– Проклятие не вина конкретной нежити. – Иврос покачал головой. – Это вина короля. Думаю, об этом старик Мейхарт тебе тоже не рассказал. Он соблазнил лесную колдунью, уже будучи женатым. Наобещал много всего. Что оставит жену и детей, женится на ней и вместе они будут править Нордвудом. А затем обманул. Она ушла из семьи. Но король отверг ее. Выгнал с позором, назвал сумасшедшей. Женщина и правда обезумела от горя. Прокляла короля и его королевство. А потом бросилась с утеса Высокого Очага и разбилась. Но ее тело застряло среди скал. Никто достать его не смог. Чудовищное зрелище. Оно пролежало там ужасным напоминанием несколько дней. А потом вдруг исчезло. Все решили, что приливом смыло. Тогда-то и начала вылезать повсюду нежить. Полчища умертвий, мстящих за свою госпожу.
Гвин присвистнула.
– Так вот оно что. – Она поджала губы. – Но ты прав. Мейхарты мне не сказали. Стало быть, мертвая колдунья начала претворять в жизнь проклятие. Она убила королеву, присвоила ее корону и заняла столицу.
– И начала постепенно уничтожать жителей. – Иврос подбросил в огонь веточек. – Она стала превращать их в оживших мертвецов. Я много раз пытался одолеть ее, но не знал, как это сделать. Потому стал запугивать людей. Ну, знаешь, чтобы побыстрее уходили из Нордвуда. – Мужчина прищурился, неотрывно глядя в огонь. – Чтобы у нее не было возможности добраться до них.
Адептка отломила еще кусочек хлеба и задумчиво отправила в рот.
– А что за корысть у тебя в этом деле? – спросила она. – Ушел бы вместе с остальными. Что тебя держит в Нордвуде, кроме нелюбезного отца?
Он смотрел в огонь не мигая. Яркие сполохи плясали в глубине глаз.
– Та колдунья – моя мать. Ашада Норлан.
Гвин поперхнулась хлебом. Закашлялась.
Иврос протянул могучую руку и услужливо постучал ее по спине. А потом, когда адептка перестала кашлять, вручил ей крынку с молоком. Женщина сделала несколько глотков. Вытерла тыльной стороной ладони слезящиеся глаза и переспросила севшим голосом:
– Твоя… мать?
Оборотень кивнул.
– Ты в курсе, что я пыталась ее убить? А она пыталась убить меня? – на всякий случай уточнила Гвин.
– Я хочу, чтобы она обрела покой, – ответил мужчина. – Ты училась в хорошем месте. Многое знаешь. Смогла пережить встречу с ней. Даже меня не забоялась. Сдается, ты-то мне и нужна. Вместе мы можем с ней совладать.
Адептка тем временем пристально разглядывала его лицо. Ее челюсть отвисла сама собой.
– Ив, тьма тебя раздери, – пробормотала она.
– Что? – Он понял причину ее удивления не сразу.
А потом вдруг захохотал. От души и громко. Гвин даже вздрогнула от неожиданности.
– Нет, – отсмеявшись, он покачал головой, – я не королевский бастард. К Мейхартам никакого отношения не имею, поверь. Мать бросила нас, когда я был сопливым отроком. Она была сильной потомственной колдуньей. Ее род жил в лесах Нордвуда задолго до прихода Мейхартов. Наши предки оберегали эти края. А когда она… погибла, я сделался медведем. Первый раз я испытал неописуемый ужас. Тогда-то и понял, что с мамой что-то случилось. Это одна из причин, почему я хочу ее упокоить. А вторая в том, что, надеюсь, уход матушки освободит меня и снимет проклятие оборотня.
Гвин тряхнула головой. Ее рыжие волосы ярко блеснули в пляшущем свете пламени.
– Упокоить ведьму можно. – Она закусила губу. – Но, Ив, это вряд ли поможет тебе снять проклятие. Потому как то, что ты зовешь проклятием, на самом деле лишь проявление сил твоей матери. Тебе они достались по наследству. Поверь мне, я знаю, что говорю.
Она вновь представила себе ту мощь, что наверняка сейчас клубится вокруг Ивроса. Незримо для простого людского ока.
Мужчина горько усмехнулся.
– Я превращаюсь в зверя. – Иврос ткнул себя рукой в грудь. – По-твоему, это не проклятие?
– Нет. – Гвин придвинулась к нему, заглянула в глаза. – В тебе нет изменений, которые свойственны ликантропии или другим видам проклятий, что связаны со сменой обличия. Кроме того, ты не зависишь от фаз луны или внешних факторов. Твои кости не меняются. Шерсть не растет. Тело не подвержено мучительным обращениям. Ты не теряешь рассудок, будучи медведем. Я видела твой взор в звериной форме. Он абсолютно человеческий. Ты не чувствуешь жажды крови. Чары окутывают тебя, точно кокон. Этот медведь будто возникает вокруг тебя. И так же легко рассеивается. Как я поняла, ты сам волен призывать и разрушать чары, когда тебе вздумается. Я права?
– Да. – Иврос медленно кивнул.
– Ты – оборотень. Но это не проклятие, – сделала вывод Гвин, отодвигаясь обратно на свое место.
– Ты ошибаешься. – Он нахмурился. – Мать меня прокляла. Она оставила на мне метку, когда я был совсем маленьким. И с ее смертью эта метка начала работать, а я стал превращаться в зверя.
– Какую метку? – не поняла адептка.
– Матушка поместила черный символ на мое плечо. Не знаю, зачем так обращаться с собственным чадом, но она это сделала. Потому надеюсь, что, когда она упокоится, я лишусь этих медвежьих… сил, – пояснил Иврос.
