Потом ее охватила злость. Она не рассчитывала на такое: молчание Саймона, мокрые простыни Фло, злые шутки их одноклассников. Она не могла дождаться шести часов вечера, когда Эд и Гвен заберут детей и Дункан приедет на Скво-Лэндинг.
— Тебе, наверное, есть что рассказать доктору Миддлтон, — сказала Мария.
— Да не особенно, — нахмурился Саймон, по-прежнему уставившись в окно.
— Ты можешь говорить с ней обо всем. Она будет держать это в тайне.
Саймон ничего не ответил; пальцем он теребил края дырочки на коленке его коричневых джинсов.
— Что она знает обо мне? — спросил он наконец.
— Она знает про твоих родителей, — ответила Мария.
— Тогда зачем ей что-то рассказывать? — натянуто спросил Саймон.
— Ты можешь поговорить с ней, Саймон. Рассказать, что ты чувствуешь.
— Чувствую?
— Ну да. Например, что тебе грустно или тревожно. Что ты скучаешь по родителям. Или злишься на меня. Все, что хочешь.
— Звучит довольно глупо. От разговоров становится только хуже, — горько произнес он.
— Это не так. Может, ты думаешь, что легче смотреть телевизор и притворяться, что все в порядке, но когда передача закончится, проблемы вернутся.
— Нет. Потому что начнется другая передача, — сказал мальчик.
Что Мария могла ответить на это? Когда она видела, как Саймон часами просиживает перед голубым экраном, ей хотелось разбить телевизор к чертовой матери.
— Ты мог бы поговорить о том, что вас дразнят в школе.
— Это потому, что мама в тюрьме, а я хочу просто забыть об этом! — Мука в его голосе подняла в душе Марии волну ненависти к Софи. С тех пор как дети рассказали ей, что Софи их избивала, она ни разу не навещала сестру в тюрьме — ей не хотелось ее видеть.
Мария припарковала машину. Несколько секунд они с Саймоном смотрели на здание, в котором располагался кабинет доктора Миддлтон — большой белый дом со стеклянным подъездом. Не говоря ни слова, они пошли ко входу. Внутри, в комнате ожидания, были развешаны плакаты с изображениями цветов и кораблей. Мария взяла полистать журнал, Саймон стал играть с рисовальной доской.
Открылась внутренняя дверь, и высокая, красивая женщина вошла в приемную. Мария решила, что доктор Миддлтон примерно тех же лет, что она сама.
— Здравствуйте. Мария? — спросила доктор.
Мария пожала ей руку, а врач тем временем сосредоточилась на Саймоне.
— Привет, Саймон, — сказала она, улыбаясь и глядя прямо ему в глаза.
— Привет, — отозвался Саймон, сгорбившись.
— Может, пойдем в мой кабинет? — предложила женщина.
Саймон пожал плечами. Мария хотела было пойти за ними, но доктор остановила ее.
— Думаю, сегодня мы с Саймоном поговорим наедине, если, конечно, он не против.
— Я? — спросил мальчик, удивленно глядя на Марию.
— Ты не возражаешь? — спросила она.
— Не возражаю, — ответил Саймон. И, даже не помахав Марии на прощание, вошел в кабинет доктора Миддлтон и закрыл за собой дверь.
Мария купила салат, помидоры, картофель, рыбу-меч, чтобы приготовить ее на гриле, и шоколадный торт. Покупки она делала впопыхах, боясь не успеть встретить Саймона, когда он выйдет из кабинета доктора Миддлтон. Дожидаясь племянника в машине, она смотрела на людей, которые проходили мимо по улице. Некоторые узнавали ее или ее машину и тайком оглядывались, а потом продолжали свой путь. За покупками ей пришлось отправиться в Торговый центр, расположенный неподалеку от Блэквуда, только чтобы избежать этих надоедливых взглядов. За пределами Хатуквити истории их семьи уделяли гораздо меньше внимания.
Легкой походкой мимо нее шагали Хэлли и Нелл. Нелл везла в коляске Энди. Хэлли была в широкополой шляпе и солнцезащитных очках. Они увлеченно беседовали между собой. Мария вышла из машины.
— Где ты была? — спросила Хэлли. — Я звонила тебе.
— Ездила за покупками, — ответила Мария.
Хэлли огляделась вокруг. В основном на Саммер-стрит располагались жилые дома. Те, что побольше, были поделены на квартиры или кондоминиумы, иногда в них располагались приемные врачей.
— Что ты тут делаешь? — спросила Хэлли.
— Привезла Саймона к доктору Миддлтон, психологу.
Хэлли поджала губы.
— Мне это не нравится, — сказала она.
— А по-моему, это отличная идея, — заметила Нелл.
— У нас все и так достаточно плохо, не хватало только, чтобы люди подумали, что дети тоже замешаны во всем этом.
— Мама, ты что, шутишь? — сказала Мария. Даже для Хэлли это было слишком.
Хэлли сдвинула очки на нос и посмотрела на дочь. В глазах матери Мария увидела растерянность и страх.
— Это же пятно, которое они будут нести всю свою жизнь — то, что им пришлось обращаться к психиатру. Что, если из-за этого они не смогут поступить в колледж?
— Мама! — воскликнула Мария, шокированная косной логикой матери.
— Считайте меня старомодной, но в мое время семьи сами справлялись со своими проблемами, а не бросались чуть что к психиатру.
