Не справившись с любопытством, он вернулся к чтению.
В Саду Бог создал первого мужчину и женщину. Большинство считали их Адамом и Евой, но, согласно «Мифу о Каменных детях», первой женщиной была не Ева. Перед тем как на свет появилась Ева, у Адама была жена Лилит. В отличие от Евы Лилит не была создана из его ребра, её сотворили как равную ему. Они прожили в Саду какое-то время, и, как у всех замужних пар, между ними, бывало, возникали разногласия. Однажды они так сильно повздорили, что Бог явился узнать, в чём дело. Адам в пылу гнева заявил, что Лилит поступила плохо по отношению к нему и должна быть наказана. Бог поверил ему и изгнал Лилит, отправив её в далёкие дали, куда даже не достигал свет Эдема.
Компанию Лилит в её новом доме составляли Изгнанные – самые ужасные и жестокие существа мира. Лилит родила от них детей, известных как «лилимы», которые тоже не были допущены в Сад.
Согласно найденной Натаниэлем легенде, после злополучного случая со змеем и деревом познания добра и зла Бог разнёс стены Эдема на тысячи мелких осколков и разбросал их по всей земле. Они ослабили структуру нашего мироздания. В каких-то местах она так утончилась, что люди могли сквозь неё узреть соседствующие с нами тёмные вселенные. Путешествуя в подобные места в поисках вдохновения, ответов или чтобы вознести молитву, люди пришли к пониманию их сакральности. Но также осознали, насколько они опасны. Потому что, когда заглядываешь в другие миры, никогда не знаешь, кто посмотрит на тебя в ответ. Если верить «Мифу о Каменных детях», дети Лилит устали жить во мраке. Кого-то из них манил свет нашего мира. Другие просто мечтали его уничтожить. Лилимам надоело просто подсматривать. Им хотелось большего. Им нужна была дверь.
В своих изысканиях Натаниэль наткнулся на информацию об учёном, жившем несколько столетий назад, будто бы тот нашёл загадочный инструмент, являвшийся, по его собственным утверждениям, тем самым ключом архангела. Этот инструмент описывался как заострённый серебряный кулон на цепочке. Учёный пришёл к выводу, что ключ может привести своего обладателя к местам падения обломков стен Эдема и что при правильном использовании им можно проткнуть дыру в материи между мирами.
Ночник на тумбочке мигнул и потускнел. Эдди с криком выронил ручку.
– Какого?.. – пробормотал он, торопливо отползая на середину кровати на случай, если вдруг окажется в полной темноте. Несколько секунд он пристально смотрел на лампу, но её свет ярче не стал.
В голове мелькнуло, что этому может быть рациональное объяснение, скачок в напряжении, например, но после всех жутких событий последних дней Эдди не мог исключить вероятности чего-то не столь обыденного. И от этой мысли ему стало не по себе.
Он представил, как из-за края кровати высовывается когтистая рука и подцепляет плед.
– Прекрати, – прошипел Эдди и шлёпнул себя ладонью по лбу. – Мам! – позвал он в сторону закрытой двери. Выждав пару секунд, он попытался снова: – Пап!
Но услышал лишь тихое поскрипывание стен и крыши под дующим из долины ветром.
«Куда они делись?» – подумал Эдди и посмотрел на часы. На экране мигали цифры «12:00». Что тоже указывало на скачок в напряжении.
Эдди так увлёкся расшифровкой, что даже предположить не мог, который сейчас час. Он отодвинул штору и выглянул наружу. Многие дома Гейтсвида пустовали, но даже в тех, что ещё были жилыми, горели немногие окна.
«Должно быть, уже поздно».
Он уже хотел задвинуть назад штору, когда заметил нечто странное в самом центре города. Началось всё с того, что все фонари в парке погасли. Следом потухла вся Мэйн-стрит. С каждой секундой круг темноты расширялся, вбирая в себя всё новые улицы и дома между ними. Эдди никогда не видел ничего подобного: обычно при отключении электричества все источники света гаснут одновременно. Но темнота под холмом распространялась постепенно, как болезнь.
Лампочка в ночнике почти совсем перестала светить, и Эдди застонал.
Не в силах больше усидеть на месте, он прыгнул на середину комнаты, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от сгустившегося под кроватью мрака, и бросился к двери. За ней его ждала непроглядная тьма коридора. Эдди притормозил и обернулся. Та когтистая рука всё ещё могла поджидать его под кроватью, но темный коридор тоже внушал серьёзные опасения.
Пока он так стоял на пороге, прикидывая, заглянуть или нет под кровать, ночник окончательно погас. Тьма накрыла дом мокрым пледом. У Эдди перехватило в горле, но он заставил себя позвать родителей. И снова они его не услышали. А что, если их вообще не было дома? Но куда они могли уйти в столь поздний час?
У Эдди начался приступ клаустрофобии. Он едва мог различить очертания коридора. Наконец он шагнул вперёд, держась за холодную стеклянную ручку, и захлопнул дверь.
Поводя рукой по стене, он нащупал выключатель и щёлкнул кнопкой, но безрезультатно. Эдди сделал глубокий, успокаивающий вдох и, глядя прямо перед собой, направился в сторону родительской спальни. Окутавшая дом тишина пугала его до умопомрачения, но в то же время он не мог не радоваться, что не слышит рычания, шёпота или скрежета – обычного для подобных моментов звукового сопровождения в романах Натаниэля Олмстеда.
Эдди постучал в дверь спальни и сразу её открыл, не дожидаясь ответа.
