— Взгляните, граф. — Людовик жестом пригласил гостя взять камень в руки. — Я слышал, вы можете вывести эту муть.
Сен-Жермен прищурился и начал поворачивать бриллиант, поднеся к свече.
— Прекрасный цейлонский алмаз, — наконец, сказал он. — Редкого отлива. И гранение хорошее. Я всегда считал, что высокая индийская роза — лучшая обработка для камней яйцевидной формы.
— Он вам знаком? — Осведомилась маркиза де Помпадур, склоняя на бок свою крошечную птичью головку. — Говорят, камни такой величины — большая редкость и каждый имеет сою историю.
— Да. Но я бы не стал принимать их все на веру. Об этом говорят, например, что вместе с парным бриллиантом он служил глазам статуе древней богини Тары и был похищен в XV веке алчным жрецом, который и стал его первой жертвой.
Гости затаили дыхание, хотя самому графу история казалась тривиальной.
— По другой версии, Голубой алмаз попал в Европу гораздо раньше, вместе со странствующими рыцарями-крестоносцами и осел у катаров в Лангедоке, — продолжал Сен-Жермен. — Когда ересь была разгромлена, таинственных сокровищ так и не нашли. Говорят, что последние альбигойцы в 1328 году скрылись с ними в пещере Ломбрив, где были заживо замурованы королевскими войсками. Ровно через 250 лет сам Генрих Наваррский пришел отдать им дань скорбной памяти, и ему как потомку графов де Фуа вышедшие из подземного озера старцы вручили свое сокровище — Голубой алмаз. С тех пор удача не покидала Францию. Впрочем, это тоже лишь легенда. — Сен-Жермен улыбнулся, всем видом показывая, сколь мало значения следует предавать людским пересудам. — Что Ваше Величество намеревается делать с камнем?
— Я хотел бы увеличить его цену. — Людовик вздохнул. — Идет война и обстоятельства могут сложиться так, что я решу с ним расстаться. Ответьте, можно ли уничтожить это пятно?
— Теоретически все возможно. — Сен-Жермен повертел камень в руках. — Однако я не стал бы избавляться от этой дымки. Пятно — душа камня. — граф улыбнулся. — Это значит, что когда-то на него дохнула сама Мать Всего Сущего. Белиссена, как говорят в Южной Франции. От ее дыхания в глубине затеплилось маленькое облачко, подарившее алмазу жизнь. Сейчас там живет крошечный дух, Принц Камня. Я могу попробовать уговорить его уйти. Тогда бриллиант станет совершенен. Но абсолютно мертв. Как мертв его близнец. Хотите я покажу вам парный алмаз?
Гости, явно не ожидавшие такого поворота дела, издали вздох удивления. Сен-Жермен поднялся, вышел в смежную комнату, служившую кабинетом, порылся в резной индийской шкатулке черного дерева и извлек из нее бархатный мешочек.
— Вот, — граф вытряхнул на стол другой камень, размерами и огранкой точь-в-точь соответствовавший Голубому, но имевший теплый зеленовато-золотой отлив.
— Но они разные! — Воскликнул король. — По цвету, я имею ввиду.
— У богини Тары было два глаза, — невозмутимо пояснил граф. — Один голубой, другой зеленый. Правым она смотрела на Запад, левым — на восток. А зрачок только один. Тот глаз, в котором он находился, был глазом мудрости и милосердия. Тот же, что оставался пуст — гнева и разрушения. Чтоб сохранить равновесие мира, пятно перемещалось из одного камня в другой.
— Готова поспорить, что у этого алмаза тоже есть свои истории, — мадемуазель дю Оссет приготовилась слушать.
— Сколько угодно, дитя мое, — кивнул граф. — Он зовется «Великий Могол». Его первый владелец Надир Шах. Я был с ним коротко знаком. Кровавый убийца, но чрезвычайно талантливый человек. Он назвал бриллиант «Дерианур», что значит «Море Света».
— Все это прекрасные легенды, — сказал король. — Их приятно слушать, глядя на драгоценности, праздно лежащие на столе. Но если я решу продать свой камень, все изменится. — Людовик бросил взгляд на плотного лысоватого мужчину в скромном бархатном камзоле без вышивки. До сих пор он смиренно сидел в стороне, не проронив ни слова, словно беседа «больших господ» не имела к нему никакого отношения. — Сейчас метр Гонто, мой безжалостный банкир, дает за камень 6 тысяч ливров. — продолжал король.
Метр Гонто поклонился.
— Без пятна камень будет стоить 10. Беретесь ли вы обогатить меня на 4 тысячи?
— Для чего Вашему Величеству пустяковая сумма, когда обладая этим бриллиантом, вы обладаете всеми сокровищами мира? — Улыбнулся Сен-Жермен. — Но коль скоро вы жаждите от них избавиться, я готов помочь. Королевская воля — закон. — В голосе графа прозвучало столько иронии, что Людовик поморщился. — Химическая реакция по выведению пятна займет около недели. Вы готовы оставить камень здесь?
Король кивнул.
Было далеко за полночь, когда гости начали разъезжаться.
— Он тебе не понравился? — С грустью спросила короля маркиза де Помпадур, оказавшись с ним наедине в карете.
— Он странный человек, — нехотя отозвался Людовик. — Ты не находишь, что Медичи, Генрих IV, Надир Шах, катары… для одного вечера многовато? И для одной жизни тоже.
— Нет, — покачала головой женщина. — Если эта жизнь длится вечно.
Король с шумом выдохнул воздух.
— Я не люблю шарлатанов, рассказывающих о себе невесть что!
