– Открой мне свое сердце, Вэлаша. Только так ты обретешь мир.
Его глаза пылали, как два золотых солнца. Длинные черные когти, похожие на драконьи, выросли на месте пальцев.
– Не причиняй ему вреда! – закричал я. – Ты не можешь причинить ему вред!
– Так ли?
– Не можешь, это только сон.
– Ты так думаешь? Тогда попробуй проснуться.
Морйин повернулся к напуганному мальчику и, издав возглас сожаления, разорвал ему грудь. А потом поднял все еще трепещущее сердце в когтях так, чтобы я мог его видеть.
Ты убил его! – Мне хотелось кричать… Но лишь горький всхлип вырвался из пересохшего горла.
– Говорят, если умрешь во сне, то умрешь и в жизни. – Морйин посмотрел на бьющееся сердце. – Нет, Вэль, я не убил его. Пока.
С этими словами он вложил сердце в грудь мальчика и исцелил рану, прикоснувшись к ней золотыми губами. Мальчик открыл глаза и с ненавистью посмотрел на Морйина.
– Видишь, – с тяжелым вздохом произнес тот, – я не могу требовать , чтобы ты открыл мне свое сердце. Такие дары преподносят только добровольно.
Я закусил губу и почувствовал вкус крови. Темная солоноватая жидкость увлажнила горящее горло.
– Этому не бывать!
– Нет? – гневно спросил Морйин. – Тогда ты и вправду умрешь.
Его голова вдруг сделалась огромной, удлинилась, покраснела и покрылась чешуей. Глаза стали красно-золотыми и ярко вспыхнули. Раздвоенный язык затрепетал, словно пробуя на вкус страх, разлитый в воздухе. Потом он раскрыл пасть и выпустил струю огня, окатившую мальчика с головы до окровавленных ног. Тот закричал, когда плоть начала обугливаться. Закричал и я, умоляя прекратить пытку.
Но Морийин не остановился и изрыгал пламя, словно отдавая всю свою горечь и ненависть. Я чувствовал, как моя кожа покрывается пузырями, и понял, что скоро Морйин исцелит ее прикосновением губ и снова и снова будет жечь меня, пока я не сдамся или не умру. Я чувствовал, что если буду бороться с ужасным пламенем, оно не потухнет никогда. Так что я поддался ему, позволил проникнуть глубоко в кровь. Я ощутил жжение киракса в моей крови и неожиданно понял, что могу двигаться. Сжав кулак, я обрушил его на голову Морйина. Внезапный удар оглушил его, и я успел пробежать сквозь огонь, исходивший из его рта, к почерневшей окровавленной двери. Мальчик, весь черный, корчился и кричал, умоляя помочь ему. Я как-то освободил его, разрывая плоть и ломая кости; потом, прижимая мальчика к себе, ощущая дикий стук его сердца и его крики, как свои собственные, отворил дверь…
Надо мной склонилась Атара, прижимая ко лбу холодную мокрую ткань. Моя голова покоилась на ее бедре. Я лежал на мокрых от пота шкурах около костра и через мгновение понял, что все еще кричу. Тогда я закрыл рот и прикусил окровавленную губу, борясь с чудовищным жжением в теле. Мастер Йувейн, заваривший еще чая, держал мою руку, щупая пульс. Мэрэм сидел рядом, в беспокойстве теребя густую бороду.
– Мы не могли тебя разбудить, – сказал он. – Хотя ты кричал так, что поднял бы и мертвого.
Я сжал руку Атары, благодаря ее за заботу, и сел, обнаружив, что все еще прижимаю другую руку к сердцу, однако раненый мальчик исчез.
– Теперь-то ты в порядке?
Глаза тоже жгло. Деревья казались неясными серыми тенями. Сверчки стрекотали в кустах, немногочисленные птицы выводили свои первые утренние песенки. Это было то ужасное время между ночью и утром, когда весь мир по-своему борется со смертью.
Я поднялся, содрогаясь при виде пламени, которое, казалось, по-прежнему жгло мою кожу, и отступил от костра.
– Все еще ночь, – сказала Атара. – Куда ты?
– Спущусь к ручью, искупаюсь. – Мне хотелось отмыть обгоревшую кожу с рук и охладить пылавшее тело в прохладной воде.
– Не иди в одиночку. Сейчас, только лук захвачу…
– Нет! Все будет в порядке, я возьму с собой меч.
С этими словами я взял кэламу, лежавшую неподалеку, и пошел к ручью.
В сером лесу слышалось какое-то жуткое движение. Мне почудилось, что я вижу темные серые тени, наблюдающие за мной из-за деревьев. Но, присмотревшись, я понял, что это только кусты: стрельник и ведьмин орех, и еще другие, чьи названия я толком не помнил. Я шел по лесу, шурша старой листвой и наступая на веточки, чувствуя запах звериного помета, папоротников и запах собственного страха.
Потом я неожиданно вышел на поляну и увидел ручей. Он журчал среди камней, словно серебряная лента под звездами. Я поднял взор к светлеющему небу с великой радостью, что могу видеть эти сияющие источники света. На востоке над темной полосой леса вставало созвездие Лебедя. Рядом с ним сияла Вэлаша, Утренняя звезда – почти такая же яркая, как луна. Я задержал взгляд на своем тезке и преисполнился великой надежды.
Тут я ощутил, что холодная рука трогает меня за плечо, и сначала рассердился, решив, что Мэрэм или Атара все-таки последовали за мной. Но повернувшись с раздражением, увидел, что передо мной стоит Морйин.
