Начало церемонии – в 10 утра в загсе. Перерыв – с 15 до 19. Окончание ужина – когда гости устанут, но не раньше часа ночи!
Ждем вас, дорогие наши московские родичи!
Насчет подарков не беспокойтесь! Мы охотно примем деньгами!
Многого мы не ждем! Но надеемся и верим, что будет не меньше 10000 руб. с каждого приглашенного.
Дорогие тетя Галочка, дядя Юрочка, Сонечка и Андрюша!
Церемония займет весь день, поэтому вам логично будет приехать в пятницу 16-го, чтобы с утра, свежими и выспавшимися, прийти к нам – сначала в ЗАГС, а далее везде! И уезжать вам – если, конечно, вы не захотите остаться в Питере еще на пару деньков – лучше всего в воскресенье 18-го, днем, чтобы спокойно веселиться в ресторане и потом отдохнуть в отеле. Поэтому, наверное, вы поедете из Москвы в Питер на «Сапсане», билеты вам обойдутся в 32000 на четверых туда и обратно. Потом гостиница – исходя из всего вышесказанного, вам нужны две ночи. Мы уверены, что вы не будете ночевать в каком-то караван-сарае, переделанном из старой коммуналки, а закажете приличный отель. Два дабл-номера на две ночи – это 24000 рублей. И, наконец, еда. Мы приглашаем вас на торжественный ужин, завтрак включен в стоимость гостиничных номеров, остается ужин в день приезда и обед в перерыв, а также что-то в дорогу. По самым скромным, но достойным меркам это будет 8000 рублей на четверых. Остаются букеты, которые гости дарят независимо от подарков в денежной форме. Поскольку вы представляете собою две семьи, два скромных букета по 1500 рублей – итого 3000 на цветы.
Итак, все ваши расходы на участие в нашей свадьбе составят: 40000+32000+24000+8000+3000 = 107000 рублей.
Поэтому было бы гораздо разумнее перевести нам на карточку 100000!
Вы на этом выиграете 7000 и двое суток свободного времени!
Пожалуйста, сообщите нам о своем решении, чтобы мы могли не заказывать на вас еду и напитки в ресторане «Бушприт», что также составит ваш вклад в благосостояние нашей будущей семьи!
Ваши Юля и Данила.
Обнимаем, целуем, заранее приглашаем на крестины нашего будущего ребенка!
Когда вырастешь, дочка
Много раз видел в свадебных альбомах – невеста в роскошном пышном платье, цветы в прическе, фата, ожерелье, сияющее новенькое обручальное кольцо, еще более сияющие глаза – и подпись:
Самый счастливый день в моей жизни!
(ну, или «в её жизни», если там все подписи от третьего лица).
Не буду рассуждать, самый он или не самый.
Меня сейчас другое интересует.
Почему-то я ни разу не видел фотографии жениха – отличный костюм, дорогой галстук, цветок в петлице, обручальное кольцо, сияющий взор – и чтобы подпись:
Самый счастливый день в моей (его) жизни!
Ничего подобного.
Что такое?
Неужели имеется в виду, что у жениха впереди карьера, работа, пост министра, премия «Оскар», мировая слава и куча денег – то есть множество причин для того, чтобы взойти на сцену и, держа в руках золотую статуэтку или поглаживая новый орден на лацкане, сказать собравшимся красиво одетым дамам и господам:
– Друзья! Сегодня самый счастливый день в моей жизни!
То есть, получается, у него самый счастливый день еще впереди.
А у нее – уже всё.
Нечестно.
На углу Столешникова
Я не умею водить машину. Как-то не сложилось. Хотя несколько раз приступал к урокам вождения. Но – то уезжал срочно и надолго, то зима начиналась с диким гололедом, то мой инструктор куда-то вдруг исчезал – а чаще всего все эти причины сплетались в один клубок. В общем, не вышло.
Но зато мне часто снится, что я за рулем. Снится, что я веду машину ловко, умело, лихо и дерзко: на трассе мчусь под двести; в городе «вышиваю», то есть рискованно перестраиваюсь из ряда в ряд; ныряю во дворы, чтоб объехать пробку; и очень красиво паркуюсь, буквально в один-два захода – жжых, жжых, и всё, и стою на месте, как будто сверху поставили.
Вот.
А тут мне приснилось, что я – инструктор по вождению. Машина у меня праворульная, но не подержанная «японка», а прекрасный британский «Ровер». Но ездим мы с учеником по Москве.
Мой ученик – какой-то знаменитый, просто культовый режиссер. Не помню, кино или театра. Да и какая разница? Он лицом похож на поэта Александра Кушнера, но выше ростом. Старше меня лет на десять. Седой, немного кудрявый, вежливый. Лицо запрокинуто в небо. Рассеянно улыбается. Внимательно слушает, кивает, старается все сделать правильно.
Рядом с ним – его жена. Младше его лет на двадцать пять. То есть моложе меня лет на пятнадцать. Едва полтинник. Небрежно одетая, но очень подтянутая, с напряженным и злым лицом. Смотрит на меня подозрительно. Усаживается впереди, рядом с мужем. Я ей объясняю, что у меня тут контрольные педали, так что увы, пожалуйста, пересядьте. Она на полном серьезе спрашивает, нельзя ли эти педали как-то перенести назад. «Как-то перепаять, я не знаю, но сделайте как-нибудь, мы можем подождать день-два». – «Нет, извините, никак нельзя». Она размышляет минут пять, потом соглашается пустить меня на переднее сиденье.
