Я собиралась оставить Джесса.
Дело было не в том, люблю я его или нет. Речь шла о жизни и моем предназначении в ней, и абсолютной невозможности разделить это с Джессом. Я собиралась разбить его сердце.
Тогда я поняла, почему предложила шантаж. Еще не осознавая того, я предлагала ему утешительный приз. Не столько деньги – если даже это получится, – сколько общую тайну, доверие, своего рода совместное предприятие; я надеялась, что однажды в далеком будущем Джесс поймет: я сделала это, потому что всегда буду любить его, даже если ушла.
Глава 30
Класс секретарского дела в средней школе Вэйвни был современным, с ровными рядами электрических пишущих машинок под новенькими, еще не исцарапанными крышками. Механические машинки ожидали окончательного выхода на пенсию на столе в задней части комнаты. На третьем году обучения мальчики изучали столярное дело, ну а девочки, естественно – машинопись, и я наловчилась печатать около пятидесяти слов за минуту.
– Я все-таки думаю, что вырезанные из газет слова были бы получше, – сказал Джесс. Нам не положено было находиться здесь, поэтому мы не включали свет и постоянно прислушивались к шагам в коридоре. Мы привыкали быть преступниками.
– Так будет более профессионально. – Я вложила чистый лист формата А4 в машинку и недолго думая напечатала: «У парня был салат, у парня был салат, у парня был салат».
Потом я простучала весь алфавит от нижнего ряда к верхнему, изучая характерные особенности и изъяны шрифта – вроде заглавной «Е» с отсутствующим средним штрихом или выделяющейся точки в хвостике «g», – потому что именно так палятся люди в телесериалах, на которых, кажется, мы и основывали свой план.
– Серьезный подход, – признал Джесс, доставая из кармана несколько рукописных листочков с текстом. – Погоди, пробегусь еще разок.
Было общеизвестно, что корреспонденция Палаты общин просматривается на предмет писем-бомб, и это означало, что наше требование оказалось бы перехвачено. Благодаря бесполезной кампании Марка мы узнали о многих тонкостях работы правительства. Он регулярно таскал Джесса на еженедельное собрание местных избирателей. Резиденция Хелен Гринлоу, Данвич-Хит, располагалась на побережье с другой стороны графства. Мы решили, что поедем в Данвич и доставим письмо собственноручно.
Шаги в коридоре приблизились и вроде бы начали удаляться. Мы замерли; на секунду я подумала, что пронесло, но затем в дверях показалось лицо мисс Харкер.
– Что это вы тут замышляете?… О, Марианна, это ты. – Она перевела взгляд с меня на Джесса, в изумлении и ужасе.
– Просто хочу немного попрактиковаться, – сказала я, изобразив в воздухе печатание на машинке.
Она нахмурилась.
– Я все же надеюсь, что ты стремишься к чему-то большему, чем работать машинисткой.
Подтекст: надеюсь, ты стремишься к чему-то большему, чем Джесс Брейм.
Реакция мисс Харкер что-то сдвинула в моей душе; когда-то я гордилась, если меня видели с ним, а теперь ощутила вспышку стыда, хотя мне стало стыдно и за этот стыд.
– В общем, у тебя есть двадцать минут, а затем придут уборщицы.
– Заносчивая сука, – проговорил Джесс, когда она вышла из комнаты. И разложил передо мной свои смятые бумажки. – Вот. Я долго над этим думал.
Для Хелен Гринлоу. Или мне следует называть вас Моррис?
Мы двое жителей города Настед, и мы раскрыли ваш грязный маленький секрет. Пришло время вывести вас на чистую воду и по-настоящему наказать за ваше преступление. Это отвратительно, когда кто-то с вашим темным прошлым допущен к власти.
Назарет по-прежнему был бы действующей больницей, если бы не вы, и если газеты узнают, что вы совершили и к чему вы склонны на самом деле, то это станет занавесом для вашей драгоценной карьеры. Если вы хотите, чтобы мы молчали, оставьте деньги в бумажном пакете.
– Ну, как тебе? – спросил он. – Я раз пять переделывал, чтобы получилось идеально.
– Это очень… напористо. Я собираюсь немного смягчить это, если ты не против.
– Ладно, ладно, это уже по твоей части. – Джесс сидел рядом со мной, положив правую руку на внутреннюю сторону моего бедра.
Дорогая миссис Гринлоу!
Мы – два обеспокоенных жителя Настеда. Недавно в нашем распоряжении оказались некоторые документы, которые могут представлять большой интерес для вас.
– Где ты научилась писать так? – поинтересовался Джесс восхищенно, как будто я была по меньшей мере Набоковым.
Они относятся ко времени вашего пребывания в Назарете.
– Почему бы тебе не изложить все детали? Можно упомянуть о том, что она пыталась избежать тюрьмы.
– Если вдруг это прочитает кто-то другой, то мы не выдадим слишком много постороннему. Нам нужно, чтобы она заинтересовалась – что же именно нам известно.
– Да, это хорошо, – признал он. – Это умно.
