Высунув голову из окна, Элла посмотрела на Кеса.
– Не боишься, что прохожие могут тебя увидеть?
Кес фыркнул.
– И что, по-твоему, человек подумает? Что Хранитель болтается на пожарной лестнице? Или что у жильца этой квартиры странная тяга к готической скульптуре?
– Ты прав. Думаю, если сможешь воздержаться от песен и плясок, никто ничего не заподозрит.
– Наверное, у меня получится.
Элла усмехнулась, представив это огромное, мускулистое, свирепое на вид существо рядом со стариной Фредом Астером [13]. Она только могла лишь вообразить Кеса в цилиндре и фраке.
Элла опомнилась и рассказала о результатах своих поисков.
– Я ничего не нашла, но есть кое-какие успехи. Думаю, что могу отследить одного или двух потомков тех, чьи имена ты мне дал, но на это уйдет пару дней.
Он хмыкнул, но ничего не сказал.
Кес своей огромной фигурой заполнил каждый миллиметр крошечного балкона Эллы, поэтому вместо того чтобы пытаться выбраться и присоединиться к нему, она подтащила к окну подставку под ноги и встала коленями на нее и, упершись локтями в подоконник, наполовину высунулась из окна.
Задрав голову, Элла вдохнула свежий и прохладный воздух.
– Сегодня мало звезд
– А я никогда не понимал человеческого стремления втиснуться в города с электрическими лампами, которые никогда не выключаются. Когда впервые увидел ночное небо, моему взору предстало столько звезд, что если бы начал считать их тогда и впадать в дрему, то до сих пор не закончил бы.
Поэтические слова, сказанные статуей, высеченной с клыками, крыльями и демонскими рогами, почему-то заставили задуматься всерьез. Благодаря им Элла долго всматривалась в то же небо и считала те же звезды.
Господи, неужели усталость начала сказываться на ней?
Она перевела взгляд обратно на Кеса.
– Свежий воздух помог?
Он посмотрел на нее.
– Я уже рассказал свои впечатления о городах, хочешь услышать мое мнение о воздухе в них?
– Эй, я просто пытаюсь поддержать разговор. Ты пристал ко мне как липучка и не позволял исчезать из поля твоего зрения дольше чем на 10 секунд, а сам несколько часов сидишь в раздумьях на балконе. И позволь мне заметить, что задавать личные вопросы тому, кто может съесть тебя под соусом, не так-то уж легко. – Обидевшись, она перевела взгляд на конец переулка у ее дома. – Я хотела узнать все ли у тебя хорошо.
Элла ощутила порыв ветра, когда Кес с шелестом сложил крылья за спиной.
– Все нормально.
Она закатила глаза и посмотрела на него:
– Нормально? Ого, все мужчины действительно одинаковые, не важно каких они видов. Ты выглядишь не нормально.
С ним что-то не так. Несмотря на его каменное выражение лица, Элла за короткий срок знакомства, уже научилась читать эмоции Кеса. Она увидела признаки волнения по тому, как он определенным образом стиснул зубы, а в его глазах запылал особенный огонь. Прямо сейчас, эти маленькие подсказки намекали ей, что Страж совсем не в порядке. Он зол, расстроен и потрясен, и, если она правильно предположила, еще и опечален.
– Мне действительно жаль, – пробормотала она, разглядывая профиль Кеса, смотрящего на небо. – Неважно скольких Хранителей и как долго ты знал, их потеря расстроила тебя. Я знаю, что на Академию напали во время твоего сна. Но надеюсь, ты понимаешь, что не виноват в этом.
Он напрягся, но даже не взглянул на нее.
– Ты делаешь много предположений о моих чувствах, человек. Возможно, изменишь свое мнение, если я попрошу тебя сдерживать свою заботу и забыть о доброте. Стражи – сыны камня. Мы не испытываем человеческих эмоций.
Элла не смогла сдержаться и засмеялась.
Кес посмотрел на нее сверху вниз и нахмурился:
– Что забавного ты нашла в этом, маленький человек? Ты всегда смеешься, услышав правду?
– Я смеюсь от сказанной тобой чуши, – возразила она. – Поверь мне, я провела шесть лет в приемных семьях и узнаю бред, когда слышу его.
– Приемные семьи?
Она пожала плечами:
– Мои родители умерли, когда мне исполнилось двенадцать, а других родственников не было. Я жила в приемных семьях, пока не пошла в университет. – И не то, чтобы она меняла тему разговора, просто направила его в более удобное русло. – Дело в том, что я слышала множество глупых историй, а мысль, что ты не испытываешь эмоций, тупейшая из них.
– Это не выдумка, а правда. Меня вызвали сюда для одной цели – сражаться с Семью. Для чего мне эмоции? Думаю, ты забыла, что я не человек.
– Забыла, что ты не человек? Не смеши меня. Я смотрю на тебя прямо сейчас, Кес. На эти крылья, хвост, рога и клыки. Поверь, у меня отличное зрение, и любой, кто увидел бы тебя такого, не смог забыть никогда, как сильно ты не похож на людей. Но отличия не делают нас диаметрально противоположными. Я знаю, что ты – не человек, но также понимаю, что у тебя есть эмоции, как и у меня. Совсем другое дело, если ты не желаешь этого признавать.