— Думаю, с этой проблемой нам самим не справиться, — сказала Мария преувеличенно спокойно, пытаясь скрыть тревогу. Она вспомнила теорию Питера о том, что мать не желает признавать всю тяжесть сложившейся ситуации, для сохранения собственного душевного спокойствия.
— Посмотри, сколько людей прошли мимо и не заговорили со мной, — сказала Хэлли. — Никогда не думала, что однажды не смогу пройти по Хатуквити с высоко поднятой головой.
Мария, ощущавшая то же самое, взглянула на Нелл в поисках поддержки.
— Это не продлится вечно, — произнесла Нелл. — Люди просто не знают, что говорить. Я думала, что другие мамы, забирающие детей из детского сада, избегают меня, но вчера, когда я пришла за Энди, одна из них сказала мне, что очень сожалеет о Софи и вообще обо всем этом. По-моему, она была искренна.
Хэлли бросила взгляд на дом, где находился кабинет доктора Миддлтон.
— Они любят обвинять во всем матерей. Уверена, сейчас он говорит Саймону, что Софи испытывала проблемы из-за меня.
— Доктор Миддлтон — женщина, и я уверена, что она понимает, как на самом деле все неоднозначно, — сказала Мария, хотя не была до конца уверена в том, что ее мать не права. Перед ее машиной припарковался грузовик службы доставки UPS, водитель начал разгружать коробки. Его присутствие заставило женщин обратить внимание на то, что они уже несколько минут говорят на повышенных тонах.
— Ты придешь на воскресный обед? — уже не так резко спросила Хэлли, пытаясь успокоиться.
— Да, — ответила Мария.
— А сегодня, значит, тот самый вечер? — с нажимом выговорила Хэлли. Мария поняла, что она говорит об Эде и Гвен, которые забирают детей на ночь. Она кивнула.
— Думаю, Софи с ума сходит от одной мысли об этом, — сказала Нелл.
У Марии появилось ощущение, что они говорят на каком-то секретном, шифрованном языке; представила себе семнадцатый век, когда Чарльз Слокум купил эту землю у вождя индейцев. Три женщины, обсуждающие какие-то свои проблемы посреди Саммер-стрит, вполне могли сойти за ведьм.
— Пожалуй, я подожду Саймона в приемной, — произнесла Мария.
— Пока, дорогая, — попрощалась Хэлли. — Увидимся в воскресенье.
— Приятного вечера, — сказала Нелл, помахав ей рукой.
— О чем это вы? — спросила Хэлли. Мария отвернулась и пошла по дороге, предоставив Нелл самой объяснять все Хэлли.
Из кабинета доктора Саймон вышел уже не таким напряженным. Пусть он не улыбался, но когда Мария сказала, что видела Хэлли и Нелл с Энди, мальчик одобрительно кивнул. У дома Дженкинсов он даже вышел из машины, чтобы погладить их колли.
— Кэрол и Алисия до сих пор здесь, — сообщила Оливия. — Может быть, зайдете выпить с нами бокал вина?
— Спасибо, — быстро ответила Мария, — но мне нужно собрать детей, — они сегодня ночуют у бабушки с дедом. — Меньше всего ей хотелось увидеть Алисию сейчас, за несколько часов до прихода Дункана.
Оливия улыбнулась:
— Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Я тоже страшно волнуюсь, когда отправляю Тоби к ее отцу на выходные. Я беспокоюсь о том, чтобы дочь произвела на него хорошее впечатление — гораздо сильнее, чем когда мы были женаты.
— Я боюсь, что забуду положить какую-нибудь мелочь, вроде их зубных щеток, и все решат, что я недостаточно хорошая тетка.
— Как надолго они едут? — поинтересовалась Оливия.
— Только на одну ночь.
— Ну, это несложно. Просто встаньте посреди их комнаты с сумкой в руках и подумайте, что может им пригодиться в течение двадцати четырех часов. Пижама, ночная рубашка, тапочки, книжки, игрушки, с которыми они спят, одежда, в которой они смогут поиграть завтра, запасные носки, купальники, если бабка с дедом возят их на пляж… вы легко с этим справитесь.
— Спасибо, Оливия, — сказала Мария, заглядывая в дом. Из холла доносился шум: дети устроили там беготню.
— У нас тут было одно недоразумение, — произнесла Оливия, понизив голос.
— Пэтти спросила Фло, правда ли, что ее мама в тюрьме — хотите верьте, хотите нет, но я не думаю, что она хотела поиздеваться над Фло. Но та повела себя так, будто не понимает, о чем Пэтти говорит, и сказала, что ее мама дома. Обе сразу забыли об этом. А вот и она! — сказала Оливия, протягивая руку к пробегавшей мимо Фло.
Мария кивнула, поблагодарила Оливию и попрощалась. Ее мысли были сосредоточены на другом. Она вела Фло за руку к машине, где Саймон все еще играл с собакой, и пыталась придумать, как объяснить детям, что они должны защищать мать, которая не сумела защитить их.
Тревога Саймона нарастала с каждой минутой. В ожидании Литтлфильдов они с Фло бросили свои рюкзаки на ступеньки перед входной дверью и уселись на них. Нахмурившись, мальчик смотрел на Марию.
— Что такое?
— Гвен и Эд ненавидят маму? — спросил Саймон.
— Не знаю, — ответила Мария.
— Скорее всего, — сказал он. — Потому что она убила папу. Ведь наша мама тоже ненавидела бы того, кто убил бы меня или Фло.
Мария готова была расцеловать его за понятливость. Она подумала, не обсуждал ли ребенок этот вопрос с доктором Миддлтон.