Мальчишка передвигал ногами в такт музыке. Подавал руку тогда, когда было нужно. Отдалялся и приближался, но оторваться от рыжеволосой женщины не смел. Как мошка, что безвозвратно запуталась в силках паука.
– Больше никаких насмешек. Никаких замашек на превосходство, ты понял меня, принц? Твои поля ничем не лучше наших. И мне думается, что теперь даже хуже. Во многом. – Гвин улыбалась так сладко, что в этой сладости можно было насмерть захлебнуться. – Ты должен стать достоин того, чтобы она хотя бы смотрела в твою сторону, понял меня?
Последнюю фразу она повторила достаточно громко. Многие в зале услышали. Многие оглянулись на них. Гвинейн это и было нужно.
Юноша закивал. Заулыбался. Криво и отчаянно.
Адептка протянула руку с последними аккордами музыки и потрепала его за щеку. Точно пятилетнего ребенка. Больно и нарочито долго.
– Молодец. – Она одарила его новой улыбкой. Острой, как битое стекло. – А теперь иди к своему отцу. И не смей приближаться к Деване до конца вечера.
Эмерик Эверхил сорвался с места и бросился прочь чуть ли не бегом. Даже забыл поцеловать руку благородной партнерши по танцу. Несчастный.
Гвин дернула плечами, с трудом сдерживая клокочущий в груди смех.
– Что это с ним? – спросил Квенедил.
Он подошел к жене, ведя под руку раскрасневшуюся после танца сестру.
– Вероятно, живот скрутило, – пожала плечами Гвин. – Странный парнишка. Вряд ли сможет снова к нам присоединиться.
Она перехватила взгляд округлившихся от удивления глаз Деваны. Подмигнула. И уловила улыбку на губах девочки.
– Тебе весело, сестрица? – спросила адептка, беря Кевендила под локоть свободной руки.
Девана радостно закивала.
– Тогда…
Гвин не успела договорить, что именно должно произойти «тогда». Колокол в часовой башне зазвонил полночь. Музыка смолкла, а люди засуетились. Каждый стремился оказаться подле тех, кого любил более всего.
Сердце адептки невольно сжалось от нахлынувшего чувства вины. Она должна была остаться с ним. Но вместо колдуна с золотыми глазами рядом оказался постылый муж, который не вызывал в ней ничего, кроме скуки.
– Пусть король скажет речь! – прокричал кто-то из вельмож, поднимая кубок.
Конечно, речь шла о короле Нордвуда. Хозяин замка по обыкновению говорил слова в момент перехода из минувшего в грядущее. Такова традиция.
Бариан Мейхарт выпрямился. Сделал шаг к центру зала.
– Пусть слова скажет колдунья, – внезапно произнесла та самая старуха, что меланхолично восседала у очага в кресле. Старческий голос прорезал праздник острым ножом. – У колдуньи больше власти над этим миром, чем у любого короля.
В этом заключалась истина.
Все знали. Все согласились. Даже Бариан Мейхарт возражать не смел. Он ответил легким кивком. Однако, когда взгляд Гвин пересекся с его взглядом, адептку словно обожгло. Но это было неважно.
Неважно, пока звучал колокол.
Гвин торопливо оторвалась от мужа. Вышла на середину зала, стуча каблучками. Туда, где сходились стрельчатые узоры каменной плитки.
Ревность. Зависть. Восхищение. Желание. Похоть. Боль. Страх. Почтение. Все смешалось в одной точке. В ней. Как должно. Чтобы завершить один виток. И начать новый.
Колокол умолк.
Тишина, густая, как патока, заполнила помещение. Лишь похрустывали дрова в каминах. Тихо и нерешительно.
Гвинейн развела руки в стороны. Повернулась на месте так, чтобы оказаться лицом к высокой йольской ели. И громко произнесла те слова, что год за годом твердил собственный отец все ее детство:
– Ночь Матери сегодня наступает. Пусть колесо свершит свой оборот. Плоды пусть снова станут урожаем. Пусть зло навек уйдет.
Она опустила руки.
Пламень в очагах спал. И зал погрузился во мрак.
Зашептали люди. Одна женщина вскрикнула. Кто-то из детей заплакал.
– Да начнется новый год – год света и благодати! – Голос адептки эхом разнесся по коридорам замка.
Ее очи заполнил мягкий белый свет. А вслед за ним началась магия. Гвин точно знала, каким должно быть то самое чудо.
Символом жизни и победы над смертью всегда оставался огонь. Потому люди и разводили в ночь Йоля костры до самых небес. Но во дворе Высокого Очага места для костра не осталось, там стояли сани многочисленных гостей. Потому адептка и решила принести огонь сюда. В праздничный зал. Ее любимый ритуальный пламень. Но не простой. А тот, что нынче пылал в ее собственном сердце.
Золотое пламя яркими искрами заполнило стеклянные шары на йольском дереве. Точно светлячки, один за другим они вспыхнули среди душистых ветвей. А потом под возгласы нарастающего восторга зажглись свечи на столах и в венках повсюду. Последними занялись дрова в каминах. С ревом огонь взметнулся ввысь, вгрызаясь в покрытые копотью дымоходы.
Золотой свет стремительно потек по коридорам мягким теплом. Прогоняя тени. Заполняя каждую трещинку. Забираясь в каждую комнатку. В каждый ящичек и сундучок. Не оставляя без внимания ничего.