Мы едем. Она всё время вскрикивает. Муж в ответ тихо вздыхает. Он ведет машину неплохо, уверенно и чисто, я ему говорю, что вот еще десяток занятий, и он будет просто ас. Он улыбается, кивает.
Мы едем по Большой Дмитровке.
Останавливаемся на углу Столешникова. Я говорю:
– Будем парковаться.
Жена моего ученика говорит:
– Здесь нельзя! Здесь пешеходная зона!
– Мне можно, – говорю. – Припаркуйтесь к этому подъезду. Никто нам слова не скажет. Здесь жил мой друг Андрюша Яковлев. Тогда Большая Дмитровка была еще Пушкинская. Я в этот подъезд заходил лет десять, самое маленькое. По три раза в неделю. Я тут свой. Не волнуйтесь.
Я вспоминаю этот подъезд, лестницу внутри громадной лестничной клетки – лестница шла по стене, а в середине было пустое пространство – непонятно зачем, как будто оттуда вынули лифт, даже два лифта – но нет, там никогда не было никакого лифта, дом всего на четыре этажа и очень старинный… Вспоминаю, как я карабкался на четвертый этаж, какая квартира была, старая, вся в книжных шкафах, и там еще была комната для работницы за кухней, с узеньким окошком во двор, и вспоминаю друзей и подруг, пьянки, ночевки, романы, разлуки, обиды и ревность, и новые любови, и разговоры до утра…
Мне хочется рассказать об этом.
Я смотрю на своего пожилого ученика – он уже запарковался, кстати говоря, – и вижу, что ему всё это будет неинтересно. У него надменно-ласковое надмирное лицо. Ему ничего не интересно, кроме его собственных мыслей. У его жены лицо сосредоточенное и злое – ей ничего не интересно, кроме одного: охранять, оберегать надмирность своего гениального (как она, наверное, свято верит) мужа.
Я выхожу из машины и говорю:
– Вы мне надоели, я пошел! – И хлопаю дверцей.
Мне совершенно всё равно, что будет с ними, с машиной, с моей работой, да вообще со всем на свете. Наплевать и забыть.
Восхитительное чувство.
Взрослый мужчина
– Всё, дальше пешком, – сказал он. – А если хочешь, вернемся.
– Вперед! – Она засмеялась. – Только вперед!
Он выключил мотор. Они вышли из арендованного джипа. Впереди был высокий пологий холм, на нем в знойном тумане белели какие-то статуи. Наверное, там было древнее языческое капище. Но, чтобы попасть туда, надо было пешком перейти через мелкую реку, больше похожую на болото.
– Я пойду вперед, ты за мной, след в след, – сказал он.
Они пошли гуськом, она держалась за его руку. Вспомнилось про детский сад в Москве, на улице Марины Расковой, – там она тоже ходила гуськом. Речка-болото была странная – сверху совершенно сухие, но очень шаткие кочки, заросшие высокой, почти в рост человека, желтой безжизненной травой, а внизу под ними булькала и прело пахла мутная коричневая вода. Конечно, никакой джип здесь бы не прошел.
Вышли на другой берег.
Он шел впереди, поднимаясь на склон холма, она едва за ним поспевала. Он был сухой, жилистый, голенастый, в дорогих кроссовках и шортах, в жилете с множеством карманов, надетом на голое тело, и в настоящем пробковом шлеме. Она сильно и ясно почувствовала, что счастлива. Счастлива так, как не бывает на свете – всем телом, всей душой, памятью, мыслями, желаниями, дыханием, животом, желудком, бедрами и плечами. Сегодня они утром проснулись и опять занимались любовью, и она привычно удивлялась, откуда в нем столько силы, страсти и умелой нежности. Взрослый мужчина! Об этом она мечтала всю жизнь, с пятнадцати лет, когда первый раз завела отношения с одноклассником, сквозь все свои нелепые романы с ровесниками – до того дня, когда в двадцать три года наконец встретила его.
Ему было пятьдесят четыре. Он просто избил ее молодого кавалера, когда тот увязался за ней на свидание и стал орать: «Чё тебе, дедуля, надо?» Бил сопляка и приговаривал: «Вот это тебе, чтоб ты понял, хрясть! А это – чтоб запомнил, хрясть!..»
Они снимали две комнаты с верандой в семейном доме, точнее, в огромной хижине под соломенной крышей, где весь бизнес этой большой семьи был – обслуживать богатых туристов. Еда, охота, экскурсии, джип в аренду.
Это было их предсвадебное путешествие.
Она, конечно, просилась в Европу, но он объяснил: «В Стокгольме, Париже и даже в Риме ты будешь всего лишь узнавать знакомые черты. А надо ехать туда, где будешь изумляться». Гениально!
Они наконец дошли до статуй. Это были вырубленные из дерева идолы, украшенные ремнями и веревками. На самой вершине лежал, подпертый четырьмя камнями, древесный ствол со стесанной четвертью. Наверное, алтарь, но похоже на большую скамью. Она оглянулась. С другой стороны холма, в трехстах метрах примерно, загорал какой-то турист с тощим рюкзаком. Кажется, белый. Ей стало чуточку спокойнее. Уж очень далеко они забрались, совсем далеко от столицы и побережья.