Не важно, как мы их получили, но ваше лицемерие требует разоблачения. Что бы подумали ваш премьер-министр или ваша семья, если бы они узнали о вашем криминальном прошлом? Мы уверены, что вы сможете оценить эти документы, как и многие другие жители Настеда. Последствия закрытия больницы очень плохо отразились на наших семьях, особенно после трагедии.
Я осталась довольна этой последней строчкой.
– Звучит так, словно мы взрослые с семьями на содержании.
– Мы такие и есть, – сказал Джесс.
Мы живем с этими последствиями каждый день, и думаем, что будет справедливо, если в обмен на наше продолжительное молчание вы дадите нам…
– Сколько попросим? – спросила я, держа пальцы над клавишами.
– Миллион фунтов.
Я сосчитала про себя до трех.
– Джесс, нет. Меньше, намного меньше.
– Полмиллиона. Она купается в деньгах.
– Давай попросим столько, сколько она и не заметит, хорошо? Что-то вроде… – Я понятия не имела, сколько. Сто фунтов тогда являлись для меня большой удачей. – Сорок тысяч? – сказала я осторожно.
– Пускай будет сто. Это все же цена за ее жизнь.
Сумма казалась слишком большой.
– Что, если мы попросим сейчас, и через некоторое время снова? Давай попросим шестьдесят – это по тридцать тысяч каждому, Джесс! Это деньги, способные изменить нашу жизнь.
– Мы сможем купить на них дом, – кивнул он в знак согласия. – И еще останется кое-что, чтобы присмотреть за мамой-папой и Дебби.
Я продолжила печатать, стараясь не представлять кирпичные стены, смыкающиеся вокруг меня.
…60 000 фунтов в качестве справедливой компенсации. В конце концов, это небольшая цена, учитывая, что нам нужно содержать две семьи, которые остались без средств, и это прямое следствие закрытия Назарета.
Мы дадим вам достаточно времени, чтобы обналичить эти деньги. Пожалуйста, встретьтесь с нами…
– Когда и где? – спросила я Джесса. – Нужно подождать семь дней с момента, когда она получит письмо.
– Тогда давай в следующую субботу, – сказал он. – И ночью, чтобы никого не было вокруг.
– Логично, – отозвалась я. – Но где? Это должно быть что-то тихое и уединенное. Чтобы иметь возможность спокойно пересчитать наличные, да и она тоже захочет посмотреть, что у нас есть.
– Ответ очевиден. Назарет.
Моей первой реакцией был внутренний трепет – ура, мы туда вернемся! – прежде чем я вспомнила, из-за чего нам пришлось его покинуть.
– Мы можем подождать снаружи или зайти недалеко внутрь, если пойдет дождь. Нам не требуется идти в ненадежную часть, – добавил Джесс.
После нахлынувшей волны разочарования у меня наконец-то пробудилась совесть:
– А это не слишком жестоко – заставлять ее туда вернуться?
– Почему бы и нет? Ей стоит увидеть, что случилось с этим местом с тех пор, как она все развалила к гребаной матери.
– А что, если она слетит с катушек? Я имею в виду – она может наброситься на нас, как Канниффи.
Джесс заколебался.
– Не, она этого не сделает. В любом случае нас двое, а она одна. Я каждый день поднимаю коробки, которые весят больше, чем она. – Он побарабанил пальцами по моему бедру. – Просто напиши: «Двигайтесь по направлению к свету. Таким образом мы обозначим место встречи».
– «Двигайтесь по направлению к свету»? Звучит так, словно она умерла и за ней явились ангелы.
– За Хелен Гринлоу явятся не ангелы.
– Ну ладно. Как насчет такого варианта?
Назаретская больница сейчас заброшена, и там нас никто не заметит. Пожалуйста, встретьтесь с нами на территории в 23.30 20 февраля. Не обращайте внимания на знаки, предупреждающие об охране: там никогда никого нет. Идите на луч фонарика. Мы будем ждать.
Тут в мою голову пришла мысль, настолько очевидная, что она должна была возникнуть у меня первым делом.
– Что, если она придет не одна?
Джесс фыркнул:
– А кого ей с собой приводить?
– Полицию. Шантаж противозаконен.
– Не, вряд ли. – Джесс пожевал губу, а затем сказал: – Припиши об этом снизу, на всякий случай.
С собой никого не приводите. В противном случае наш следующий шаг – писсьмо в газету «Новости мира».
Я перечитала, что получилось, и обнаружила опечатку в слове «письмо». Шкаф с замазкой-корректором был заперт, так что мне пришлось вытащить лист из машинки и перепечатать все заново. На этот раз я разбила текст на абзацы и сдвинула поля, чтобы он выглядел аккуратно. Джесс скомкал испорченный лист и швырнул его через всю комнату в корзину для бумаг. Комок приземлился, не коснувшись краев.
– Гол! – сказал Джесс.
– Ты, шляпа! Любой может обнаружить его там! Что, если мисс Харкер вернется и найдет его? Она поймет, что это наш. Избавься от него как-нибудь так, чтобы его никто не нашел.
Он покраснел, вытащил бумагу и сунул ее в свой задний карман.