– Ты в самом деле хотел сбежать от меня?
Я уставился на его золотые волосы и огромные золотые глаза, отливавшие в ночи серебром. Когти куда-то исчезли; он был одет в шерстяной дорожный плащ поверх своей драконьей туники.
– Как ты попал сюда? – выдохнул я.
– Разве ты не знаешь? Я следую за тобой из самого Меша.
Я схватился за рукоять меча. Может, это все еще сон? Или иллюзия, созданная Морйином так же, как художник создает изображение на холсте при помощи красок? Ведь он – Повелитель Иллюзий… Увы, это все-таки была не иллюзия. И он сам, и пламенные слова, исходившие из его уст, казались вполне реальными.
– Поздравляю тебя – ты сумел найти выход из моей комнаты. Меня это и удивило, и обрадовало.
– Обрадовало? Почему?
Морйин объяснил, что происходившее со мной во сне было лишь испытанием и способом пробудить меня. Похоже, он опять лгал, однако я все равно его слушал.
– Я говорил тебе, что добр. Но иногда сострадание губительно.
– Ты говоришь о сострадании?
– Да, потому что знаю о нем больше, чем любой человек.
Он рассказал мне, что мой дар ощущать горести и радости других имеет название – вэларда . Оно означает сердце звезд и страсть звезд. Потом Морйин указал на Утреннюю звезду и на яркие Солару и Эльтару в созвездии Лебедя. Весь Звездный народ, живущий среди этих огней, обладает даром вэларды. Потомки Элахада и других валари, пришедших в Эа давным-давно, утратили дар во время упадка последующих тысяч лет. Теперь лишь немногие благословленные души, подобные мне, знакомы с ужасной красотой вэларды.
– Она знакома и мне. Но есть путь положить конец страданиям.
– Как?
Он вытянул ладони, и они вдруг наполнились золотым сиянием, словно полированная чаша.
– Ты горишь, Вэлаша? Мучает ли еще тебя киракс с моей стрелы? Хотел бы ты исцелиться от яда и заодно от глубочайших твоих страданий?
– Как? – Несмотря на прохладу, исходившую от ручья, меня снова пожирала лихорадка.
– Я могу освободить тебя от этого дара. Или от боли, которую он причиняет.
Морйин указал на кэламу, которую я все еще сжимал в руке.
– Видишь ли, вэларда – как обоюдоострый меч. Ты можешь использовать ее только одним способом.
По его словам, истинные валари, как он называл Звездный народ, могли не только воспринимать чувства других, но и передавать свои.
– Ты испытываешь ненависть, Вэлаша? Случается ли тебе стискивать зубы, чтобы удержать бушующую внутри злость? Я знаю , что да. Но ты можешь использовать ее как оружие, которое сокрушит твоих врагов. Хочешь, я покажу тебе, как заострить клинок этого меча?
– Нет! – закричал я. – Это неправильно! Это исказит яркое лезвие, выкованное самим Единым. Пусть вэларда и обоюдоострая, как ты сказал, но я никогда не использую священный дар во вред другим. Так же, как не использую для убийства кэламу.
– Ты будешь убивать этим мечом. – Он указал на кэламу. – И вэлардой тоже. Знаешь, Вэлаша, отдавать свою боль другим – единственный способ не чувствовать их боль.
Я закрыл глаза, ища в себе то ужасное оружие, о котором говорил Морйин, и боясь отыскать его.
– Все, что ты говоришь, – неправда, – выдохнул я. – Это зло.
– Разве неправильно убивать своих врагов? Разве не они – то зло, что противостоит самым благородным твоим мечтам?
– Тебе не понять, о чем я мечтаю.
– Неужели? Разве твоей самой заветной мечтой не является прекращение войн? Послушай меня, Вэлаша, послушай очень внимательно: я ничего не хочу так, как остановить войны.
Я вслушивался в журчание ручья, в слова, слетавшие с золотых губ, и боялся, что он говорит правду.
Морйин продолжал:
– Короли и знать Эа любят войны, так как те дают им власть над жизнью и смертью других. И они принадлежат тьме, тогда как мечтатели, подобные тебе и мне, принадлежат свету. Смерть и сама великий враг. Наш страх перед ней. Поэтому мы должны вернуть камень Света. Только он принесет людям дар истинной жизни.
– Но в «Законах» написано, что лишь Элийины и Галадины обладают такой жизнью.
Глаза Морйина вспыхнули ненавистью в неверном утреннем свете.
– Все Галадины были когда-то Элийинами, тогда как Элийины были когда-то людьми. Но они ревниво относятся к своему могуществу. Теперь они будут удерживать людей, подобных тебе, от путешествия, которое сами когда-то проделали.
– Мне не нужно бессмертие.
– Ложь, – мягко произнес он.
– Все люди умирают.
– Не все, – заметил Морйин, расправляя складки плаща.
– Страшиться смерти не стыдно. Истинная храбрость в том…
– Лги мне, если хочешь, Вэлаша, но не лги себе самому. – Он взял меня за руку, и тонкие пальцы сжались с угрожающей силой. – Смерть каждого делает трусом. Думаешь, истинная храбрость состоит в том, чтобы поступать правильно, даже если боишься? Но ты совершаешь поступки, не зная, что на самом деле правильно, так как страшишься собственного страха и не желаешь взглянуть ему в глаза.
Я молча закусил губу.