– Власть – это тяжкая ноша, но я смирилась с тем, что далеко не все осознают и оценят мою жертву. Люди в большинстве своем неблагодарны, – она поднялась, придерживая полу тяжелого темно-фиолетового платья, и стала расхаживать по приемной. – Знаешь, зачем нужен ритуал, и почему его проводят именно по достижении двадцати лет?
Я уже ничего не хотела знать. Хотела забиться в нору и спрятаться от этого обволакивающего ядовитого голоса, не слышать, не видеть, не чувствовать. Не дождавшись моего ответа, матушка Этера продолжила:
– Именно к этому возрасту полностью созревает и раскрывается Дар. У жриц, как ты знаешь, он особенно силен и ярок, мы чувствуем не только горы, мы остро проживаем каждую эмоцию, читаем чужие чувства, как открытую книгу – это не проходит бесследно. Это будоражит, переворачивает сознание… искушает. Тебе ведь знакомо искушение, правда?
И снова этот взгляд – пронизывающий до костей, распинающий.
– Это тот возраст, когда полностью созревает тело, а душа остается хрупка, и жрица может поддаться, забыть о нашей Матери, отвернуться от ее светлого лика. Мы смотрим на других, и нам может захотеться того же, что есть у всех. Любовь, страсть, – она усмехнулась. – Они заставляют совершать безумные поступки, столь сильные чувства опасны для нас.
Откуда она знает? Ах, конечно. Кровавый камень.
Я сцепила руки на коленях.
– Каменное древо – это наша опора и защита. Оно погибнет без подпитки извне, поэтому говорят, что горы жадные, через них древо стремится прикоснуться к чужой жизни. Без нас камни мертвые и холодные, но им тоже хочется жить хотя бы так. Уже были несчастные, которых постигла такая печальная участь – быть выпитыми до дна. Поэтому жрицы защищают всех остальных искателей, подпитывают его собой понемногу, но регулярно – на алтарях святилищ. Иначе алчущая сила древа выйдет из-под контроля и поглотит Скальный город.
– Я все равно не понимаю, зачем делать из жриц бесчувственных кукол?
Перед глазами застыло равнодушное лицо Иниры, как напоминание о моем бессилии и невозможности помешать ее посвящению.
– Это не только способ уберечь молодую жрицу от ненужных искушений, но и хорошая жертва, чтобы успокоить древо и горы. Ну что, после моих слов ты все еще сомневаешься? Когда ты пройдешь ритуал, твой Дар раскроется полнее, тебя будут переполнять силы и благость. Вся боль уйдет. Вот увидишь, Рамона.
– Меня и так переполняла сила, потому что я любила. Любила этого человека.
– Вздор, – оборвала матушка Этера.
– Вы ничего не знаете о любви! Вы жестокое и циничное существо, в вас нет ни капли доброты и благости, о которых вы так любите говорить! – я замолчала, тяжело хватая ртом воздух. Меня распирало от избытка чувств, на языке крутилось много злых обличающих слов.
В ответ на эту тираду Верховная лишь усмехнулась, хотя я ожидала, что она нахлещет меня по щекам. Во взгляде мелькнуло нечто, неподвластное моему пониманию, словно я смогла ее задеть, расшатать гранитное самообладание.
– Да что я пытаюсь до вас донести? Вы все равно меня не поймете, вы никогда никого не любили.
Она молчала долго, смотря куда-то поверх моей головы и гладя пальцами холодную поверхность амулета на шее. Потом расстегнула замок.
– Кровавый камень хранит воспоминания, – жрица протянула медальон на раскрытой ладони. – Загляни в него, девочка. Может, он откроет тебе свои тайны.
Хранит воспоминания? Я слышала об этом впервые. Это очередное скрытое свойство самоцвета! Сколько их еще, чего мне ожидать в следующий раз? Что он может убивать на расстоянии?
– Не хочу, уберите это от меня, – я отшатнулась от медальона, как от гадюки, но матушка Этера была проворней.
Она точно что-то сделала со мной, околдовала, потому что я не хотела смотреть на амулет, пыталась зажмуриться, но взгляд прикипел к кровавой глубине. Она ширилась вокруг меня, в разум ворвался ураган, разметав все лишние мысли. Подхватил и приподнял над землей, тело стало невесомым и перестало мне принадлежать.
Меня стремительно увлекало в прошлое. Чужое прошлое.
Пестреет красками осень в горах. Над головой повисли рваные клоки сизых туч – солнечный луч, как копье, пробивает их и падает на ртутно-серебристые ручейки, снующие меж темных камней.
– Я не стану бежать с тобой.
Я вижу женский силуэт: черные волосы наполовину скрывают фигуру, словно плотный плащ. Под ними угадывается рубиново-золотое платье жрицы. Я присутствую здесь немым наблюдателем, подсматриваю чужую тайну в замочную скважину, и сердце наполняется тревогой. Хочется сглотнуть вставший в горле ком, развернуться и убежать прочь, но я не могу даже шевельнуться. Как на посвящении Иниры, когда меня почти поглотил камень.
– Ты ведь собиралась. Говорила, что не хочешь здесь оставаться, что любишь меня. Что со мной в огонь и в воду.
Юноша повернулся лицом, и в первый миг я не поверила глазам. Но чем дольше на него смотрела, тем больше находила знакомых черт: упрямая линия губ, нахмуренные брови, посадка головы.
– Я передумала.
