акомые. Правда, в последнее время любопытства в нем из-за плохого самочувствия поубавилось: болела спина и беспокоила необычная слабость и разбитость. Он обошелся бы поэтому и без Алексея Григорьевича, но когда тот явился в амбулаторию, представился и спросил, не нужна ли помощь в приеме больных, натура старика взяла свое - он как бы очнулся, приободрился и вылез из скорлупы, в которую его загнало затянувшееся недомогание. У него на приеме был давний его знакомец Степан, который корчился от боли в плече, неестественно выгнутом и вывернутом. Иван Герасимыч знал, что у него: он тысячу раз это видел - но испытывал то мешкотное и почти безвольное состояние, какое бывает у старых или очень больных людей, когда они хорошо понимают, что от них требуется, но чтоб приступить к делу, не хватает душевных сил и внутреннего подъема: их надо собирать по частям и по крохам, а на это уходит время. -Что это, знаешь?- спросил он Алексея. Тот подскочил к Степану. -Вывих! А я не вправлял никогда!..- и лицо его выразило при этом воодушевление. Иван Герасимыч глянул поверх очков на больного, затем на разгоряченного доктора. -Конечно вывих. Что ж не учили вас ему? Самое расхожее дело. А еще в кружок ходил. -У нас это редко. -У вас писчий спазм больше? Показать, как это делается? -Показать конечно! Обезболим только новокаином! -Новокаином?..- Иван Герасимыч поглядел на пациента, подававшего выразительнейшие сигналы о помощи.- С новокаином каждый сможет. Надо хоть раз так сделать: вдруг в поле случится. А оно так обычно и бывает. Это Степан - я еще его отцу грыжу делал... Дашься? Степан разжал зубы. -Давай!.. Быстрей только! Сил терпеть нету!.. -Терпи...- и Иван Герасимыч взялся за его плечо и локоть.- Смотри, Алеша. Одной рукой берешь здесь, другой тут и вот так делаешь...- Он показал движение, не делая его.- Давай! Сильней только!.. Что он тебе, барышня?!. Алексей приложил усилие - раздался характерный щелк, и рука стала на место: на удивление всем и в первую голову - целителю. Степан охнул и начал немедля растирать больную руку здоровой. Ирина Сергеевна, вошедшая в эту минуту в кабинет и ставшая невольной свидетельницей вправления, неуютно поежилась: она не была хирургом по призванию. -Молодец,- скупо похвалил старик.- Хватка у тебя есть, а остальное приложится. В нашем деле надо силу в руках иметь - без нее и соваться нечего. А я думал, не сделаешь,- прибавил он: не то, чтобы польстить молодому врачу, не то, напротив - чтоб не зазнавался.- Как тебя угораздило?- спросил он Степана. -Конбайн смазывал. Неудобно сделали - не подзалезешь. -Болит?.. Пойдем, я тебе спирту дам. Тоже вот - обезболивает... Они скрылись в смежном чуланчике, где хирург хранил свой неприкосновенный запас, не подлежащий стороннему учету и ревизии. -Не люблю я этого.- Ирина Сергеевна еще находилась под впечатлением недавней сцены.- Как это у вас получается? -Привычка нужна,- снебрежничал практикант, затем поправился:- У меня ее еще мало, но здесь, думаю, набью себе руку. С утра два гнойника было и рожистое воспаление - жаль, меня не было...- Он полистал лежавшие на столе карточки так, словно это были бог весть какие документы, и Ирина Сергеевна, отличавшаяся иной раз внушаемостью и легковерием, посмотрела на них так же: будто ее собственные амбулаторные карты не шли ни в какое сравнение с хирургическими.- Надо было гнойник вскрыть: не делал этого никогда. Сложное дело - гнойная хирургия: жизни не хватит, чтоб ее изучить, но что-то надо знать каждому. Говорят, сюда после уборки надо приезжать: пьянка начинается и с ней - травматическая эпидемия. Можно было б остаться на два месяца...-Он взглянул на Ирину Сергеевну, интригуя ее внезапно родившимся в нем решением.- Надо подумать. -Подумайте,- согласилась она.- Тут для всех работы хватит. -Это точно. Хирург - он и в лагере хирург, как мне один говорил. -Вы и такую возможность допускаете? -А почему нет? С моими-то наклонностями?..-и оглядел ее в упор, без стеснения.- Вы, Ирина Сергевна и впрямь роскошная женщина. Даже в белом халате. Глаз не оторвешь... Иван Герасимыч вышел из чулана с повеселевшим Степаном. -Случай разбираете?.. Полежи сегодня,-сказал он Степану.- А то как бы тебе другую работу не пришлось искать - с этими комбайнами неудобными...- Степан, уже настроившийся на иной лад, отнесся к его совету с обычной в этих местах беспечностью, но не стал спорить из уважения к хирургу. Иван Герасимыч довел его до двери, запер ее на задвижку.- Чай будем пить?.. Что скажешь, Ирина? Этот до ночи готов пациентов принимать, а нам совесть надо знать. Ставь чайник...- и, резко повернувшись, охнул:- Опять!.. Черт!.. Как ножом в бок пырнули!..- Он еле доковылял до стола, и Ирина Сергеевна, обеспокоенная, проследила за его неловким передвижением.- Знакомы, гляжу? -Виделись,- скупо сказала она, а молодой доктор, не отличавшийся ни особенным тактом, ни излишней скромностью, разоткровенничался: -Хотели даже одно дело с ней провернуть, да не вышло ничего...