Кес повернулся к Элле и посмотрел на нее, в его черных от гнева глазах сверкали крошечные искры. Скрестив руки на груди, он уставился на нее, будто пытался запугать и заставить изменить мнение.
– Откуда тебе знать, что я чувствую, маленький человечек? Ты настолько хорошо обучена магии, чтобы смогла залезть в мою голову? Это настоящее достижение, учитывая, что прошлой ночью ты даже не признавала магию, когда она словно цунами выливалась из тебя.
– Для того, чтобы понять, что у тебя есть эмоции, не нужны ни магия, ни экстрасенсорные способности, здоровяк. Прямо сейчас в тебе бурлят чувства. Признайся. Сейчас ты слегка раздражен моим поведением.
Кес оскалился, обнажив сверкающий клык.
– Раздражение – не эмоция. Животное раздражено, когда в его шкуре застревает колючка. Это вовсе не отличие.
– Во-первых, давай не впадать в дискуссию о том, чувствуют ли животные эмоции или нет, потому что мне придется убить тебя прежде, чем она закончится. Во-вторых, спасибо, что назвал меня занозой у себя в шкуре. Я ценю это. И в-третьих, раздражение – это точно эмоция. Как и ревность, которую, я уверена, ты испытывал, когда детектив флиртовал со мной.
Она изобразила его позу, скрестив руки на груди и сердито посмотрев на него. Может быть, стоять, прогнувшись в талии и оттопырив попку, и было неудобно, но она проигнорировала этот факт. Или сделала вид, что проигнорировала.
– Не будь смешной, человек, – глумился Кес, так сильно насупившись, что Элла заволновалась, как бы он не ослеп. – Это была не ревность, а еще один вид раздражения, из-за того, что человеческий мужчина мешал нашей попытке получить информацию в музее.
– Угу. И поэтому ты решил меня поцеловать? Чтобы наказать его за то, что «помешал» нам? Это лишено смысла. Конечно же, пытаясь придумать наказание человеку за то, что тот помешал, поцелуй всегда первым приходит на ум.
От ее сарказма в его глазах вспыхивало все больше искр, пока крошечные точки не слились в единое пламя.
– Ты бы предпочла, чтобы я поцеловал тебя по другой причине, маленький человек?
Почему-то его голос стал еще ниже, отчего Элла ощутила вибрацию, как от повторных толчков после сильного землетрясения
Кес кинулся к ней с невероятной скоростью, обхватил ее запястья своими настолько огромными руками, что кости впились в его ладони. Он вытащил Эллу через открытое окно на балкончик, и ее ноги опять болтались в нескольких дюймах над полом
Но в этот раз он прижал ее не к стене, а к себе. Беспомощно вися, как тряпичная кукла, Элла грудью упиралась в огромный торс Кеса, а бедрами к его бедрам.
В голове пронеслась мимолетная и безумная мысль о габаритах Кеса… Бог ты мой, какой же большой… затем он наклонил голову и второй раз за день прижался своими губами к ее.
И этот раз не сравнится с первым.
Не важно, что Кес доказывал, когда она дразнила его минуту назад, Элла хорошо знала, что первый поцелуй был представлением, намеренно устроенным и хорошо продуманным, чтобы заявить права на нее; и чтобы не заметить это детектив Майк МакКуэд должен быть слепым, глухим и безмозглым.
Элла едва не рассмеялась от того, что Кес, пытаясь убедить ее в отсутствии у него эмоций во время утреннего поцелуя, повторил его сейчас… заметьте, повторил, улучшив исполнение.
Но вместо этого, она застонала. И стала извиваться, не пытаясь сбежать, а желая прижаться сильнее.
Предыдущий поцелуй застал Эллу врасплох. Несмотря на маскировку под бой-френда перед сотрудниками музея и полицией, с которыми они столкнулись утром, до того момента Кес не подавал признаков, что думал об Элле в сексуальном или интимном плане. Он даже ни разу не намекнул, что хотел соблазнить ее.
Однако, этот поцелуй определенно был попыткой.
Кес накрыл ее рот своим, теплыми и волнующими, закрывая ее от холодного, ночного воздуха. Сначала он прижимал губы, двигая ими и побуждая Эллу открыться, исследуя их мягкость, столь контрастирующую с его жесткостью.
От поддразнивания Кеса Элла задрожала, и он сильнее прижал ее к себе. Она ответила тем же, желая большего.
Страстно простонав, Элла, против воли, но без сожаления, приоткрыла губы, особенно когда это заставило его действовать. Открыв рот, он требовательно протолкнул язык, на что она с радостью откликнулась.
Даже из-за небольшой части его тела, находящейся внутри нее, Элла напряглась. Ее руки дрожали, и она, желая унять волнение, прикоснулась к коже Кеса, пропустила волосы сквозь пальцы, потрогала его везде, где могла.
Словно услышав ее мысли, Кес застонал и перехватил Эллу. Убрал руки с ее плеч, одной – подхватил ее под попку, удерживая вес ладонью и предплечьем. Она ахнула и растаяла, ощутив прилив жара к своему естеству. Другой – скользнул по ее спине и запустил в волосы Эллы, мягко, но настойчиво заставляя наклонить голову в идеальном положении, что позволило ему еще сильнее углубить поцелуй.
Она тут же воспользовалась предоставленной свободой, обняла Кеса за плечи и прильнула словно виноградная лоза, желая обернуться вокруг него и тянуться к солнцу.