На миг Гвин почудилось, что это не она направляет чары. Что Нордвуд сам рвется на волю прямо сквозь нее. Струны энергий вокруг золотились и дрожали. Это была настоящая паутина. Конечно, никто, кроме адептки, не мог узреть ее. Но для Гвин она была абсолютно реальна. И в то же время непостижима. Точно не она колдовала, а Иврос стоял за ее спиной, обнимая за стройные плечи под черным бархатом платья.
Золотой свет полыхнул.
Маленькое солнце взорвалось и погасло.
Мир вокруг стал таким же, как и прежде. Обычный огонь жарко пылал в очагах. Тени вернулись на свои места. Даже золотой свет внутри стеклянных шаров пропал.
Люди кричали и хлопали в ладоши. Смеялись дети и женщины. Зазвучала музыка. Еще веселее прежнего. Торжество жизни над смертью. Победа нового над старым.
Но Гвин не слышала и не видела ничего вокруг.
Кроме полных ненависти глаз Бариана Мейхарта, стоявшего на возвышении напротив нее.
Она улыбнулась, облизнув губы.
Шах и мат, ваше величество.
Он бросил короткий взгляд в сторону галереи второго этажа. И, отвернувшись, неспешно побрел к лестнице.
Свекор сам вызывал ее на разговор. Гвин надлежало последовать за ним. Наверх. Но ей почудилось, что для этого нужно сделать шаг в бездну.
Глава 8Жесты доброй воли
Король Нордвуда ожидал в своем кабинете. Когда Гвин зашла в приоткрытую дверь, Бариан Мейхарт стоял подле горящего камина, скрестив руки на груди. На лице его застыла маска ледяного гнева. В отблесках пляшущего пламени черты казались пугающими. Других источников света не было. Вероятно, слуги не рассчитывали, что правителю вздумается навещать рабочий кабинет в разгар шумного празднества.
Гвин окинула быстрым взглядом комнату. Она бывала здесь всего однажды. В сокровенные дела, связанные с управлением страной, Бариан Мейхарт невестку посвящать не спешил. Вероятно, полагал, что ее влияние на Нордвуд и без того чересчур велико. Потому прятал святая святых от посягательств магички. Впрочем, было бы что прятать. Все те же сдержанная мебель, огромные гобелены и превеликое множество документов на стеллажах и письменном столе размером с небольшую театральную сцену. Львиная доля этих бумажек наверняка уже утратила актуальность. Пожалуй, единственным интересным предметом здесь оказалась громадная карта королевства и окрестных земель – умело написанное полотно во всю стену над королевским столом. Настоящее произведение искусства.
Адептка плотно закрыла за собой дверь и сделала реверанс. Однако проходить внутрь не спешила. Что-то во взгляде короля насторожило ее. Будто бы он собирается сейчас зачитывать ей обвинения, а не наоборот.
– Что все это значит? – без предисловий начал король. – Я требую объяснений.
– Требуете, ваше величество? – Гвин усмехнулась.
– Я требую объяснений всему, что происходит под моей крышей, – сурово повторил монарх. – Что все это значит?
– А что вы видите, мой король? – Адептка скопировала его позу, так же скрестив руки на груди.
– Я вижу зарвавшуюся девчонку, которая не ведает границ дозволенного! – сердито выпалил Бариан Мейхарт. – Она вмешивается в дела, которые ее не касаются. Не соблюдает приличий. Уезжает и приезжает когда вздумается и с кем вздумается. Заявляется на праздник в, – он поджал побелевшие губы, подбирая слова, – вопиющем виде!
Бариан Мейхарт взмахнул рукой. Указал на огромного паука на ее платье.
– Думаешь, я не раскусил провокации? – Его щеки покрылись красными пятнами от вскипающего гнева. Бедняга-король сдерживался из последних сил, чтобы не сорваться на крик.
– Вы о гербе дома Хагмор, ваше величество? – Гвин сделала пару шагов к королю.
Монарх инстинктивно отступил, но промолчал.
– Вы ведь знаете его, не так ли? – продолжала адептка, не сводя глаз с лица правителя. – Это герб прежних хозяев Нордвуда. У него столько же прав находиться на празднике Йоля, как и у прочих гербов в зале. Не согласны? Золотой паук на черном поле. Герб Ашады Норлан. Вернее, Ашады импери Хагмор. Той самой колдуньи, что вы загубили.
– Что ты несешь? – тихо процедил король. Словно боялся, что их услышат.
– Хотите мою версию случившегося? – Гвин прошлась по комнате, остановившись лицом к карте и спиной к оторопевшему свекру. – Вы повстречали жену лесника. Она представлялась всем лесной ведьмой. Женщина с вами сблизилась, даже показала единственное место, где висит этот герб. Она водила вас в Терновый Бастион. Так вы узнали, что Ашада – импери. Хозяйка земель по праву крови. Ашада хотела вернуть своему роду Нордвуд. Вы пообещали ей, что расстанетесь с женой. Вступили в связь. Но когда пришло время выполнять обещание, скинули Ашаду в море. – Гвин повернулась к королю и отчеканила: – Это вы убили ее, чтобы избавиться от импери в своих землях.
– Что ты несешь? – прошипел мужчина. И добавил еще тише: – Я любил ее. И никогда бы не тронул. Она сама бросилась с утеса.
Гвин устало потерла виски. Покачала головой.