- и опережая вопросы старика, объяснил:- Попросил ее похлопотать за меня перед главным, а он от ворот поворот дал. Хоть и сказали, что она имеет на него влияние. Иван Герасимыч тут чуть-чуть усмехнулся, а Ирина Сергеевна опешила, но сердиться не стала: в голосе москвича было беспечное подтрунивание, на которое она не обижалась. -Таисия постаралась?- спросила она только. -Разведка донесла, да ошиблась, видно. С вашим главным каши не сваришь: выскакивает как намыленный... Ирина Сергеевна пропустила и это мимо ушей, а в лице Ивана Герасимыча Алексей нашел благодарного слушателя: -Видишь, как он быстро во всем разобрался? И трех дней не прошло...- и поглядел со значением на детскую докторшу.- А что на санитарный факультет пошел?- спросил он еще.- Если хирургию любишь? -Там конкурс был меньше, а после его окончания можно было работать кем угодно. Потом все переменили, хотя закон обратной силы не имеет. -Он у нас никакой силы не имеет.- Старик не упускал случая для нападок такого рода.- Ни прямой, ни обратной... Но хоть поступил. Вывих вот вправляешь. А то б инженером был каким-нибудь - трубы чинил, а не кости. -С теми баллами, что я получил, можно было и на лечебный попасть. С избытком даже. Я на все пятерки сдал. Поднапрягся. -Но не на лечебном же сдавал? Может, там бы пару схлопотал?..- Иван Герасимыч никому не позволял водить себя за нос.-Говоришь гладко слишком. Вслушиваться надо, чтоб на крючок не попасться... Вот и знакомая твоя призадумалась...- Он насмешливо оглядел Ирину Сергеевну, которая витала в эмпиреях, поотстав от их разговора и как бы временно отсутствуя.- Перед Москвой спасовала?.. Напугал ее пятерками своими. Разве можно ими перед женщинами хвастать? -Это только при поступлении пятерки были. Потом-то тройки с четверками. Я вообще лентяй порядочный, но хирургией увлекся по-настоящему. -Слыхала? Полный вираж сделал...- и старик поглядел с любопытством на новичка.- Ты всегда такими кругами говоришь? Не поймешь, где начал и где кончил?.. Так бы и говорил с самого начала, что лентяй. Зачем людей пугать? Ирина Сергевна вон отойти никак не может... Ирина Сергеевна что-то додумала, встряхнулась: -Я не из-за этого. -А из-за чего? -Думаю, что за болезнь в Тарасовке. -Кто о чем, а немытый о бане... И что там? Могла бы и мне показать, между прочим. -Покажу. Я же вам все непонятное показываю. Это была лесть, ни на чем не основанная и потому особенно приятная Ивану Герасимычу.- Лихорадят - некоторые уже с неделю, сильно потеют, и у всех во рту язвы: миллиметра два-три, с белым венчиком. Рентген ничего не дает, анализы тоже. Я одного в область свезла, но его из приемного покоя завернули: говорят, съел что-то лишнее. -А они других болезней не знают... Не бруцеллез? Тут бруцеллез: когда я работать начинал, был и до сих пор вылечить не могут,- сказал он Алексею. -А мне в облздраве не сказали. Могли бы известить эпидемиолога. -Жди - будут они тебе докладывать. Не он?-спросил он Ирину Сергеевну. -Не похоже. Я думала уже. Что-то острое и одинаковое. А бруцеллез, говорят, всякий раз разный. -Да вроде того... Не знаю...- Иван Герасимыч наскоро перебрал хранившийся в его памяти архив местных инфекций и отступился.- Пусть у Пирогова голова болит. Вон идет...-В коридоре послышались знакомые, волевые, дробные шаги начальства.- Вроде не ходил в последнее время. Теперь ты, Алеша, его приваживаешь?.. - и в следующую минуту дверь на задвижке затряслась, готовая вылететь из петель под напором бесцеремонного Ивана Александровича. Пирогов не терпел затворенных дверей но не как клаустрофобы, боящиеся остаться взаперти и в одиночестве в замкнутом пространстве: не любил, когда закрывались на ключ другие. -Что случилось?!- поневоле спросил хирург: вид у главного врача был самый рассеянный и измученный, а ответ последовал и вовсе уж непредвиденный: -Цыгане одолели! Из кабинета выжили!..- и на лице его отразились тайные мучения, сопоставимые по силе с одной зубною болью. Иван Герасимыч ко всему был приучен, но здесь и он изумился: -Кто?! -Цыгане... Из Китая идут: они, оказывается, и там есть - в Венгрию. Из огня да в полымя, из кулька в рогожку. Вошли сразу десять человек - лопочут все по-своему! Иван Герасимыч глянул озадаченно. -А что им нужно-то? Мы тут сидим, ничего не знаем. -Товарища своего забрать хотят. У них не принято, чтоб цыган в больнице умирал,- объяснил он Ирине Сергеевне, избегая Алексея взглядом, а относительно Ивана Герасимыча считая, видно, что он и без него это знает (он не умел или не любил говорить со всеми разом).- В поле нужно умирать, с кибитками. Привезли ночью: у него аппендицит, оперировать надо, а и это тоже нельзя - как судьбе угодно, так и будет. Из операционной вытащили. Со стола сняли, а я уже хирурга вызвал из области. -Жаль,- сказал москвич.- Я это дело и без хирурга бы оформил. -Хорошо бы,- согласился Пирогов.- А они б тебя за это в табор взяли и до Москвы б с собой подбросили. -Что это вы его так?- заступился за москвича Иван Герасимыч.- Он только осмотрелся тут, представление о всех нас составил, а вы его назад гоните? -Значит, есть за что. Раз говорю,- уклончиво сказал Пирогов: поберег разоблачения до более удобного случая.- Выпишу цыгана: все равно выкрадут... Вдвоем прием ведете? -Вдвоем. Веселей вроде.- Иван Герасимыч перестал думать о кочующих цыганах, вернулся