убедительными, я не смогу всё время не спать. Если у Ита есть чувство опасности, присущее животным, но давным-давно притупившееся у представителей моего вида, то он поднимет тревогу раньше, чем я хоть что-нибудь услышу или увижу.
Поэтому я сдался и заснул, откинувшись на корень дерева; над окружающим меня диким миром простиралась глухая чёрная ночь. Мне ничего не снилось, а если и снилось, то, проснувшись, я всё забыл. Внезапно Ит вывел меня из забытья.
— …справа… — обрывок мысли, острый как наконечник копья, разбудил меня, вонзившись в мозг. Я заморгал, пытаясь стряхнуть остатки сна.
Затем я заметил тусклое свечение. Пока я спал, темнота, вероятно, немного рассеялась.
Он стоял, слегка наклонившись вперёд, но на двух ногах, а не на четырёх, казалось, это положение было для него не совсем привычно, а может быть, он просто прислушивался или с подозрением вглядывался в темноту. Очевидно, ему удалось уловить непривычный запах. Однако его голова была повёрнута в сторону от нас.
Подобно разноцветным насекомым и растениям, он тоже светился в темноте. При этом он имел весьма странный вид: сероватые светящиеся пятна располагались лишь на определённых участках тела, не покрывая его целиком. Большое круглое пятно светилось у него на макушке, а ниже,