– Эй, – позвал он, заходя внутрь.
Услышав шорох одеяла, он с облегчением выдохнул и свернул к маминой стороне кровати.
– Я не заметил, что уже так поздно, – тихо сказал Эдди, протягивая к маме руку. Конечно, она не рассердится – ему было не впервой будить её из-за кошмаров. Но странно, она не проснулась от прикосновения, даже когда он потряс её за плечо. – Мам!
Наконец она застонала и пробормотала невнятное:
– Что такое?
Эдди заколебался. Как ответить, чтобы не выставить себя сумасшедшим? Все его страхи на взгляд рационального человека были беспочвенны. «Подумаешь, свет выключили. Возвращайся к себе». Но ему не хотелось сейчас оставаться одному после всего прочитанного в «Загадочной рукописи».
Мама лежала ближе к середине кровати, так что до края оставалось около полуфута, и Эдди вытянулся на нём, прямо поверх одеяла. «Полежу так, пока не включат свет», – пообещал он себе.
Какое-то время он вдыхал аромат маминого фруктового шампуня и вдруг заметил, что запах изменился. Потянуло чем-то мерзким и смутно знакомым, как от оставшегося в памяти отголоска кошмара. Эдди вспомнил вонь, что заполнила подвал Олмстеда, когда они с Харрисом читали роман «Желание Женщины в чёрном». Откуда она доносится? Зажав нос, Эдди сел и прислушался к ровному дыханию родителей. Те так крепко спали, что не замечали запаха.
Но Эдди начало мутить.
Он потянулся к маминой подушке, ожидая нащупать её длинные кудри. Но вместо этого пальцы будто облепила паутина, и он в ужасе отдёрнул руку.
– Мама! – закричал Эдди. Но родители не пошевелились, а папа даже захрапел. – Проснитесь!
Тёмный бугор, который он принял за маму, повернулся к нему, и чёрный, темнее самых густых теней силуэт поднялся над кроватью и навис над парализованным ужасом Эдди.
Он знал, кто это, и от этой мысли его едва не стошнило. Как бы невероятно это ни было, но он уже видел сегодня это лицо на библиотечном столе, в рисунках древесины.
Её морщинистое и нездорово бледное лицо, казалось, светилось под потолком, словно инопланетная луна. Тонкая, почти прозрачная кожа была вся в трещинах, как смятая мокрая бумага. Свисающие с головы слипшиеся пряди напоминали гниющие водоросли. Такие же длинные и спутанные, они были чернее самых глубоких мест океана. Над открытым, как у выброшенной на берег рыбы, ртом, на том месте, где должны быть глаза, темнели пустые провалы. Полы тяжёлых одежд, похожие на обволакивающие её тени, разлетались в стороны, до самых стен. Женщина подалась вперёд, сцепив перед собой руки, и её лицо исказилось, будто она прищурилась.
Эдди вытер вспотевшую под воротником футболки шею.
– Проснитесь, – визгливо передразнила она. – Проснитесь. Проснитесь.
И захохотала – низким, скрежещущим смехом, режущим по ушам. Она наклонилась к Эдди в облаке колышущихся одежд, и чёрные патлы упали ей на лицо. Глаза-провалы расширились, и вскоре Эдди уже не видел ничего, кроме них.
Он падал в их беспросветную бездну и никак не мог этому помешать. Ему не за что было ухватиться. Вокруг не было ничего, кроме тьмы, чудовищного смеха и свиста ветра…
Бах!
Эдди рухнул с кровати и торопливо отполз, врезавшись спиной в тумбочку с маминой стороны. Стоящий на ней ночник свалился на пол и разбился. Эдди внезапно затопила жгучая ярость, и он вскочил.
– Что ты сделала с моими родителями?! – закричал он на Женщину, вспомнив, как Дилан в романе нашёл на полу гостиной две мокрые пижамные кучки. Нельзя было здесь оставаться, иначе его ждёт такая же участь.
Женщина протянула к нему руку, но Эдди пригнулся и бросился в сторону. Оббежав кровать, он метнулся к двери, но на полпути к ней поскользнулся на ковре. Ему удалось восстановить равновесие, но за задержку пришлось дорого заплатить. По спине пробежал холодок. Женщина, оказавшаяся почти на фут выше него, стояла в каких-то дюймах позади. Эдди даже закричать не успел. Она улыбнулась – жуткой, совсем невесёлой и полной превосходства, но всё-таки улыбкой.
– Эдди… – проворковала она низким, вибрирующим голосом, напомнившим ему тихую мелодию струнного квартета, что родители иногда включали во время ужина. – Почему ты желаешь мне зла?
– Я… я не желаю тебе зла, – Эдди услышал себя словно со стороны. Он опустил взгляд на свои руки – почему он до сих пор не растёкся на полу грязной лужей?
– Хороший мальчик… – продолжила она. – Не лезь туда, куда не просят… Верни книгу туда, где она лежала… – Её волосы напоминали речную траву, качающуюся в потоках воды. – Почитай что-нибудь ещё. Что-нибудь… повеселее. Поинтереснее. Не такое… страшное.
– Я… я… – растерянно забормотал Эдди.
– Или тебе нравится, когда тебя пугают?.. – шептала Женщина. Провалы на месте глаз расширились, и она сделала паузу, будто ей на самом деле был интересен его ответ. Или её забавляла вся эта ситуация. – В этом всё дело, Эдди? Ты любишь пощекотать себе нервишки? Потому что я мастер нагонять страху… п