– Покажи, – велела Гвин.
– Что?
– Где тут винокурня, – съязвила женщина. – Метку, разумеется!
Иврос колебался несколько мгновений.
Гвин смотрела пристально. Ждала.
Оборотень встал с места и стянул рубаху через голову. Повернулся к ней левым боком.
Адептка не могла поверить увиденному. Даже встала с места и подошла вплотную.
Он действительно был там. Черный символ. Точно след огромной медвежьей лапы на все плечо. Только когти были заостренными защитными рунами, а вместо оттиска большой подушечки красовалась рычащая голова медведя. Лесной владыка демонстрировал огромные клыки и выглядел весьма устрашающе.
Гвин не удержалась и коснулась кончиками пальцев этого знака. Она ощутила еле различимую вибрацию. Как крылышки маленького насекомого, запертого в банке. Женщина невольно сглотнула.
Все это время Иврос неотрывно смотрел на нее. Она была так близко, что он мог различить золотые крапинки в зеленых глазах. Ее пальцы были теплыми, а прикосновение – деликатным. Мужчина успел уловить удивление на ее лице, прежде чем она отстранилась.
– Это не проклятие. – Гвин с ногами забралась на шкуры.
– Нет? – с недоверием переспросил оборотень.
– Нет. – Она покачала головой, исподволь разглядывая мужчину перед собой.
Крепкий и высокий, переполненный мощью древней крови, он даже не осознавал своих настоящих способностей. Как и не чувствовал холода, поскольку все так же стоял перед ней без рубашки, точно на дворе царило лето, а не глубокая осень.
– Это сдерживающий знак, – пояснила она. – Твоя мать хотела дать тебе время, видимо. Чтобы ты привык к живущей внутри тебя силе. Она сковала ее символом. Ограничила. Наверняка собиралась убрать, когда ты подрастешь. Но ее не стало. И знак начал слабеть. Но полностью не исчез. Скорее всего, из-за того, что твоя матушка не оставила этот мир как подобает и…
– Ты можешь его снять? – перебил Иврос, до которого наконец дошло, что адептка беззастенчиво его рассматривает. Потому он натянул рубаху и сел подле нее.
– Да. – Гвин задумчиво закусила губу. – Есть некие условия. Но я думаю, что знаю, как его убрать.
– Как? – задал новый вопрос Иврос. И тут же сам предложил ответ: – Упокоить матушку?
Адептка медленно кивнула.
– Это поможет мне перестать быть… зверем? – продолжал настаивать он.
– Это снимет ограничения, Ив. – Гвин вздохнула. – Не хочу обманывать. Тебе точно станет легче. Но, скорее всего, ты получишь все. Я имею в виду силу рода твоей матери.
– И я стану… колдуном? – Он недоверчиво усмехнулся.
– Ты уже колдун. И это не так уж и страшно, поверь мне. – Адептка нахмурилась. Она никогда не считала поиск ободряющих фраз своей сильной стороной. – Многие бы все отдали за твои способности. Потомственный дар всегда куда сильнее искусственно взращенного.
Оборотень промолчал. Углубился в мысли. Ему многое стоило обдумать. Многое сопоставить. И вряд ли все нужные выводы удастся сделать с первого раза. Гвин предпочла ему не мешать. Она вновь принялась уплетать уже остывший хлеб и запивать таким же остывшим молоком.
Убаюкивающе шелестел дождь да потрескивал костер.
Наевшись, Гвин вручила крынку и оставшуюся половину хлеба Ивросу, но тот лишь отставил все в сторону, водрузив общипанный мякиш поверх крынки, и вернулся к размышлениям.
Гвин не знала, сколько времени они так просидели в тишине. Когда она уже начала клевать носом, Иврос наконец обратился к ней:
– Откуда ты так много знаешь про мертвецов и проклятия? – Его низкий голос вывел ее из оцепенения. – Тебя обучали этому в той твоей… школе, где ты училась чародейству?
– Я училась в Академии, – поправила Гвин. – Но нет. Мой родитель имел странные увлечения, скажем так. – Она зевнула. – Изучал проклятия разного рода. В том числе причины того, почему некоторые усопшие восстают по ночам и едят своих живых собратьев. Отец в этом весьма преуспел, должна сказать. Когда я была маленькой, у нас постоянно имелся один-другой упырь в подвале дома. – Гвин усмехнулась. – Одни детки засыпают под мурлыканье кошки, а другие – под заунывные стоны из-под пола.
– И ты находишь это смешным? – Он покосился на нее. – Теперь понятно, почему ты такая…
– Черствая? – Женщина с вызовом улыбнулась, обнажая длинные клыки. Лицо приобрело хищное выражение.
– Отважная, – терпеливо поправил Иврос. – Девочка, у которой в подполе вместо крыс водились мертвяки.
Гвин пожала плечами. Она поглубже забралась на пропахшие медведем шкуры и прислонилась спиной к холодной стене амбара. Ночь вошла в силу. Да и усталость давала о себе знать. Оттого так невыносимо сильно хотелось спать. Устроиться прямо тут, закутаться в плащ и провалиться в забытье, несмотря на присутствие совершенно постороннего человека. Так бы и случилось, скорее всего, не заведи он этот разговор о мертвецах.
– Некоторых мне было даже жаль, – припомнила адептка. – Но все они заканчивали одинаково. Отец отправлял их на тот свет рано или поздно. Завершал их мучения. Вечный голод. Жажда теплой крови и живой плоти, которой они лишены. Вкупе с папиными экспериментами. Благо страдания их были не напрасны. Папа далеко продвинулся в своих изысканиях. Даже несколько дыр в крупных научных трудах залатал.