Девушка скрестила на груди руки и повернулась так, что я смогла полностью ее разглядеть. Женственная фигура, черты лица правильные, приятные, глаза огромные – в таких и утонуть можно.
Я оказалась права, в молодости она была настоящей красавицей.
– Но почему, Этера, почему?.. – со злым отчаяньем воскликнул юноша и сжал пальцы в кулаки. – Мы убежим отсюда, заживем новой жизнью, никто нас не найдет… Мы будем счастливы!
Каменная жрица горько усмехнулась и заправила за ухо прядь смоляных волос.
– Я не могу, это же просто безумие!
Юноша шагнул вперед и порывисто сжал ее руки в ладонях.
– Со мной ничего не бойся.
У меня даже сердце замерло в ожидании развязки. Неужели это она? Сомневающаяся, трогательная, несчастная. Она была такой?! А тот искатель… Матерь Гор…
Молодая Этера нервно высвободилась и растерла кисти.
– Нет, нет… – твердила, мотая головой. – Я же сказала, что передумала, слышишь?! Хватит меня искушать. Я останусь в Антриме, я – Каменная жрица, у меня есть долг! Матушка Велара сказала, что хочет сделать меня своей преемницей.
– Так вот в чем все дело? – оборвал ее юноша, и плечи его сникли. – Ты передумала не потому, что боишься, а потому, что тебя прельстил пост Верховной жрицы. Власть, почести…
– Не тебе меня судить! Ты ничего не понимаешь! – девушка зло топнула ногой. – Вам, мужчинам, всегда прощается больше! Если я сбегу с тобой, меня заклеймят позором и проклянут.
– Зато мы будем свободны!
– Это не свобода. Свободы не существует, ее придумали такие же глупые мечтатели, как ты! И как я.
Парень со злостью рубанул воздух ребром ладони.
– Но ты ведь меня любишь! – сделал последнюю попытку достучаться до избранницы.
– Это больше ничего не значит.
Я не слышала, чем закончился тот разговор. Краски начали бледнеть, из тумана проступали очертания приемной. Кровавый камень в ожерелье терял власть надо мной, я вновь возвращалась в настоящее.
– Ну что? Посмотрела? – Верховная пригвоздила меня взглядом – цепким, как соколиные когти.
От открывшейся правды меня штормило, лоб покрылся испариной. В увиденное было трудно поверить, почти невозможно!
– Что вы хотели этим сказать? – я вздернула подбородок. – Что тоже любили? И что пожертвовали собой и чувствами моего отца?
– Какие громкие слова, – Верховная покачала головой, как будто разговаривала с несмышленой девчонкой. – В юности Роран тоже таким был. Столько слов, столько пафоса… Чувства – это не самая главная ценность.
– Но вы же…
– Ну и что? Я чуть было не поддалась мирской слабости, чуть не совершила ошибку. Но где бы я была, если бы сбежала с ним? Кем бы я была, чем занималась? Овец пасла на равнинах? Или выпекала пироги в Лестре? – она брезгливо дернула краешком губ, будто сама эта мысль была ей невыносима. – На равнинах дети гор теряют свою силу, Дар гаснет, а жизнь постепенно утекает. Да и жить с мыслью о том, что тебя проклинают все близкие, казалось слишком страшно. И твой отец… – Верховная вздохнула. – У него всегда был непростой характер, а двум лидерам тяжело ужиться. В конце концов, здесь ему удалось подняться и занять очень высокое положение, он встретил женщину, которая подарила ему детей и свое сердце.
А свое ты положила на алтарь. Или нет?
Глядя на матушку Этеру сейчас, я начала сомневаться в том, что она бездушная каменная статуя. От нее настолько сильно тянуло горечью несбывшихся надежд, что я ощутила невольное сочувствие. А потом напомнила себе, что эта женщина виновна в гибели тех, кого я любила.
Верховная никого и никогда не жалеет. Вот только…
– Вы всегда выделяли меня, заступались, когда кто-то пытался издеваться надо мной из-за цвета волос и всех моих странностей. Пожелали сделать своей преемницей. Почему?
– Потому что твой Дар очень силен, ты не раскрыла и половины своего потенциала, Рамона.
– И только поэтому? – я не поняла, как вскочила на ноги и подошла вплотную к матушке Этере. И теперь уже я оказалась в роли нападающей, а она защищалась, отгораживалась стеной гордыни и непоколебимости, которую, оказывается, было возможно расшатать.
– Конечно, поэтому. Почему же еще?
– Может, потому, – я прищурилась. Знала, что поступаю жестоко, но ничего не могла с собой поделать, – потому что вы всегда представляли меня своей дочерью? Представляли, что это вы могли стать моей матерью и родить моему отцу ребенка? Получить то, чего у вас никогда не было, но чем хотелось обладать?
Я резала ее словами, вскрывала глубоко спрятанные секреты, надежды, боль. Краска схлынула со щек матушки Этеры. Краем глаза я заметила, как напряглись ее пальцы.
– И каждый раз сожалели, что не решились тогда на побег? Может, на алтаре из вас выдернули не все человеческое? Может, что-то еще осталось?
– Замолчи, Рамона, – тихо произнесла она, но было в голосе то, отчего у меня по спине прокатились ледяные мурашки. – Вздорная девчонка, ты ничего не понимаешь! Этот лестриец задурил тебе голову, а ты поддалась, забыла о долге, о доме, о чести.