— Он не шарлатан! — Запротестовала дама. — Ты сам говорил, что твой дед принимал его услуги. А король Солнце знал, что делал.
— Теперь я король, — оборвал ее Людовик. — И сам решаю, чьи услуги принимать.
Оба знали, что это не правда. В обычной жизни Луи был зависимым человеком и очень не любил спорить. Иногда Помпадур приходилось побуждать его к самым простым действиям — написать письмо или согласиться на аудиенцию. Почему в его покладистой безвольной душе обнаружилась такая неприязнь к милейшему любезнейшему графу, король и сам не знал.
— Но ты все же не противился встрече и даже оставил ему камень, — возлюбленная мягко подтолкнула Людовика в бок.
— Только ради твоего удовольствия, mon ami. Только ради твоего удовольствия, — губы Луи сложились в усталую улыбку. — Я же знаю, как ты любишь возиться с самыми странными и опасными чудаками. Взять хотя бы твоего Вольтера. Он пишет гнусности против французской короны и церкви. Его никто не устраивает: ни папа, ни я, ни законы. Разве не я приговорил его книги к публичному сожжению? Разве не от меня он бежал в Швейцарию?
«Боже, какого ты о себе высокого мнения!» — в душе рассмеялась Помпадур.
— И что же? Что я вижу? — Продолжал король. — В моем собственном доме, моя обожаемая дама сердца переписывается с этим еретиком, посылает ему деньги… Я все прощаю тебе, mon ami, — гнев, было сверкнувший в королевских глазах, погас. — Потому что ты неподражаема, восхитительна, прекрасна.
Помпадур знала, что в этот момент ей стоит пересесть к нему на колени и запрокинуть голову. Луи обвил рукой ее по-девичьи хрупкий стан и так сжал, что косточки корсета жалобно скрипнули.
— Потому что мне просто лень сердиться на тебя, мое сердце.
Начальный этап работы с бриллиантом занял у Сен-Жермена пару дней. Графу казалось, что он сумел разбудить духа Голубого алмаза и объяснить ему, что тот должен перейти в новый дом. Дух повиновался с радостью, но путь его был труден.
Поместив бриллиант в один из световых колодцев химической лаборатории, Сен-Жермен решил отдохнуть. Стряхивая с пальцев следы от зеленого льва, граф вдруг услышал во дворе стук колес. К главному крыльцу подкатила элегантная карета с щегольскими рессорами красного дерева и из нее вышел плотный человек в паричке набекрень. Сен-Жермен тот час узнал в нем банкира Гонто.
— Приветствую Вас, друг мой, — граф любезно улыбнулся гостю. — Что заставило Вас покинуть столицу?
— Маркиза прислала меня к Вам, — отдуваясь ответил толстяк. — По важному делу. В городе завелся некто Гов. Бывший откупщик и мелкий плут, не раз обанкротившийся должник, который теперь выдает себя за вас и собирает вокруг себя целые толпы сброда.
Сен-Жермен на мгновение остолбенел, не веря своим ушам.
— За меня? Забавно.
— Ничего забавного, — метр Гонто снял парик и отер вспотевшую лысину платком. Он пророчествует не весть что! Грабежи, смуты, падение королевской династии, гибель Франции, 25 лет террора, войн и братоубийства. Голод в Париже, иностранные войска на улицах… И выдает все это за ваши предсказания.
Граф окаменел.
— Маркиза, зная вашу скромность и сдержанность в прогнозах, специально послала меня к вам, чтоб сообщить об этом.
— Благодарю, друг мой. Благодарю, — протянул граф. — К несчастью, я знаю этого Гова. Пять лет назад я нанял его в Неаполе камердинером. Италия для меня — чужая страна. Мне было приятно иметь возле себя француза, слышать не заученные реплики, а живой язык… Вскоре он бежал, прихватив с собой кое-что из моих бумаг.
На полном лице метра Гонто отразился нескрываемый ужас.
— Так значит… — он не договорил, умоляюще глядя на графа и прося его опровергнуть страшные пророчества.
— О, нет, не бойтесь. — Сен-Жермен знаком попросил банкира успокоиться. — Этот несчастный, как и все профаны, путает то, что может быть и то, что действительно будет. Не предавайте значения тому коктейлю из знаний, которым он пичкает трактирную публику.
— Что же вы собираетесь делать? — Спросил совершенно сбитый с толку метр Гонто.
— Я приму свои меры. — Ободряюще улыбнулся Сен-Жермен. — Для начала попрошу вас отвезти меня в Париж и показать этого смутьяна.
— Я к вашим услугам, — банкир поклонился.
Через десять минут граф был готов в путь. Он сменил кожаный фартук, запачканный реактивами, на скромный но дорогой камзол серого бархата, расшитый серебряной канителью. На голове, скрывая черные, как вороново крыло, волосы, сидел аккуратно напудренный парик. В руках толстая эбеновая трость с резной камеей в рукоятке. На губах неизменная улыбка.
— Едемте.
Путь до Парижа занял два часа. Граф хранил молчание. Оно не было напряженным. Скорее выдавало задумчивость и грустные мысли. Метру Гонто было от этого не по себе. Он предпочел бы развлечься беседой, порассказать о семье, о детях, о падении нынешнего оборота банков в связи с прусской войной. Спросить у чудного гостя, раз он такой завзятый пророк, скоро ли конец этой разорительной бойне с Фридрихом, и куда выгоднее вкладывать деньги — в перевозки зерна из Нового Света, или в индийский чай — тоже ведь мода пошла!